– Доброй ночи, мама. Пожалуйста, пусть тебе не снятся гадкие хищные коровы!

Он взял няню за руку и весело направился к себе в спальню.

Нет, хищные коровы мне не снились. Мне приснился флот – мой замечательный флот, который я построю из крепких сирийских бревен. А еще мне снилось морское сражение: я поднимала паруса и устремлялась в бурное море…

И пробудил меня шум неспокойного моря – начинался сезон осенних штормов.

Верфи в Александрии и по всей Дельте работали непрестанно, и постепенно флот становился реальностью. Благодаря своей отваге и мореходным навыкам (очень хорошо оплаченным) сирийцы, несмотря на погоду, доставили к нам морем корабельный лес, включая длинные бревна, пригодные для строительства самых больших боевых судов. Элементы оснастки – весла, паруса, рули, канаты и носовые тараны – изготовлялись отдельно и быстро устанавливались. Чтобы иметь возможность скорого развертывания, я решила поделить флот на две части и приказала наместнику Кипра приспособить порт для постоянного базирования военных кораблей. По ходу изучения корабельного дела я, к великому восторгу Цезариона, приказала построить маломерную трирему. Сын часто уговаривал меня спуститься к царской гавани и взглянуть, как идет работа. Предполагалось, что суденышко в двадцать футов длиной будут приводить в движение двое взрослых гребцов; остальные весла представляли собой декорацию.

– А я буду капитаном? – спросил Цезарион, вышагивая по палубе наполовину законченного судна и с любопытством рассматривая все детали.

– Да, но пока тебе не исполнится семь лет, тебе нужен взрослый помощник, – ответила я. – Настоящий моряк. Никто из моей семьи больше не пострадает из-за несчастного случая на море.

– Как мне назвать эту лодку? – задумался мальчик.

– Нужно красивое название. Решать тебе.

Он снова призадумался, отчего стал казаться старше, и посетовал:

– Решать – это так трудно…

С наступлением римского нового года пришло известие: первый из числа заговорщиков поплатился за свои деяния – Требоний. Сам он не орудовал кинжалом, но сыграл в заговоре немаловажную роль: задержал в тот день Антония, не дав ему явиться в сенат. Теперь Требоний решился отправиться в провинцию Азия, наместником которой его, не ведая зла, великодушно назначил Цезарь. Тогда Долабелла, один из приверженцев партии Цезаря, вторгся туда с войском и отобрал провинцию.

Сам Требоний был убит. Его отсеченную голову победитель сначала швырнул под ноги статуе Цезаря, а потом выбросил на улицы Смирны, где мальчишки играли ею как мячом.

Так началось воздаяние. Полученная весть обрадовала меня; жаль только, что я сама не могла попрать ногой окровавленную голову убийцы.

В Риме, однако, Октавиан и Антоний стали открытыми врагами, поскольку Цицерон настроил сенат против Антония. Оратор вообразил, что в случае победы Октавиана он, в качестве мудрого наставника при неопытном юноше, будет властвовать над Римом и войдет в историю как великий правитель и спаситель отечества. Самомнение подвело Цицерона: он плохо знал Октавиана и в итоге оказался в дураках.

Однако в те дни тщеславный старик написал и произнес ряд пламенных речей, обличающих Антония. Большинство обвинений представляли собой чистейший неправдоподобный вымысел, но сенат объявил Антонию войну. Что поделать, ложь зачастую звучит убедительнее правды, а в искусстве опорочить человека инсинуациями, намеками и насмешками Цицерон не знал себе равных. Правда, в конце концов клеветник тоже поплатился жизнью, но уже после того, как оклеветанный Антоний расстался со своей.

Мои предвидения оправдались: пробыв некоторое время в Афинах, Брут направился в Македонию, а Кассий прибыл в Азию. Теперь их объединение и попытка установить контроль над восточными землями стали вопросом времени.

Война была неизбежна.

Кассий пытался лишить Долабеллу его наместничества, и тот обратился за помощью ко мне. Он попросил послать к нему стоявшие в Египте римские легионы. И снова ситуация сложилась так, как я предвидела. Выбора у меня не было: если не отправить солдат к Долабелле, их затребует Кассий. Впрочем, на этом этапе Кассий переиграл и меня, и Долабеллу. Он перехватил отправленные мною войска и переманил их на свою сторону, в результате чего солдаты, оставленные Цезарем охранять меня, оказались под началом убийцы своего командира, моего злейшего врага. Получив подкрепление, Кассий обрушился на Долабеллу, изгнал его из Сирии и осадил в городе Лаодикея. Тот понял, что проиграл, и покончил с собой. Кассий установил контроль над Сирией и Малой Азией, собрав под своей рукой четырнадцать легионов: восемь были предоставлены префектами Сирии и Вифинии, четыре достались ему от меня и два – от побежденного Долабеллы.

Четырнадцать легионов! Потом последовал самый тяжкий удар – он вынудил Серапиона, моего наместника на Кипре, отдать все находившиеся там корабли нашего нового флота. Они уплыли в Азию и присоединились к Кассию.

Вероломство торжествовало. Убийцы не просто укрепляли свое положение, но и делали это за мой счет.

Затем Кассий обратил свой взор на мою страну и во всеуслышание объявил: чтобы отомстить за отправку легионов Долабелле, он намерен вторгнуться в Египет, присоединить его к своим владениям и присвоить наши богатства – поставить их, как он сказал, «на службу делу освободителей».

Увы, даже этим наши беды не исчерпывались, и вслед за недородом на Египет обрушилась чума. Казалось, сами небеса ополчились против меня, вознамерившись сокрушить мое царство.

И я, и Мардиан, и Эпафродит, и Олимпий работали без сна и отдыха. Каждое утро на площадях вырастали курганы из свезенных туда мертвых тел. Мертвецов не бальзамировали, ибо бальзамировщики боялись прикасаться к жертвам заразы, а сжигали, словно мусор.

Однажды утром, после особенно тревожной ночи, Олимпий принес мне рукопись и сказал, что я должна ее прочесть: автор дал блестящее описание заболевания.

– А что толку от описания? – спросила я. – Всякий может описать чуму. Лихорадка, жажда, высыпание фурункулов, черные гнойники, которые прорываются, и скорая смерть. Вопрос в том, как остановить поветрие.

– Вот поэтому я и прошу тебя прочесть рукопись. У автора есть свои соображения насчет того, как болезнь распространяется.

Олимпий буквально всунул свиток мне в руку.

– Ладно, уговорил. Чтобы покончить с ней, я готова читать что угодно. Хоть твое Писание. – Я глянула на Эпафродита. – Бьюсь об заклад, там и на сей счет что-нибудь есть.

Он ухмыльнулся:

– Как ты узнала?

– Чего там только нет! Итак, какой способ исцеления предлагает твоя книга?

– Никакого, – нехотя признал он. – Там говорится о череде поветрий: нашествие лягушек, москитов, мошек, саранчи, сыпи, посланной людям в наказание. То есть причина напасти не в земной природе.

– А какой смысл устраивать эту чуму? Я не могу поверить, что боги помогают нашим врагам! Теперь нужно ожидать полчищ мошкары, лягушек и саранчи?

Сочетание чумы, недорода и потери половины флота привело нас на грань разорения, но на верфях Александрии строительство кораблей не прекращалось. Если Кассий хочет заполучить и эти суда – пусть явится за ними ко мне. И погибнет.

Мне доложили, что из Сирии прибыл посланец от Кассия, напавшего теперь на Родос для захвата денег и кораблей. Я приняла его в парадном зале, восседая на троне в полном царском облачении.

Когда одетый по-походному римлянин вошел в зал, его вид всколыхнул во мне старые воспоминания. Казалось, этот ничтожный человечишка влез в скорлупу Цезаря: такой же нагрудник, кожаные набедренники, хлопавшие на ходу, плащ, перекинутый через плечо.

Посланец едва удостоил меня кивка, но ему пришлось дожидаться моего разрешения говорить.

– Чего ты хочешь? – холодно спросила я.

– Я явился от имени Гая Кассия Лонгина, – сказал он. – Мой командующий требует, чтобы ты отправила остатки твоего флота в Сирию. Немедленно.

При всей моей ненависти и презрении к убийцам я знала, что хитрости и отговорки, уловки и проволочки – более мощное оружие, чем открытое неповиновение. Если человек не в состоянии контролировать свою мимику и речь перед лицом врага, он обречен на поражение. Поэтому я надела на лицо фальшивую улыбку и беспомощно развела руками.

– Охотно, – ответила я, хотя слова эти терзали мой собственный слух. – Но моя страна опустошена чумой. Строительство флота не завершено, и я не могу найти работников, чтобы продолжить его, не говоря уж о матросах. Мы в бедственном положении. Ты отважный человек, если появился у нас, рискуя собственной жизнью!

Он перетаптывался с ноги на ногу, и я заметила, что ноги у него кривые.

– Правда? – Голос посланца прозвучал хрипло.

– Да. Чума собирает свою жатву повсюду. Один из наших врачей недавно предположил, что зараза распространяется по воздуху. – Я обвела руками зал. – Это объясняет ее таинственную способность атаковать неведомо откуда. Никто не огражден от болезни. А иноземцы, похоже, особенно уязвимы.

– Я чувствую себя отлично, – буркнул гонец.

– Хвала Марсу! – воскликнула я. – Да будет так и дальше!

– Мы пополним команды кораблей своими людьми, – заявил он, – но суда должны быть переданы нам немедленно.

– Да, согласна, – заверила я. – Но вам вряд ли стоит посылать в Александрию моряков, пока свирепствует чума, а строительство не завершено. Корабли не выйдут в море без килей и мачт. Мы достроим флот как можно скорее и доставим его вам.

– Не вздумай шутить с нами! – прорычал он. – Мы не потерпим проволочек.

Я кивнула одному из моих служителей, а тот, в свою очередь, позвал двух своих людей, ожидавших снаружи зала. Те внесли носилки с трупом и поставили у ног римлянина, в ужасе отшатнувшегося от раздутого, смердящего тела.

– Думаешь, он шутит?

Римлянин отвернулся и зажал ноздри. Я подала знак, чтобы носилки унесли.

– У тебя, похоже, крепкий желудок, – выговорил посланник Кассия, когда снова осмелился вдохнуть. – Но не думай отделаться от нас с помощью таких представлений.

– Ну как я могу. Ты ведь на римских играх видел и не такое, – сказала я. – Ни один настоящий мужчина не встревожится при виде раздутого трупа. Да, вы получите флот, как только это станет возможно.

– Мой командующий в скором времени встретится с тобой лично, когда прибудет в Египет. Не льсти себе – ты не заморочишь его своими уловками.

Мне была противна его манера двигать плечами – это делало его похожим на фигляра. Теперь он вдобавок выпятил грудь.

– Ты должна узнать, что случилось с Марком Антонием, псом Цезаря. Он попытался отобрать у Децима провинцию Ближняя Галлия…

Децим, гнусный предатель! Децим, как и мерзкий Требоний, забрал себе провинцию, доверенную Цезарем! Это уже слишком!

– И оказал открытое неповиновение сенату, объявившему его врагом народа…

Неповиновение сенату! Вот как обработал их Цицерон!

– И осадил его в Мутине. Но Децим и армия, посланная сенатом, разгромили его. Антонию с остатками его сторонников пришлось бежать за Альпы, где они, как мы слышали, замерзают, проваливаясь по плечи в снег, и вынуждены питаться кореньями. Его песенка спета.

В подтверждение своих слов он энергично кивнул с удовлетворенным видом.

Я испытала болезненное ощущение – мой трон как будто провалился, оставшись без опоры. Антоний увязает в снегу, умирает от голода, замерзает! Этого не может быть. Только теперь я осознала, какие надежды возлагала на то, что он возьмет верх и все приведет в порядок. «Я правая рука Цезаря», – говорил он. Неужели правая рука Цезаря парализована?

И неужели тот единственный оставшийся в живых римлянин, который мне нравился и вызывал уважение, исчезнет, ввергнув мир в хаос? Тогда останется выбирать между одним негодяем и другим.

У Антония были недостатки, но при всей его приверженности радостям плоти он был чист духом, чего никак не скажешь о его врагах.