Я выглянул из-за Ленки. В проходе стояла подтянутая девица в костюме «летчицы». Двубортный синий китель чуть подчеркивал талию и был немного тесен для выпирающей груди. Юбка из такой же ткани опускалась чуть ниже колена. Хотелось бы её чуть укоротить, но прокурорская форма такого не терпит. Это в наше время ляльки с накачанными, как у утконосов губами и раскосыми лисьими глазищами перешивают на себя прокурорские мундиры, чтобы задницу ботоксную лучше видно было. А здесь естественная красота. Да еще и в форме. Я засмотрелся…

– Девушка! – всплеснула руками Ленка. – Почему без халата?

– Я из прокуратуры.

– Да хоть из КГБ СССР, правила для всех едины. Возьмите халат у постовой медсестры и приходите.

Через минуту прокурорская вновь появилась в палате в белой бесформенной накидке.

Я поморщился. Люблю девушек в форме, а в простынях они не очень выглядят. Она подошла к моей кровати и села на табурет. Уже определила по возрасту, что я и есть её объект допроса.

– Здравствуйте, гражданин Петров, – начала она официальным тоном. – Меня зовут Федорова Галина Владимировна. Я следователь городской прокуратуры. Буду вести дело по факту причинения вам тяжких телесных повреждений.

– Ого, – я сделал усилие и сел на кровать. – А почему не милиция этим занимается? Обычная уличная драка.

– Вы не всё знаете, – на белом, словно выточенном из мрамора лице девушки (наверное, работает много и не загорает), скользнула еле заметная улыбка.

Она тут же попыталась её спрятать за маской официоза. Такая молодая, а уже следак в прокуратуре. Явно по кумовству прошла. Сама, наверное, ни фига не смыслит в тонкостях расследования. Как статист работает и фиксирует факты, а ее покровители направляют потом по нужному руслу. В мое время так было, и раньше так оказывается. Эх, страны разные, а люди одинаковые…

– Вот, возьмите, – девушка протянула мне газету.

Это был сегодняшний номер местной газеты. От нее пахло типографской краской и целлюлозой.

Поймав мой недоумевающий взгляд, следователь кивнула:

– Там статья про вас, на второй странице в первой полосе.

Я развернул газету. Заголовок кричал: «Комсомолец Андрей Петров задержал и обезвредил валютчиков».

– Ого! – присвистнул я и начал читать.

В ней говорилось о том, как комсомолец Андрей Петров, прогуливаясь по родному городу, наткнулся на подозрительных людей, выходящих из заброшенного дома. Почувствовав неладное, комсомолец отважно бросился преследовать подозрительных личностей. Догнал их в тупиковом проулке и вступил с ними в неравную схватку. В результате стычки отважный комсомолец получил ножевое ранение, а оба преступника доставлены в больницу с черепно-мозговыми травмами. Благодаря смелым и грамотным действиям Петрова бандиты были задержаны. В их карманах обнаружили доллары США. Проводится расследование.

– Так я что? Герой? – я отложил газету.

– Так точно, товарищ Петров, – кивнула девица. – Вы проявили настоящее мужество. Вы столкнулись с валютчиками. В заброшенном доме у них был тайник. Но это всё для газеты и для публики. А мне, пожалуйста, расскажите, как всё было на самом деле…

– Да так и было… – пожал я плечами. – Как все написано. Подумал, что типы подозрительные, окрикнул их, а они дёру дали.

– Там была свидетельница, – нахмурилась следачка. – Женщина, которая видела, как подозреваемые выходили из полуразрушенного здания, а вы крикнули им вслед слово «полиция». Что это значит, Андрей Григорьевич?

А следачка-то не простая оказалась. С мозгами куколка. А я думал, пустышка. Ошибся на её счет. Надо ухо востро держать, а то припаяют антисоветщину. Полиция у фашистов была, да у буржуинов сейчас. А у нас советская милиция. Самая народная и родная. Нравится мне название…

– Свидетельница ошиблась, – категорично заявил я. – Я крикнул слово «милиция». Они схожи по звучанию.

Следачка скептически постучала ухоженным ноготком, покрытым бесцветным лаком по планшету с прищепкой, под которой виднелся листок бланка протокола допроса.

– Вы же не из милиции? – вопросительно уставилась она на меня. – Зачем вы так крикнули и зачем вы за ними побежали? Это было опасно. Вы знали, что они занимаются валютными операциями?

– Все побежали, и я побежал, – включил я Алёшика. – А что я должен был кричать? Горгаз! Или: Стоять, справочная! Типы подозрительные. Вышли из заброшенного дома и по сторонам зыркают. На окрик «милиция» среагировали неадекватно. Рванули в переулок. Я за ними. Не знал, что там тупик. Сам в ловушку попал. Деваться мне было некуда и пришлось биться за свою жизнь насмерть. Я же не знал, что у них нож и они не прочь меня пришить. Улицы советских городов обычно безопасны для граждан…

Следачка почесала коготком носик и задумалась. Вроде поверила. Естественно я знал, во всяком случае, предполагал, что они опасны. Видя, как эти гаврики улепётывают, сразу понял, что бандюги. А бежал не комсомолец Петров за ними, а старший оперуполномоченный убойного отдела майор полиции Нагорный Андрей Григорьевич. Но этой пигалице я так не могу сказать. Либо в психушку упекут, либо того хуже… Из комсомола выгонят.

– Галя, что вы так на меня подозрительно смотрите? – улыбнулся я. – Обычное дело, побежал, подрался. Повезло не сдохнуть. Про валюту я не знал. Про то, что они рецидивисты тоже. Иначе ни за что бы на рожон не полез.

– Называйте меня, пожалуйста, Галина Владимировна, хорошо? – девушка нахмурилась. – Вот… Распишитесь здесь и здесь. А здесь напишите: «С моих слов записано верно, мною прочитано».

– Окей, – кивнул я. – Только дайте-ка я сначала протокольчик прочитаю…

Галя поморщилась (то ли так среагировала на мою просьбу, то ли на слово «окей») и протянула мне кожаный планшет.

Такой неудобный и громоздкий. Он же и полупортфель. Неужели нельзя сделать легкие твердые планшеты, чтобы писать на весу. Пластик вроде уже изобрели давно.

Я пробежал глазами протокол. Вроде всё верно написано. Барышня странноватая, но честная. От себя ничего не приписала. Ей бы волосы распустить, платьице покороче и в клуб. Цены бы ей там не было. А тут сидит и смотрит на меня, как Шапокляк на чебурашку. Того и гляди, из её портфеля Лариска выскочит. Я расписался и протянул планшет хозяйке.

– Спасибо, Галя, – я широко улыбнулся. – Надеюсь, ещё увидимся.

– Увидимся тогда, когда я признаю вас потерпевшим по делу официально и когда обвинительное заключение составлю. Там ваши подписи нужны будут. А пока из города в ближайшее два месяца попрошу не уезжать.

– Знаю, – кивнул я. – Поэтому и говорю.

– Откуда вы знаете? – опять с подозрением уставилась на меня молодая «Шапокляк». – Вы раньше проходили по другим делам? Я запросы на вас ещё не делала.

– Не проходил, в кино видел, про милицию, – улыбнулся я, а про себя подумал: «Как же всё у вас долго, нет компов и сетей с базами, всё через бумажку с печатью и ответку несколько недель ждать».

– До свидания, Андрей Григорьевич, – сухо бросила следачка и зашагала к двери.

– До свидания, Галя, – мой взгляд невольно зацепился за перекаты упругих ягодиц, утянутых синей тканью униформы.

После пригожей гостьи мордатая Лена, что опять заперлась в палату, казалась разбухшей белой каракатицей. Ни разу не видел каракатиц, но наверное, выглядят они именно, как сварливая медсестра.

– Там к тебе мать пришла, Петров, и девица какая-то, – сообщила Лена.

Глава 7

Только я собрался выразить свой щенячий восторг по поводу визитёров (девица, что пришла ко мне – это, наверное, Косичкина), как медсестра обрезала:

– Посетителей мы не пустили, посещения тебе пока противопоказаны.

– Ты что, Лен? – я резко встал с кровати (хотелось показать, что я живее всех живых) но скрючился от боли и плюхнулся обратно. – Прокурорскую же пустили.

– Это другое, у неё служба, а мамка подождет. И девка твоя подождёт.

– Нет у меня девки, – хитро улыбнулся я. – Пойдёшь за меня, когда на ноги встану? Остальное у меня всё работает. Хоть щас в бой…

– Да иди ты! – засмеялась и замахала дутыми ручонками медсестра. – Жених нашелся. Стручок еще не оперился, а все туда же.

– А ты что, проверяла? – подмигнул я. – Пока я без сознания был? Да?

– Ох, Петров, дождёшься ты у меня! Уговорю доктора уколов тебе прописать. С самым огромным шприцем к тебе приду.

– Да, ладно, – миролюбиво проговорил я. – Шучу я, Ленок. Не буду на тебе жениться. Ты слишком хороша для меня. Королева прям… В белом вся. Белая королева.

– Спасибо, хоть не снежная.

* * *

Потянулись однообразные дни… Без телека, и ноута болеть реально плохо. День сурка, я бы даже сказал, день спящего сурка. Хотя, телевизор в больнице имелся. В холле коридора на тумбочке расположился черно-белый «Рекорд» с бухающей при каждом повороте круглой переключалкой каналов.

Советские МИГи и танки самые лучшие в мире, а пульты для телевизоров до сих пор не научились делать. Но смотреть по такому ящику было нечего. Каналов всего два: первый и второй. Иногда на обоих одновременно вещал бровастый вождь о достижениях советского народа в области сельского и другого важного для экономики дружественных стран, хозяйства. После Леонида Ильича непременно показывали балет из Большого театра или выступление симфонического оркестра. Вечером на экране мелькали вести с полей и репортажи про героев сталеваров и других шахтеров.

Выходил я к телеку нечасто. Репортажи о лучшей на свете стране звучали как-то немного фальшиво. Я знал эту страну изнутри, а не из выпуклого экрана. Не всё так радужно, как вещают дикторы. Но, с другой стороны, не всё так плохо.

У нас нет бедных, но мы с матерью живём от зарплаты до зарплаты. И многие так, но никто не жалуется. Не принято жаловаться. Потому что скоро настанет то самое будущее. Мы построим его упорным трудом под руководством КПСС. Эх… Какие мы были наивные.

Соседи по палате попались мне неразговорчивые. Шахматист больше со мной не играл, а пытался найти соперников из соседних палат. Лена заходила теперь не так часто. Только с капельницей и уколами. Кризис для моего здоровья прошёл, и необходимость меня ежечасно проверять отпала. Как-то даже скучно без нее стало. Хорошая девка, но ворчит много. По должности ей положено…

Мать и Катю пропустили ко мне только через два дня. Обе повсхлипывали и попричитали, намочив пижаму на моей груди теплыми каплями. Повздыхали и посетовали на то, какой я безрассудный, что ввязался в драку со взрослыми мужиками, да еще и с настоящими преступниками.

Знали бы они, что это еще не совсем настоящие. Продавали баксы за рубли, что такого? И то, скорее всего, это были не сами барыги, а их подручные. Курьеры, что выполняли грязную работу. Валютчики в эти времена занимали вершину пищевой цепочки среди спекулянтов. По внешнему виду и одежде их легко было спутать с высшей чиновничьей прослойкой. И хоть за их делишки была предусмотрена даже смертная казнь, жилка предпринимателя и жадность брали своё, и они продолжали совершать преступления. Хотя, какие это преступления? Скажем так: нарушение советского законодательства. Не более. Здесь все операции с валютой разрешены только соответствующим госструктурам. Но на гопников я зуб точил не за валюту. Они меня пришить пытались, и это – реальная статья.

Сейчас, как следствие повернёт: либо покушение на убийство, либо умышленное причинение тяжкого вреда здоровью группой лиц. Не успел сюда попасть, как меня чуть не убили. Надо будет поаккуратнее здесь. В том времени меня убил друг, а в этом я пожить хочу. Тем более, молодой еще, нецелованный.