Словно фильм перед глазами проносится моя бесцельная жизнь. Вечная война с отцом, постоянно испуганный, словно вороватый, взгляд мамы, почти тридцать лет живущей с домашним тираном. И хотя сейчас он уже вышел в тираж, былой силы и сноровки не растерял.

Ощупываю отёкшую переносицу, надеюсь, обошлось без перелома, но снимок придётся сделать. Красавец мужчина. Прокушенная мочка уха похожа на спелую сливу, под глазом разливается синяк, а нос превратился в грушу – осенний сбор урожая, не иначе.

Выхожу, обмотав бедра полотенцем, просто детское желание позлить папашу. И он тут же реагирует на провокацию.

– Прикройся! – батя снимает с себя плащ и швыряет в меня.

Я демонстративно перешагиваю через тряпку и закрываюсь в спальне. Подождут. Если сразу не ушли, значит хотят поговорить. Только вот о чем?

Идея приходит в голову неожиданно. А что, если…

Глава 12

Я выталкиваю мажора в коридор и прислоняюсь к двери, словно этот паразит может прорваться сквозь запертые замки и задвижку. На секунду закрываю глаза, от пережитого внутри все трясётся, как зеленое желе. Почему зелёное? Не знаю. Кажется, этот цвет ассоциируется у меня со всем мерзким и грязным.

Вдох-выдох, вдох-выдох.

Уф! Наконец-то этот день закончился!

Отталкиваюсь от косяка и иду в кухню. Из ее окна хорошо виден двор. Не понимаю, как мажор узнал мой адрес. Через администрацию ресторана это сделать невозможно: рабочий день закончился, в офисе никого нет. Неужели специально следил? Вот больной! На всю голову отмороженный.

Осторожно отодвигаю штору и выглядываю. Из арки во двор въезжает такси. Я вижу, как Алекс садится в машину, бросая взгляды на дом, и испуганно прячусь.

– Ты плохая дочь, – тихий голос мамы, будто ледяной водопад, обрушивается на голову и приводит меня в чувство.

– Почему? – спрашиваю машинально и тут же жалею об этом.

Разрядка от пережитого стресса наваливается сразу, не даёт сделать шаг или поднять руку, а уж тем более спорить среди ночи с мамой, которая стоит в дверях кухни, по-прежнему теребя края халата.

Ох, как мне не нравится ее поведение! Как не нравится! Получается, незваный гость задел какие-то струны в мертвом от горя сознании. Завтра придётся опять вызывать врача.

Но у меня же другие планы!

Хочется плакать. Похоже, я никогда не буду жить своей жизнью.

* * *

Мы переехали в Москву чуть больше года назад. Отец-полковник, получил высокое назначение, вместе с которым прилагалась служебная квартира (правда, весьма потрепанная, зато почти в центре столицы) и представительный автомобиль с личным водителем.

С радостным сердцем мы раздали старое имущество друзьям и знакомым, избавились от машины и прилетели с Дальнего Востока налегке, чтобы начать жизнь с чистого листа.

Временно поселились в отеле и начали строить грандиозные планы на будущее. Папа видел себя генералом в верхушке военных сил страны, мама хотела насладиться жизнью столичной дамы, а я мечтала учиться в самом крутом вузе страны.

Жизнь казалась прекрасной, а Москва – сокровищницей, заполненной сундуками с возможностями.

Увы! Наше счастье было иллюзией.

Папа через месяц умер от сердечного приступа. Просто однажды пришел с работы, взволнованный новыми перспективами, лёг спать и не проснулся. От пережитого стресса мама погрузилась в затяжную депрессию и превратилась в унылую тень: целыми днями бродит, шаркая ногами по полу, и вот уже год не выходит на улицу.

А я?

Я, восемнадцатилетняя девчонка, мгновенно повзрослела. После похорон и первого шока вынуждена была разгребать это жизненное дерьмо.

Деньги в неумелых руках быстро закончились: слишком много я потратила на адвокатов, так как управление потребовало вернуть предоставленное жильё. Но другого у нас с мамой не было, поэтому квартиру пришлось отстаивать и вырывать у государства чуть ли не зубами. Однако жить в пустом помещении без ремонта и мебели было невозможно. Пришлось пустить часть страховки на краску, обои и покупку элементарных вещей.

А остатки средств ушли на врачей и лекарства для мамы. Сначала ею занимались московские светила, потом доктора из поликлиники рядом с домом. Результата не дали ни те, ни другие, мама не хотела возвращаться из своего мира, где ей стало уже привычно, а деньги растворились в воздухе.

Вот так, засунув золотой аттестат подальше в шкаф, я стала искать работу, научилась считать деньги и планировать траты. Сначала мыла подъезды, чистила во дворе снег, выгуливала животных, а когда немного освоилась в Москве, завела знакомых, стала выбирать места более приличные и высокооплачиваемые.

Так и оказалась в ресторане. Конечно, далеко от дома, добираться на работу приходилось с несколькими пересадками, зато я могла брать с собой остатки еды, проводить первую половину дня с мамой и даже немного откладывать.

* * *

Не отвечая мне, мама проходит в кухню и начинает разбирать пакеты, брошенные на пол. Я молча ставлю чайник. Три часа ночи не время для ужина, но в желудке урчит, сегодня не было возможности нормально поесть, а потрясения всегда вызывают у меня зверский аппетит.

Вместе убираем продукты в холодильник. Последним достаю из пакета контейнер с пирожными. Запах из него несётся такой, что не могу удержаться от соблазна.

Быстро разливаю по чашкам чай.

– Держи, – пододвигаю к маме тарелочку. – Дядя Миша делает просто восхитительные тортики.

Я люблю эти ночные посиделки в тишине перед выходным днем.

– Тина, ты считаешь меня сумасшедшей? – вдруг спрашивает мама.

Вилка с кусочком пирожного застывает на полдороге ко рту. И как я должна ответить на этот вопрос? Естественно, поведение мамы наталкивает на мысль о безумии, но это не так. Психиатры хором утверждают, что процесс обратимый, нужно только немного подождать. Она просто потеряла опору под ногами и цель в жизни. А сколько это будет длиться, никто не знает.

– Конечно, нет, мамочка. Ты сегодня была просто на высоте. Сама вышла из квартиры, гостя за собой привела и… открыла кабинет.

Язык прикусываю, чтобы не проболтаться о гормональном всплеске. Мама явно отреагировала по-женски на появление в доме красивого мужика.

– Ерунду говоришь! А в кабинете давно пора прибраться, от пыли дышать нечем.

– Но…

«О Боже! – пытаюсь подавить стон и закашливаюсь. – Она даже не понимает, что год сидит дома. Господи! Если ты есть, помоги мне выдержать и это испытание!»

– Киллер, солнышко! – хватаю контейнер и бегу к собачке – маленькая хитрость, чтобы прекратить допрос. Обиженный тойчик сидит в домике и не показывается. – Будешь пироженку? Очень вкусно.

– Р-ы-ы-ы…

– Не капризничай, выходи.

Блестящий носик показывается в отверстии домика, а следом вылетает и худенькое тельце. Тойчик подпрыгивает и радостно повизгивает. Я кладу в его миску кусочек торта и любуюсь другом, пока он слизывает языком крем.

– Кристина, кем тебе приходится тот парень? Ты с ним встречаешься?

Вздрагиваю и оглядываюсь: мама подошла совершенно беззвучно и смотрит на меня пронзительным взглядом.

– Нет!

– Не обманывай меня, дочь!

– Я говорю правду. Это клиент ресторана…

Отвечаю и замолкаю: я не знаю, помнит ли мама, где я работаю. Она любую информацию, кроме плохой, воспринимает безучастно.

– И что этот клиент делает в нашем доме? Ты его пригласила?

– Нет, что ты! – взмахиваю руками, Киллер скалит зубы.

– Мужчина живет в нашем доме?

– Н-нет! – отвечаю, а в душе растёт чувство, что иду по тонкому льду. – Мамочка, пойдём спать.

Обнимаю ее за плечи, но она решительно высвобождается.

– Кристина, я жду…

Приходится коротко рассказать ей о сегодняшних приключениях, старательно обойдя тему увольнения.

– Трудно тебе приходится, моя девочка? – мама прижимает меня к груди и целует в лоб.

Этот всплеск эмоций такой неожиданный, такой странный, что слёзы снова набегают на глаза. Сколько раз приказывала себе не плакать, идти напролом, добиваться своего любыми способами, а все равно срываюсь.

– Пойдём спать, мамочка.

Мы ложимся вместе, крепко обнявшись. Я не возражаю, за год привыкла, хотя у меня есть своя комната.

Утром просыпаюсь от бренчания посуды и приглушенного разговора. Сердце заходится стуком в панике: что случилось. Вылетаю из спальни, по дороге спотыкаюсь о забытый вчера у вольера контейнер из-под пирожных. Машинально поднимаю его и бегу в кухню.

Какая-то тревожная мысль царапает меня, но вижу благостную картину и облегченно вздыхаю: мама стоит у плиты, печёт блинчики, а тетя Нина сидит рядом на стуле и довольно смеётся.

Я спрашиваю ее взглядом: «Как дела?»

Она показывает большой палец. Настроение сразу поднимается. Люблю, когда в доме спокойно.

– Заканчивайте свою пантомиму, – смеётся мама как в старые добрые времена. – Садитесь к столу.

– Сейчас.

Заношу руку с пустым контейнером над мусорным ведром и напрягаюсь: на дне лежит что-то красное, похожее на…

О Боже! Наклоняюсь, и тут мама говорит:

– Нина, ты можешь сшить свадебное платье?

Глава 13

Сказать, что я в шоке – ничего не сказать. Меня словно пыльным мешком из-за угла прихлопнули. В голове полный развал, мысли кричат, перебивают друг друга. Резко выпрямляюсь и чуть не падаю от шока в мусорное ведро. Тетя Нина успевает схватить меня за руку.

– Девочки, блинчики остывают. Садитесь уже, – как ни в чем ни бывало приглашает к столу мама. – У нас сегодня много дел.

Она в отличном расположении духа. Домашний халат исчез, его заменили льняные брюки и ярко-желтая туника – любимый мамин наряд при жизни папы. Волосы она стянула резинкой в высокий хвост. За год затворничества похудела и стала выглядеть совсем юно, несмотря на возраст.

Мы с тетей Ниной переглядываемся.

– Лиля, обязательно сошью платье, только мерки нужно снять, – осторожно говорит соседка. – А кто из вас выходит замуж?

Я обжигаюсь горячим чаем, совсем не думаю о завтраке, не знаю просто, как реагировать на мамино заявление.

– Конечно, Тина, – заливается смехом мама. – Она вчера привела домой жениха. Такой красавчик. Настоящий краш, так вы сейчас называете?

– К-кого?

– Не тупи, дочка. Красивых молодых людей.

– Д-да. Но вчерашний гость не мой жених, мама, – говорю тихо, умирая от ужаса и страха.

Зря я надеялась на мамино выздоровление. Кажется, она ещё больше погрузилась в фантазию. Вот сейчас заберётся с ногами на подоконник, и придётся мне караулить ее весь день, вместо того чтобы писать заявление на курсы.

От представленной перспективы заныло под ложечкой. А завтра идти на смену. Не могу же я оставить маму в таком состоянии одну!

Черт! Черт! Черт!

Однако мама не обращает на мои слова внимания.

– Сейчас мы поедем в самый известный салон, – рассказывает она соседке. – Нужно записаться заранее на косметические процедуры. Ниночка, ты обязательно должна сделать маску из водорослей. Она просто творит чудеса с кожей.

– Правда? Не знала, – соседка смотрит на меня отчаянным взглядом.

Я ее понимаю. Весь день она сидит под лампой, низко склонившись к швейной машинке. Пальцы исколоты иглами, кожа обожжена в нескольких местах горячим паром. Но такой труд – это ее хлеб с маслом. Мизерная пенсия не позволяет широко разгуляться, а хочется ещё помочь детям и купить подарки внукам. Сомневаюсь, что тетя Нина часто посещала дорогие салоны.

– Потом поработаем над твоими руками, – не умолкает мама. Посмотри, эту старческую гречку надо удалить. Руки женщины – это зеркало ее возраста и здоровья, – и тут же меняет тему. – Ты мне поможешь выбрать ткань для платья и фурнитуру. Что ещё нам понадобится?

– Лиля…

– Погоди, это надо записать.

Мама срывается с места и убегает.

– Что делать будешь? – шепчет тетя Нина. – Кажется, она совсем того…

– Не знаю. Я боюсь, – голос дрожит, вот-вот сорвётся на крик.