– Лорд Глостер, я больше не намерена сносить ваши оскорбления! Я долго молчала, но теперь понимаю, что пришло время поставить короля в известность о ваших грубостях и насмешках над моей семьей. Честное слово, лучше уж быть батрачкой, чем королевой, меньше было бы на мою голову травли и пренебрежения!

И тут на сцене появляется – кто бы вы думали? Королева Маргарита Анжуйская собственной персоной! Жена, а теперь уже вдова короля Генриха Шестого, мать убиенного принца Эдуарда Вестминстерского, свекровь молоденькой Анны Уорик. Вообще-то она никак не могла там появиться, потому что давно уже отсиживается во Франции при дворе своего родственника, французского короля. Но у Шекспира чего только не бывает! Даже давно умершие или вовсе еще не рожденные действуют в пьесах, так что вполне себе живая королева, пусть и пребывающая далеко за морем, – это вообще ерунда.

Маргарита слышит последние слова Елизаветы: «Не радость быть английской королевой», и бурчит про себя:

– Вот бы и поубавить тебе этой радости! Корона должна быть моей по праву, а не твоей.

Но ее появления пока никто не замечает, и народ продолжает выяснять отношения. Ричард кидается в ответную атаку на Елизавету:

– Ты мне угрожаешь пойти и все рассказать королю? Давай, вперед! Я буду только рад. За каждое слово я могу ответить и доказать каждое обвинение, а там пусть хоть в Тауэр сажает, мне уже все равно. Я столько хорошего сделал для короля, но, видимо, оценивать поступки он не умеет, ему важны слова. Я всегда все делал молча, а теперь, судя по всему, пришло время заговорить и сказать правду, и я готов.

Невидимая для присутствующих Маргарита комментирует услышанное:

– Ага, сукин сын, знаю я твои поступки: и сына моего убил при Тьюксбери, и мужа убил в Тауэре.

А Ричард продолжает заливаться соловьем, перечисляя свои заслуги перед Эдуардом Четвертым:

– Я был вьючной клячей, пока тащил Эдуарда на всем его тяжком пути к трону, поддерживал изо всех сил его самого и его друзей, бил его врагов и проливал кровь за брата, помогал его возвышению.

Маргарита и тут не смолчала:

– Только та кровь, которую ты выпускал из других людей, была намного лучше, чем та, что течет в жилах Йорков.

– Если вы забыли, мадам королева, то я напомню вам, что все ваше семейство и ваш первый муж сражались на стороне Ланкастеров, все вы были врагами Йорков, безродными и нищими, а я по рождению был потомком Плантагенетов, правой рукой Эдуарда, первым и главным его соратником и другом, а стал изгоем благодаря вашим козням и проискам, – продолжает Ричард Глостер, обращаясь к Елизавете Вудвилл.

У Шекспира эта тирада намного короче, но при пересказе мне пришлось ее изрядно удлинить, ведь англичане Средневековья отлично понимали, о чем идет речь, и им дополнительные пояснения были не нужны. В этом коротком монологе Ричарда нет ни одного слова неправды: младший брат действительно отважно сражался за то, чтобы возвести старшего на престол, был ему верным и преданным союзником, никогда не предавал Эдуарда, всегда помогал ему и поддерживал. А вот братец Джордж, которого нам в пьесе показывают «безвинно обвиненным», как раз наоборот: предавал Эдуарда, причем по-крупному, дважды переходил на сторону его врагов. Помните отца леди Анны, графа Уорика, который переметнулся на сторону Маргариты Анжуйской? Вот на его посулы стать следующим королем Англии Джордж и повелся, родного брата бросил и связался с двоюродным. Из затеи ничего не вышло, Уорик погиб, а кругом виноватый Джордж вернулся к законному королю, поджав хвост. Правда и то, что отец и первый муж Елизаветы Вудвилл были сторонниками Алой розы, то есть Ланкастеров, и муж ее даже погиб, сражаясь за них. А вот отец и братья после удачного второго замужества Елизаветы стали ярыми сторонниками Йорков.

Маргарита, по-прежнему оставаясь в тени, комментирует:

– Кем ты был и кем ты стал? Да как был подлым убийцей – так и остался!

А вот дальше Ричард уже перевирает факты, подтасовывая их таким манером, чтобы выглядеть наилучшим образом:

– Несчастный Джордж кинул Уорика и вернулся к Эдуарду, чтобы добыть для брата корону, и теперь вместо благодарности его запихнули в тюрьму. Ах, если бы у меня было такое же жестокое сердце, как у Эдуарда, мне было бы легче мириться с такой несправедливостью! А если бы у Эдуарда было такое же нежное и сострадательное сердце, как у меня, то этой несправедливости и вовсе не случилось бы.

Интересно получается! Корону для старшего брата Джордж Кларенс добывал только один раз, когда все трое братьев отчаянно сражались с Ланкастерами за то, чтобы Йорки уселись на престол, то есть до марта 1461 г. В те времена их так и называли: Три солнца Йорков. Эдуард просидел на троне девять лет, после чего граф Уорик затеялся вернуть на трон прежнего короля Генриха Шестого, и у него получилось. Причем помогал ему в этом именно Джордж Кларенс. Так что во второй раз за свою корону Эдуард Четвертый бился уже с помощью только одного своего брата, Ричарда, а Джордж, наоборот, воевал на стороне его врагов. Уорик в результате погиб, а Джордж вернулся к королю и был прощен. А послушать Ричарда Глостера, так выходит, что Джордж перешел в стан Уорика, потом опомнился, вернулся, повинился перед братом и отвоевал утраченную Эдуардом корону назад. Вот же умеют люди передергивать!

Маргарита и этот пассаж мимо не пропускает, сопровождая его ядовитыми и злобными комментариями.

– Лорд Глостер, – говорит брат Елизаветы Энтони Вудвилл, граф Риверс, – наша семья всегда шла вслед за законным королем. Пока королем по закону был Генрих – мы воевали за него, когда королем стал ваш брат – мы шли под его знаменами, если бы королем были вы – мы точно так же бились бы за вас. Вам очень хочется выставить нас врагами и изменниками, но мы всего лишь исполняли закон и служили правящему монарху.

– Если бы королем был я?! – патетически восклицает Ричард. – Да боже упаси меня от такого! Уж лучше я буду разносчиком, чем королем, геморроя меньше.

– Точно-точно! – подхватывает Елизавета. – Если бы вы стали королем, милорд, вы бы узнали, какая это головная боль. Никакой радости, одни проблемы. Вот уж это я в полной мере прочувствовала, став королевой.

– Да уж, – цедит сквозь зубы Маргарита Анжуйская, – у королев в этой стране никаких радостей, одни несчастья, и я – живой пример. Это невозможно больше терпеть!

И тут она, наконец, выходит из тени и появляется перед изумленными взорами находящихся на сцене персонажей.

– Ну что, сволочи, переругались? Никак не можете награбленное добро поделить? И даже меня не испугались, как я погляжу? А зря, между прочим. Вы пошли против меня, когда были моими подданными, и думаете, что все обошлось? И не надейтесь! А ты, Ричард, хамская твоя рожа, не отворачивайся, в глаза смотри!

– Чего тебе надо, злая ведьма? – спрашивает Ричард.

– Хочу пересчитать твои злодейства, – отвечает бывшая королева.

– А что ты вообще здесь делаешь, между прочим? Тебя же изгнали из страны и запретили возвращаться под страхом смерти.

– Да, меня изгнали, но я лучше умру, чем буду прозябать на чужбине. Ты должен вернуть мне мужа и сына! Елизавета пусть вернет мне корону, и все вы должны вернуть мне преданность. А все мои проблемы и горести – ваши, забирайте, мне не жалко.

Ну, Ричард-то наш Глостер всегда найдет, что ответить, он и тут не смолчал, кинулся перечислять жестокие поступки Маргариты Анжуйской.

– Когда ты моего отца, взятого в плен, венчала бумажной короной, он тебя проклял. Потом ты дала ему платок, смоченный в крови нашего брата Эдмунда, которого безжалостно убил твой приспешник Клиффорд, да еще поглумилась: дескать, на тебе платочек, утри слезы. Вот теперь Бог тебе мстит за эти злодеяния.

– Бог справедлив, – поддакивает ему Елизавета, – он всегда мстит за невинно пострадавших.

Гастингс тоже вставляет свои три копейки:

– Это ж какая неслыханная жестокость – убить ребенка! Мерзость!

Что-то, господа хорошие, в этом месте логика явно захромала. Эдмунду Йоркскому, графу Ретленду, было 17 лет, когда он погиб в битве при Уэйкфилде. Эдуарду Вестминстерскому, сыну Маргариты, тоже было 17 лет, когда он пал во время битвы при Тьюксбери. То есть сторонникам Йорков убить семнадцатилетнего юношу – нормально, возраст позволяет уже давно и жениться, и воевать, и страной править, а сторонникам Ланкастеров убить точно такого же парня – это мерзость и убийство ребенка? Да полно!

Тут и все прочие участники действа отметились со своими репликами.

Риверс:

– Даже самые бездушные – и те плакали тогда.

Дорсет:

– Все просили Бога, чтобы он тебя покарал за эти прегрешения.

Бекингем:

– Герцог Нортемберленд там присутствовал, так он тоже рыдал.

Одним словом, полное единство мнений. Маргарита, конечно же, тоже замечает, что люди, только что отчаянно скандалившие друг с другом, вдруг выступили против нее единым фронтом, сплотились. Она выражает удивление такой метаморфозой, а потом «включает бухгалтера» и начинает сравнивать потери и считать убытки:

– Я потеряла мужа, потеряла сына, утратила власть, отправилась в изгнание – «и все за жалкого того мальчишку»? Нет, неравноценно. Мои потери куда больше, поэтому вы тоже должны как следует пострадать. Пусть ваш король сдохнет от обжорства! Пусть ваш маленький Эдуард, принц Уэльский, расплатится за моего сына и безвременно сгниет в могиле! А тебе, королева Елизавета, я пожелаю, чтобы ты так же, как и я, пережила свою власть и стала никем. Поживи подольше и переживи смерть своих детей. Доживи до того времени, когда на трон сядет новая королева, и прочувствуй, каково это: смотреть на ту, которая украла твои права, твою корону, твое положение. «Будь долговечней счастья своего, а умирая горестно, ты будешь не королева, не жена, не мать»! А вы, Риверс, Гастингс, Дорсет, ничем не лучше, вы же были там, вы стояли и смотрели, как моего сына убивают. Так вот, я вам желаю, чтобы никто из вас не умер своей смертью!

– Ну все? Ты закончила? – спрашивает Глостер, которому весь этот поток проклятий уже изрядно надоел.

– Забыв тебя? – ехидничает Маргарита. – Нет уж, постой и послушай, чего я лично тебе желаю. У Бога в резерве есть много всяких наказаний, так вот я прошу его, чтобы не наказывал тебя сейчас, а подождал, когда ты еще больше мерзостей наделаешь, и вот тогда пусть обрушит на тебя все полной мерой. Самые страшные муки – муки душевные, и покоя тебе не будет никогда. Ты будешь считать друзей врагами и останешься без поддержки, ты будешь считать врагов друзьями и окажешься преданным, ты не сможешь спокойно спать и будешь мучиться жуткими кошмарами.

Добрые искренние пожелания я изложила, как сумела, в прозе, а вот оскорбления, которыми Маргарита осыпает Ричарда Глостера, лучше процитировать по первоисточнику:

Горбун ты, недоношенный свиньей!
Ты, заклейменный в час, когда родился,
Как раб природы, как отродье ада!
Ты, чрева материнского позор!
Ты, семя мерзкое отцовских чресл!
Бесчестное отребье.

Согласитесь, услышать о себе такое – приятного мало. Но Ричард старается не потерять лицо и сохраняет хладнокровие, даже неловко острит в ответ. Маргарита же не унимается, у нее на очереди королева Елизавета, и здесь тоже лучше прибегнуть к прямой цитате:

Ты, крашеная горе-королева!
Ты, блеск пустой моей судьбы счастливой!
На паука раздувшегося сахар
Ты сыплешь, путаясь в его сетях.
О глупая, нож точишь на себя!
Наступит день – меня умолишь ты
Проклясть с тобой кривую, злую жабу!

В этих словах мы слышим не только выплеск ненависти, но и честное предупреждение (если, конечно, под раздувшимся пауком имеется в виду герцог Глостер): не доверяй ему, не поддакивай, не становись на его сторону, придет время – и он такое сотворит, что ты эту «кривую злую жабу» будешь проклинать так же, как я сейчас проклинаю его.

Гастингс решает прекратить такое безобразие и обращается к Маргарите: