– Да все это знают, – пожал я плечами. – Мировой коммунизм распространится по всей Земле и по всем странам. Денег не будет. Каждый будет брать столько товаров и продуктов, сколько ему надо. Так вроде нас в детстве учили.

– Так, – кивнула мать. – Спать ложись. Поздно уже.

* * *

Утро ворвалось через открытое окно лаем собак и свежестью росы. Воздух казался чистым, как в деревне. Не открывая глаз, я привычным движением свесил с кровати руку и потянулся к полу. Поводил по заскорузлому линолеуму пальцами и ничего не нашел. Блин! Где этот чёртов телефон? Будильник на нём не прозвонил. Надо срочно посмотреть время. Наверняка уже обед или того хуже – утро… Опять его оставил на зарядке на тумбочке. Сколько раз зарекался так не делать – батарея от таких забывалок дохнет…

Открыл глаза и с удивлением понял, что мобильника, интернета, мировых новостей и прочего треша в ближайшее время не предвидется. Я – выпускник средней школы и живу с матерью в обычном советском городе. Меня не заботят крипта и курсы валют, у меня всё гораздо проще – надо поступить в школу милиции и найти своего сослуживца (ему сейчас наверное лет десять, не больше), того, что убил меня в 2022 году.

В глубине души я порадовался, что это не сон. Все дороги открыты. Можно начать жизнь заново. Но почему, чёрт побери, я опять пытаюсь выбрать прежний путь? И ничего с собой не могу поделать. Может, судьба закинула меня сюда не просто так? Может, есть какое-то предназначение.

Я не верю в избранных и прочих блаженных, которых провидение (или сценаристы в Голливуде) назначило спасти мир от сил зла (или русских). Но в свете последних событий, учитывая, что я переместился в прошлое, уже не так категорично к этому отношусь.

Я встал с кровати. На мне была чуть растянувшаяся белая майка, висевшая на острых плечах, как флаг сдающегося в плен солдата. И черные хб-шные трусы-паруса. Всё, как в советских фильмах.

Я потянулся и, приняв упор лёжа, попробовал отжаться. На пятый раз чуть не зарюхался носом в пол. Руки мои дрожали, как ноги проститутки после двойной смены. Да-а… Надо браться за это тело всерьёз. Даже отжиматься нормально не умею. А мне ещё на вступительных физо сдавать. Бег, прыг и другие турники.

Надо, кстати, узнать, что за экзамены там принимают. В своем времени я истфак закончил, так как совсем не собирался служить в органах внутренних. Но друг меня завлёк и завертелось. А потом этого друга списали на пенсию и он стал маньяком. И убил меня, гад, исподтишка. Зачем? Все равно ему не скрыться. Наверняка Коля дал ходу справке о совпадении ДНК по базе.

С отжиманиями не срослось, и я решил поприседать. Выгнул спину в пояснице, как тиктокерша перед зеркалом, которая собралась селфить свой попец. Расправил плечи, и присел. Колени по-стариковски хрустнули. Раз, два, три. Через пару десятков раз хруст исчез. А я вывалил язык на плечо, как сенбернар посреди пустыни, одышка тоже присутствует. Вот блин. Я на физру вообще что-ли не ходил. Вроде в советских школах со спортом всё по фэн-шую было. Наверное, я тот еще прогульщик.

Я оглядел свою комнату, чтобы узнать себя получше. Простенькие обои в безвкусный горошек, массивный, чуть кособокий шифоньер, письменный стол с выдвижными ящиками и панцирная скрипучая кровать с ватным матрацем. Все…

Даже магнитофона нет. Но зато на стене висит гитара. Ух! Неужели я играть умею. В той жизни мне по уху (даже по обоим) пробежало стадо медведей. Больших таких, белых, наверное, ну или минимум гризли. А в этой?

Я снял гитару и сдул с жёлтого, чуть потёртого корпуса, пыль. Левой рукой зажал струны, а правой ударил по ним. Дребезжащий звук разнёсся по комнате. Ударил второй раз. Звук повторился, только стал ещё более противным. М-да-а… А я думал, ща как польётся песня дивная. Очи черные, ну или утки, на худой конец. И два гуся с ними. Хотел, как лучше, а получилось, как у Бузовой. Ну, ту хоть куча народа слушает. А у меня даже воробьи с подоконника смотались после такого концерта. Даже нагадить успели в знак своей признательности.

В дверь постучали, я не успел ничего ответить, как в комнату вошла мать. Вид у не был обеспокоенный:

– Андрей, там к тебе пришли…

– Кто? – удивился я.

– Из милиции. Поговорить хотят.

Я быстро натянул трико с вытянутыми коленями и незаметной дырочкой на бедре и вышел из комнаты.

– На диване, под настенным ковром с изображением пятнистого оленя сидел, похожий на него человек в милицейской форме старшего лейтенанта. Только вместо рогов кустистые усы. Глаза хитрые, как у Бармалея. Нос красный, как у Санты, покрыт сеточкой капилляров. Однако, любит служивый выпить.

– Андрей Григорьевич Петров? – милиционер вопросительно уставился на меня.

О, круто, отчество у меня, оказывается, как в прошлой жизни. Вот так совпадение. Или это не совпадение?

– Да, – кивнул я и уселся на стул напротив.

Мать, заломив руки, прислонилась к стене и вздыхала. Интересно, что он ей уже наговорил? Ладно. Разберемся сейчас с коллегой.

– Я участковый инспектор милиции Осинкин. Жалоба на вас поступила, Андрей Григорьевич.

– Какая жалоба? – непонимающе уставился я на него.

– Ну как же, драку на выпускном затеяли. За школой. Человека чуть не покалечили…

– Какого человека? – включил я Ваньку.

– Одноклассника вашего, Быкова.

У матери отвисла челюсть.

– Все нормально с Быковым, – невозмутимо ответил я. – Он сам упал и нос разбил.

– А у нас другие сведения… – загадочно проговорил Осинкин.

В голове прокрутились все возможные варианты событий. Что-то темнит коллега. Быков меня не сдал. Он даже в учительской ничего не сказал, когда ему в нос затычки вставляли. А тут вдруг целый участковый пожаловал. Конечно, в советское время побои в общественном месте карались серьёзнее, чем сейчас. Как злостное хулиганство квалифицировались. Но Быков-то меня не сдал. И я вспомнил этого мента. Ну как же! Он всех местных алкашей в вытрезвитель регулярно забирал. А потом сам же их выпускал за пузырь или за червонец. Что ж ты, гнида, честь советской милиции позоришь? Даже мне за державу стало обидно.

– Покажите мне заявление.

– Какое заявление? – опешил участковый.

– Которое написал на меня Быков. О причинении телесных повреждений из хулиганских побуждений.

– Заявление…. Э-э… Я же говорю, жалоба…

– Его нет, так?

– Но есть жалобы от других участников инцидента, – хриплый голос участкового растерял нотки уверенности.

– Каких?

– Вот, выпускник Зинченко сообщил, что вы вели себя неподобающе комсомольцу. Затеяли драку с одноклассником и разбили ему нос.

– Зинченко? Это дружок Быкова? – память реципиента постепенно ко мне возвращалась (главное, чтобы его мозг не вернулся, а то буду, как Билли Миллиган, с толпой разных ублюдков в голове жить). – А не у него ли случайно отец в горкоме партии работает? Это он вам звонил? И потом, если потерпевший Зинченко, тогда должен быть акт судебно-медицинского освидетельствования его бренного тельца с фиксацией побоев и определения степени тяжести причиненного вреда здоровью. А так получается, что вы превышаете должностные полномочия.

Осинкин не ожидал такого напора от пацана-тихони и заёрзал под моим проницательным взглядом.

– Это неважно, – пробормотал он. – Но я должен принять меры…

– В общем, так, товарищ участковый. Я так понимаю, что письменного заявления или обращения нет. Соответственно, вы не можете меня привлечь к административной, а тем более к уголовной ответственности. Есть некая устная жалоба, скорее всего телефонный звонок. Но слова к делу не привяжешь. Это обращение не зарегистрировано, а значит ваше присутствие здесь не совсем законно. Вы, конечно, можете реагировать на устные обращения граждан, но только лишь с целью проведения профилактических бесед с нарушителем. То есть со мной. Считайте, что беседу вы уже провели, я вас больше не задерживаю. Всего хорошего.

– Да ты! Да я! – пыхтел участковый, но не находил подходящих слов.

– Дядя Петя, иди уже на обход своего участка, – тихо проговорил я. – Алкаши тебя заждались. Сегодня ты какой-то хмурый с утра. Видать, никого еще в каталажку не упёк.

– Как ты разговариваешь с сотрудником милиции, щенок?! – дядя Петя снял фуражку и смахнул крупные капли со лба.

– Не шуми, – улыбнулся я. – А то соседи милицию вызовут. И не приходи больше. А то некоторые пьянчуги из третьего подъезда, что на втором этаже живут, помнишь? Захотят вдруг в прокуратуру обратиться. И рассказать следователям, сколько стоит свобода в медицинском вытрезвителе.

– Ты кто? – тихо выдавил участковый и пулей вылетел из квартиры.

Даже фуражку забыл.

– Дядя Петя, фуражку забери! – крикнул я вдогонку. – Мне она великовата будет. Я вам еще не говорил? Тоже в милицию собираюсь. Скоро вместе работать будем…

Горе-милиционер торопливо вернулся, схватил фуражку и вновь исчез. Я посмотрел на мать. Она подпирала стену с открытым ртом и круглыми, как у мадагаскарского лемура глазами.

– Андрюша, – пробормотала она. – Это что сейчас было?..

Глава 5

Скрипучий лупоглазый ЛиАЗ с шипением раздвинул створки дверей и выпустил толпу народа из своих недр. Остановка «Первомайская» примостилась у городского парка. Я вышел вслед за потоком людей из жёлтого автобуса, с немного пожамканными от времени боками, и направился прямиком к огромному бетонному забору, который прерывался шлагбаумом с будкой КПП. За забором возвышались новенькие корпуса.

Вот оно – моё учебное заведение. Что я там забыл? Хрен его знает. Как сотрудник, я подкован лучше любого советского генерала. Знаю такие фишки в расследовании, которые им и не снились. Но мне диплом нужен. Странно, но почему-то зазорным не считаю – окунуться в курсантство с нулевыми, как моя сегодняшняя жизнь, погонами. Такое ощущение, будто раньше мне этого не хватало. Курсантом я никогда не был. В ментовку пошёл работать после гражданского ВУЗа.

Из будки высунулась молодая выбритая морда в погонах рядового. Очевидно, курсант. Но первого набора ещё не было. Сюда, наверное, перевели местных из числа слушателей из Воронежа или Волгограда. Самые крупные школы там были.

– Что хотел? – сонно проговорил постовой.

– Я поступать, – ответил я. – Узнать хочу, какие документы нужны и какие экзамены сдавать.

– Нужны письменные рекомендации из горкома комсомола, военный билет с характеристикой из военной части, где проходил службу, школьный аттестат и характеристика со школы, – выдал заученную фразу рядовой.

– Чего? – у меня отвисла челюсть. – Какие рекомендации, какой военник? У меня только аттестат и паспорт.

– Без службы в армии и рекомендаций горкома никак нельзя, – замотал головой курсант. – Я в прошлом году поступил в Волгоград. А до этого, мне ещё пришлось год после армии в ППС-никах рядовым пробегать, чтобы рекомендации получить. Потому что комсомольцем я не был тогда.

– Да ты издеваешься! – внутри меня все вскипело. – Тут школа милиции или набор в академию высшей партийной номенклатуры (знаю, что такой нет, но интересное название). – Пропусти, – категорично кивнул я. – Хочу с начальником курса переговорить.

– Не положено, – курсант бочком отошел к будке. – Он вам ничего нового не скажет.

– Посмотрим, – сказал я и шагнул к крутящейся вертушке-калитке.

– Стоять! – курсант схватился за поясную кобуру.

Ну кого ты хочешь напугать? Я уже давно срисовал, что пистолета в ней нет. Так, тряпьем каким-то для вида набита. Для местных проверяющих, наверное, прокатывает.

– Что за шум? – зычный голос раздался у меня за спиной.

Следом за голосом появился седой полковник с выправкой солдата.

– Да вот, товарищ начальник курса, – пожаловался курсант. – Гражданский хочет внутрь прорваться.

– Зачем? – возрастной полковник сверлил меня проницательным взглядом.