Руки Меланты уже давно потеряли нежность и огрубели – эта женщина, лишённая своего положения, пять лет денно и нощно гнула спину ради оравы голодных солдат. Готовила, мыла посуду, убирала, стирала, драила полы щётками, смоченными в жгучих щелочах, – и, что казалось Гастеру если не подозрительным, то удивительным, делала она это молча и даже с какой-то непонятной ему покорностью, будто вся её предыдущая жизнь сводилась к тому, чтобы в один прекрасный день потерять трон и стать прислугой для бывших охотников, пьянчуг и заключенных, коими и были люди в его подчинении.

Ели в тишине, как обычно. Только Веснушка что-то бормотал себе под нос, глотая булку кусками, как пёс. Меланта редко поднимала взгляд от тарелки. Но когда она это делала, глаза её словно загорались тёплым зелёным цветом в свете, струящемся из окна. Она очень аккуратно управлялась с ложкой от пиалы и подносила к губам, дуя на содержимое. Ломтик хлеба, который держал сэр Болт, задержался у его рта. Тёплая капля похлёбки скользнула по подбородку власты. Гастер, к стыду своему, отметил, что вспотел, как хряк, наблюдая, как Меланта вытирает её пальцем, и ценой огромных усилий заставил себя не пожирать взглядом миловидное перламутровое личико, а вернуться к еде.

– Как вы себя чувствуете? – Меланта отставила пиалу и взяла кубок с вином. – Как ваш желудок? Сим видела снаружи, как вы рвали ветку актинидии. Так вы вняли моему совету?

– А вот у меня уже ничего не болит! – перебил отца Веснушка, что-то изучая у себя на пуговице и даже не поняв, что обращались не к нему. – Спасибо.

Гастер прокряхтел и облизал ложку.

– Да, – ответил он, посмотрев в умные золотисто-зелёные глаза. – Признаюсь, был глуп, когда не послушал вас сразу. Ваше странное лекарство помогло мне унять боль за считанные секунды, а я, дурак, неделями мучился.

– Если хотите, чтобы боль не появлялась более, вам нужно меньше пить. Гирифорские вина не северные и тем более не южные – к ним мало кто привыкает, если не пьёт их с рождения. Всё дело в нашем мхе и можжевельнике. Из-за них у вас скоро появится язва.

– Угу, – кивнул Гастер, пригубив из кубка, – но ваши вина слишком хороши, чтобы от них отказаться. Скажите, Меланта, а отчего вы не торгуете ими с Ангенором? Они бы серьёзно потеснили вина из Приграничья, я считаю.

– Оттого, сэр Болт, что Гирифор – закрытое княжество, и мы планируем таковым и оставаться. Да, мы покупаем у соседей ткани и украшения, ведь у нас нет ни хлопковых, ни тем более шёлковых полей, как в Шеное, и Керестайские горы богаты разве что углём и железной рудой, а у замка Ду Шан добывают изумруды, но мой брат уже давно ими не торгует. Мы покупаем то, что нам нужно, а то, что мы производим, – только наше. Поэтому наши вина – только наши. Рада, что вам стало лучше.

– А я удивлён, что вы мне помогаете.

– Это необременительно.

– Ой, да можно подумать!..

От неожиданного окрика отца Веснушка выронил горбушку.

– Извините.

Меланта, как обычно, восприняла его эмоциональную вспышку с лебединым спокойствием.

– Прошу меня простить, это… это было грубо с моей стороны. Хотя и сущая правда. Власта, – Гастер не заметил, как по старой привычке обратился к женщине по титулу, – мы оба с вами знаем, что вы здесь находитесь в качестве заложницы, а не доброй хозяйки таверны, которая радуется любой возможности услужить дорогим гостям.

– Знаю.

– И только по воле Теабрана Роксбурга вы не пребываете сейчас в кандалах в одной из темниц.

– Только ли по его?

Гастер замолчал и пожевал губу.

– Сэр Болт?

– Ладно-ладно, – смотритель хватил рукой по столу. – Но всё равно это как-то странно. Где диверсии, попытки убежать?

– И скрыться от ваших солдат?

– Вы правы – это было бы глупо. Хотя не скрою, лично я рад, что, несмотря на всё происходящее и потуги моего, прости господи, помощника гнуть пальцы, мы с вами всё же не стали врагами.

– Не стали, – подтвердила Меланта.

Гастеру на мгновение почудилось, что в голосе её прозвучала ирония. Не она ли руководила похоронами матери и сестры своего мужа, которых убили кровожадные фанатики кардинала во время осады? Не она ли прокляла сэра Ричарда, наблюдая, как корчится в огне Ровенна? И теперь она согласна, что они с Гастером не враги?

Но в глазах Меланты не мелькнуло даже тени лицемерия или лжи.

– И, если совсем уж честно, я удивлён, – хмыкнул Гастер, почесав колючий подбородок. – Ладно муж ваш! Я бы ещё понял, если бы он сбежал из Паденброга, собрал остатки своей армии и пришёл за вами выносить двери, но почему ваш брат до сих пор не привёл к стенам Ровенны армию, чтобы вызволить вас? Вот где загадка.

– История семей Балаши и Ээрдели написана кровью обоих кланов, сэр Болт, и кончилась она перемирием. Но Хайсар, вопреки воле нашего покойного отца, как и наши предки, никогда не одобрял любые контакты с родом князей Гирифора. Слишком уж размыт и спорен ответ на вопрос, какому именно роду принадлежит право носить гирифорскую корону. Наши предки долго воевали за неё, но воля нашего миролюбивого отца распорядилась так, что пока это право признано за родом Ээрдели. Брат никогда не принимал его решение. Поэтому едва я взяла фамилию враждебного ему рода, он отрёкся от меня. Я и не ждала, что он придёт вызволять меня из плена. Я для него чужая.

– М-да, – Гастер поскрёб затылок, – печальное это обстоятельство. Напоминает мне грызню трёх богатых эвдонских семей за Источник. И все мы, к сожалению, знаем, как Ингрейн решила эту проблему, м-да…

– Но гирифорцы скорее выждут, пока на горизонте зажгутся погребальные огни над могилой врага, чем сделают то же, что сделала она. В этом мы отличаемся от южан – мы очень терпеливы.

– Это я уже понял. И чего же ждёт ваш брат, разрешите поинтересоваться?

– Я не знаю. Думаю, ничего. Или моей смерти от рук ваших солдат. Влахос в изгнании, его мать и сестра убиты, у нас нет детей. Моя смерть открыла бы Хайсару дорогу к короне. Но идти сюда биться с вашими солдатами за право утопить меня в колодце для него слишком трудозатратно, гораздо удобнее подождать.

– Надо посадить его голым на муравейник, – предложил Веснушка решение назревшей проблемы, которое было доступно его разуму, – или вылить ему на голову ночной горшок. Пусть утрётся.

– М-да, была б моя воля, – Болт вдруг подался вперёд, едва не макнув воротник в еду, и заговорил шёпотом заговорщика: – Была б моя воля, власточка, я бы собрал своих ребят и уплыл бы к себе на Валевор с первым же торговым судном. Вот. И в пекло корону! В пекло Теабрана и его сумасшедшую мамашку вместе с, задери его волки, прелатом! В конце концов, на кой вас охранять, вот скажите на милость, а? Чтобы муженёк не выкобенивался? Ну, допустим. Но на кой тут несколько десятков солдат? По сравнению с армией вашего брата, если он всё-таки явится, это мелочь, а для охраны одной женщины не многовато ли? Чтобы интриги против короны не плела? Так тут двух-трёх достаточно. Да и что против короля может сделать такая женщина, как вы?

– Такая женщина, как я? – переспросила Меланта, и в голосе её прозвучала некоторая степень удивления.

– Ну, да. Юная, всеми покинутая, бедная…

– Возможно, я теперь и бедна, но совсем не покинута, – смущённо улыбнулась Меланта.

– Ой, – заёрничал Гастер, потешаясь над собеседницей. – Ой, да ваши сторонники – три клопа да пара гадюк. Ни брата, ни мужа, ни солдат.

– Зато у меня есть Сим, Иолли и Мейра.

Взрыв хохота Гастера Болта разогнал всех крыс в коридоре.

– Да уж, эта тройка целой армии кадерхана стоит, чего уж! Всех эти бабы ногтями зацарапают до смерти!

– И я совсем не юна.

– А сколько вам лет? Если не секрет, конечно. Вы, конечно, молоденькая, ну, всё же а вдруг?

– Замуж я вышла в пятнадцать. Эту змейку мой дорогой муж подарил мне на третью годовщину свадьбы, за неделю до того, как в Гирифор вторгся Ложный король.

Гастер задумался и принялся считать, загибая пальцы, но, сбившись со счёта, махнул рукой.

– Всё равно моложе моей самой старшей дочки. В пятнадцать, говорите, под венец пошли? – он ухмыльнулся. – А на островах девок замуж выдают до срока, коли терпячки нет у них скорее покувыркаться с кем-нибудь в хлеву. Неужто тоже не утерпели перед князем? Извините за откровенность.

Веснушка засмеялся.

Власта весьма снисходительно отнеслась к его насмешке.

– У нас не было выбора. Нас обвенчала Чарна.

Смех внезапно оборвался, будто его отрезали ножом.

– Да что вы говорите? – ни на секунду не поверил Гастер в откровенную, с точки зрения человека просвещённого, к каким он себя причислял, чушь. – Вот сама Чарна вырвалась из плена в Зачарованном лесу и обвенчала вас, как архонт?

– Да, – с убеждённостью, не приемлющей ни малейших сомнений, ответила Меланта.

– Ух и хороши же ваши гирифорские вина, – прогоготал смотритель Ровенны. – Вам бы тоже, Меланта, знать меру в употреблении!

Власта смиренно дала смотрителю время вдоволь повысмеивать её заявление, и когда он наконец закончил, закашлялся и поспешил смочить горло вином, спокойно ответила:

– Если вы во что-то не верите, это не значит, что это неправда.

Где-то внизу заорал Мехедар, требуя ещё пива, и подкрепил своё требование матерщиной.

– Не сомневаюсь, – с всё той же иронией Гастер положил руку на грудь в знаке полного доверия. – Верю-верю, всё так и было. Сама богиня оторвалась от своих богических дел и пришла в Гирифор, чтобы обвенчать влюблённую парочку. Конечно.

– Вы практически угадали, сэр Болт, – кивнула Меланта. – Кроме одного. Мы с Влахосом не были влюблённой парой. Он вообще меня не замечал в то время.

Морщинистое лицо Гастера недоуменно вытянулось.

– И как, прошу меня простить, сын князя Ровенны вдруг женился на нелюбимой? Понаслушался рассказов о вашем муженьке, и что-то у меня не возникло ощущения, что его можно было что-то заставить сделать против воли.

– Да, у Влахоса была любимая. Не я.

– Тогда я вообще ничегошеньки не понимаю. На кой он обженился с вами?

– Потому что я об этом попросила Чарну.

– Вообще ничего не понимаю. Вы меня путаете.

– Всё просто, сэр Болт. Я знала, что Влахос будет моим мужем, с первого мгновения, как увидела. Это случилось, когда мы впервые встретились в Ровенне, куда нас с семьёй в качестве жеста примирения пригласил на празднование Ллериона отец Влахоса, тогда ещё владыка Гирифора. Я знала, что он есть моя судьба, – власта мило наклонила аккуратную головку. – Меня, правда, тогда он не заметил, мне было всего тринадцать. Его больше интересовала одна из фрейлин его матери Айрены. Она была взрослее, искушённее меня. Её уже давно здесь нет. Я очень нервничала, когда нас представляли друг другу, и когда Влахос ответил на мой учтивый поклон, я сказала ему, что мы поженимся, а он лишь рассмеялся и не воспринял мои слова всерьёз.

– И, как видно, напрасно.

– Я знала, что он мой, – власта взяла из пиалы куриное бёдрышко и начала его изящно глодать. – Даже когда он увёл ту фрейлину с бала за кулису в сторону опочивален, даже когда я отследила их и наблюдала, как они срывали друг с друга одежду прямо здесь, в этой комнате, я знала, что он мой. Я слышала, принц Гирифора обладал репутацией охочего за юбками, но с ней, с той девушкой, он вёл себя не так, как бабник. Что-то было в их глазах, когда они в ту ночь смотрели друг на друга. Это был взгляд не просто двух любовников, между ними было что-то большее, чем похоть. Но даже когда я услышала, как, лёжа в объятиях друг друга на полу, кто-то из них прошептал: «Люблю», а второй ответил: «И я», я знала, что Влахос всё равно будет со мной.

Гастер запыхтел, вгрызаясь зубами в булку, будто заедая удивление.