Поначалу это было очень скучное плавание. Ничто не указывало на его важность для моей дальнейшей жизни. Прибрежные артисты давали свои представления для тех, кто, как и мы, проплывал мимо в тот солнечный вечер. Все спектакли были похожи друг на друга – с танцовщицами-сиренами, которые выныривали из воды или покачивали своими гибкими телами в высокой траве, завлекали гримированной наготой и пытались приманить наши деньги особыми позами и взглядами. Но, безусловно, это было зрелище не для детей, и сестры Лидделл начали скучать и просили меня рассказать сказку. Я выдумал историю о девочке, которая путешествовала по иному миру. Им очень понравилось, особенно маленькой Алисе, которая была… – Кэрролл ненадолго умолк. – Она была средняя из трех сестер и, по моему мнению, самая очаровательная, да простят меня другие девочки. По возвращении я записал свой устный рассказ. Он показался увлекательным тем, кто его прочел, я его доработал и опубликовал под названием «Приключения Алисы в Стране чудес», под псевдонимом Льюис Кэрролл. Он имел решительный успех. Я разбогател. Я продолжал читать лекции и с удовольствием занимался фотографией, иногда отдавал в печать свои произведения – всегда под псевдонимом… Время шло, и давние события уходили от меня все дальше…

В прошлом году я оставил преподавательскую работу. Последние рождественские праздники я провел, как и всегда, в Гилфорде вместе с моими сестрами – и вдруг без всяких видимых причин ощутил глубокую пустоту: быть может, потому, что я никогда не имел определенной цели в этой жизни, помимо служебных задач, а когда я перестал их выполнять, то лишился последнего, что у меня было. Приятель порекомендовал мне «Пикок», оксфордский пансион для джентльменов, и я решил там ненадолго поселиться. Не знаю, мисс Мак-Кари, доводилось ли вам слышать о пансионах «Пикок»…

Я кивнула в ответ. «Кому же не доводилось?» – подумала я. В сравнении с «Пикоком» Кларендон – это хижина. Алоизиус Пикок открыл несколько таких пансионов по всей Англии.

– Я переехал в январе нынешнего года, – продолжал Кэрролл, – и по прошествии двух месяцев почувствовал себя лучше. Строго говоря, я ничем не занимался. Я смотрел отдохновенные представления Джамбаттисты ди Луки: они столь изысканны, что кое-кто поселяется в «Пикоке», единственно чтобы иметь возможность их посещать; я читал, по утрам я занимался математикой в своей комнате, а по выходным беседовал с главным врачом пансиона, доктором Уэббом, о состоянии моего здоровья.

Каждый день после обеда смотритель по имени Грэм усаживал меня на стул перед окном в гостиной, а другой смотритель усаживал лицом к стене другого пансионера: тот всегда появлялся раньше меня. Затем этот пансионер уходил, а я оставался. Ничего необычного.

Однажды, по причинам, которые я не замедлю вам сообщить, Грэм подвел меня к окну значительно раньше обеда. Вот тогда-то джентльмен со стула возле стены со мной и заговорил:

– Сегодня вы пришли раньше, сэр.

– Да, сэр, – признал я.

– И не выспались.

– Как вы узнали?

– Элементарно: я слышал, как вы зеваете, занимаясь подсчетами в своей тетради.

– Вы очень наблюдательны. Я действительно провел беспокойную ночь. Мне приснился кошмар.

– Если бы я не выспался ночью, я был бы вынужден спать утром дольше обычного и не явился бы сюда раньше моего привычного расписания, – заметил он.

– Вы правы, – согласился я, – но я все же спал, хотя и плохо. К тому же я обычно занимаюсь математикой в своей комнате, а сегодня мне помешал мой новый сосед. – Я кивком указал на третьего джентльмена в гостиной: служитель поставил его стул возле другого окна. – Его зовут сэр Джонатан Кармайкл, и, как вы можете убедиться, такого человека сложно попросить не храпеть.

Несчастный сэр Джонатан выглядел древним стариком. Определенно, он страдал каким-то умственным расстройством, потому что сидел с открытым ртом, с губ его стекала ниточка слюны. И это его храп заставил меня покинуть мою спальню. Я собирался поговорить с доктором Уэббом о возможности перебраться в другую комнату… Но, кажется, в этом нет необходимости.

– Стены здесь толстые. У вас, видимо, превосходный слух, – отметил мой собеседник.

И я открыл ему, что, хотя и глуховат на правое ухо, левое у меня очень чувствительное, мне прекрасно различимы неожиданные шумы, от них я впадаю в беспокойство. А потом я посчитал, что будет правильно назвать себя и свой род занятий. Но когда наступила очередь моего собеседника, он снова меня удивил:

– Ваше преподобие, у меня нет имени. Называйте меня Икс или используйте любую другую переменную, которая вам ближе как математику.

Эти слова заставили меня приглядеться к нему повнимательнее. Тело было очень маленькое, голова очень большая, глаза разных цветов тоже выглядели необычно, но отсутствие имени казалось еще более странным. Он был как персонаж одной из моих историй.

– Забавно, что мы никогда не беседовали, – сказал я. – Мы же видимся каждый день…

– Я никогда вас не видел. Я слепой.

Должен признаться, новая информация поразила меня еще больше.

– Тогда как же вы узнали, что я занимаюсь вычислениями?

– Благодаря тому что я тоже чрезвычайно чувствителен. Ваше преподобие, отчего бы вам не поделиться со мной этим страшным сном? Он наверняка представляет интерес.

Но я ответил отказом. Быть может, человек, подобный моему собеседнику, и нашел бы его интересным, но на меня он произвел откровенно гнетущее впечатление, нервы мои были расшатаны. Вместо этого я принялся расспрашивать своего необычного собеседника: он поведал, что проживает в пансионах для душевнобольных с самого детства, что у него действительно нет имени, что ему ничего не известно о его семье и что он спокойно готов признать себя сумасшедшим.

Несомненно, очень любопытный персонаж. Больше мы в тот день не разговаривали.

На следующий день и еще через день я просыпался не рано – вскоре я объясню почему. Тревожность моя возросла настолько, что я обратился за помощью к доктору Уэббу; я даже, не вдаваясь в детали, пересказал ему свои кошмары. Доктор порекомендовал мне представления ди Луки. Участвующие в них девушки изящны, томны и холодны как сосульки, у них золотистые волосы и млечно-белая кожа, они движутся под звуки сонат Баха для скрипки и клавесина. При виде таких колыханий желание приглушается искусством и зритель погружается в состояние абсолютного покоя. Мне стало лучше. И вот на третий или четвертый день перед обедом я вернулся к моему месту у окна, уже успокоившись.

– Я уже начал по вам скучать, ваше преподобие, – сказал мистер Икс. – На сей раз кошмар был еще хуже?

Я снова недоумевал, как он мог догадаться. Быть может, услышал легкое дрожание моего карандаша, когда я вычерчивал линии и цифры в тетрадке? Как бы то ни было, я не видел необходимости скрывать то, что он и сам угадал в точности.

– Значительно тяжелее, сэр, – кратко ответил я.

– Я полагаю, вы видели второй сон на следующую ночь после первого, – добавил мой собеседник, и я воззрился на него с изумлением. – Ах, мне это известно потому, что мой смотритель рассказал, как вы своими криками переполошили нескольких пациентов… Даже вашего соседа, мистера Кармайкла, переместили на другой этаж… Но взгляните на этот случай с положительной стороны: вас больше не будет беспокоить его храп.

Об этом печальном происшествии я уже знал. Я хотел принести извинения, однако Грэм объяснил, что это не имеет смысла: сэр Джонатан, кажется, сошел с ума после смерти дочери, и говорить с ним – то же самое, что швырять монеты в колодец. А маленький джентльмен настойчиво продолжал:

– А после второго сна был еще третий?

– Благодарение Богу, нет.

– Мне бы очень хотелось знать, что вы увидели в этих снах… Ах, второй сон был, вероятно, столь ужасен, что вы не могли сюда выбраться целых два дня…

В конце концов я решил ему рассказать. Я уже открылся доктору Уэббу, и тот не придал моим кошмарам никакого значения, посчитал их следствием моего невроза, так что я ничего не терял, удовлетворяя любопытство этого человека, а еще я надеялся, что после моего рассказа он оставит меня в покое.

– В первый раз мне снилось, что я нахожусь в какой-то комнате. Вокруг было темно, но я видел смутные тени. Тени производили какие-то непонятные действия, и от этого мне было страшно. А потом из их скопища выделилась одна тень… На ней была очень высокая шляпа-цилиндр. Я услышал: «Десять! Десять!» Это был одновременно вопль радости и ужаса. Вдалеке сверкнул свет, и я понял, что эти фигуры… склоняются над каким-то телом. Я, дрожа, подошел ближе. Но ничего не смог разглядеть. Я проснулся… Вот и весь сон…

– Да, он интересный, – оценил мистер Икс. – А еще он зловещий.

– Несомненно, – согласился я.

– А второй?

– Он был… гораздо лучше… выстроен, – осторожно начал я. – Я снова видел эти создания… Тот, что в цилиндре, снова выделялся из всех… И снова был голос, но на этот раз он не кричал. Он звучал как шепот. Он говорил какие-то слова. Что-то с тем же числом: десять. «Да, Десять, но вы не должны о них упоминать… Не должны, если вам дорога жизнь!»

– Крайне интересно, – заметил мистер Икс. – Что еще там было?

Остальное, безусловно, имело отношение исключительно к моему увлечению геометрией.

– Пожалуйста, расскажите.

– Это произнес тот же голос, как будто обращаясь к кому-то другому: «Итак, оставьте вашу подпись здесь: горизонтальная линия касается окружности в центре левой стороны… Не забудьте… Это Знак, запомните! Это Знак!..» И наконец: «Добро пожаловать в „Союз Десяти“, мистер Игрек!.. Этим летом в Портсмуте мистер Игрек совершит важное дело… Так утверждает мистер М, старый профессор». Вот и все, – закончил я.

– Хорошая память, а в остальном – невероятно, – поздравил меня этот странный субъект. – Но вы сказали, что в своем первом кошмаре наблюдали «тени». А во втором – «создания». Почему?

У меня имелась на это веская причина, но я с самого начала предпочитал о ней не упоминать. Теперь я сдался:

– Дело в том… Во втором сне я разглядел их лучше… У одного была… голова как у зайца, у другого – кроличья, у третьего – кошачья… Я не мог разглядеть очертания того… кто был в цилиндре… Но от его облика волосы вставали дыбом.

– Ваше преподобие, их облик показался вам знакомым? Ваш тон свидетельствует именно об этом…

Мой собеседник обладал невероятной проницательностью. Вздохнув, я рассказал о своем писательстве и об опубликованных мною книгах. Разумеется, мистер Икс о них слышал, хотя сам и не читал. И тогда я объяснил, чем меня так напугали эти «создания».

– Они напоминали… некоторых персонажей моей книги, «Приключения Алисы в Стране чудес». Там есть заяц, есть кролик, есть кот… Тот, что в цилиндре, может быть Безумным Шляпником…

– Ах, я попрошу, чтобы мне как можно скорее прочитали эту книгу. А тот знак с линией и окружностью? Определенно, ваше преподобие, это геометрия, то есть ваша область.

– Именно об этом я и подумал, когда проснулся, – признался я. – И зарисовал все так, как было во сне. Но я не нахожу в этом рисунке очевидного математического смысла. Взгляните. – Я набросал рисунок на листке бумаги и протянул мистеру Икс. – На что это похоже?

– Вы забыли, что я слеп.

– Простите…

Действительно, этот человек был такой особенный, что ты поневоле забывал о его физическом недостатке. Я как мог описал свой рисунок: палочка, присоединенная к кругу. Если вам угодно, я сейчас воспроизведу для мисс Мак-Кари… Не беспокойтесь насчет письменных принадлежностей, мисс: тетрадь и отточенный карандаш у меня всегда с собой.

6

Демонстрируя талант геометра, Льюис Кэрролл двумя безупречными штрихами начертил рисунок, который я привожу ниже.

– Это вообще ни на что не похоже, – высказалась я. – Ну, может быть, головка с длинным тонким носом.

Кэрролл взирал на меня с вежливым удивлением, но слово взял мистер Икс: