В любом случае я в поместье имею полное право превращать в спиртосодержащую жидкость любое сырье. Другие баре в нашей округе по старинке перегоняли исключительно зерновые, когда урожай хорош и цены упали на хлеб. Ну а я доставшемуся в наследство аппарату застаиваться не дала, более того, завела еще девять штук. Три с зимы уже стояли, после поездки в Нижний, а еще шесть я привезла с Макарьевской ярмарки. Причем выбирала придирчиво, проверяла все: от бака до змеевика. Осталась довольна. И спирт буду производить, и прочую полезную химию – скипидар…

Настойки двойной перегонки – для себя, а так накопилось почти три гектолитра жидкости под 60 градусов, которая по нынешней терминологии называлась «спирт».

Его-то я и сдам на казенный завод. А исполнителем у меня Алексей Иванович – вот и проверка его менеджерских качеств. Для начала доверила ему подготовку «спиртового обоза» – подобрать герметичные бочонки и большие бутыли, наполнить, запломбировать, самому подсчитать возможный выхлоп и сообщить мне итоговую сумму.

Сложнее оказалось с запланированным доходом. Я понимала, что моего менеджера ждет жесткий конфликт с казенными чиновниками, которые постараются и объем приуменьшить, и спиртовую составляющую. Для последнего случая Алексей был вооружен ареометром, купленным и поверенным в Нижнем Новгороде, с прилагаемой справкой о поверке. И, конечно же, инструкциями: с кем идти на компромиссы, каких чинуш радовать чаем, каких – чудными лампами с небольшим запасом керосина, кому нарядной коробки зефира и пары бутылочек особой лекарственной настойки хватит. Они все едино такую прежде не пробовали, при всем при том, что опыт в деле пития имеют гигантский. В общем, его задача – создать хорошее впечатление и желание дальнейшего сотрудничества. Но большого ущерба не допустить.

Алексейка был, безусловно, готов к своей миссии. Вычистил и выгладил ярмарочные наряды, взял с собой мой подарок – бритвенный прибор. Пожалуй, опять примут за дворянского сына. Хоть и вправду усыновляй. Нет, пожалуй, поздновато.

Спиртовой обоз отбыл в Нижний Новгород – губернский центр – как раз утром того дня, когда меня посетил дядюшка. В губернский, а не в уездный, потому что в нашем уезде откупщик один и слава о нем на редкость нехорошая. Скуп, не в меру вороват, без обману прожить не может, при том что система откупов дает в эти времена таким, как он, до двухсот миллионов рублей в год. Сумасшедшие деньги!

Понятно, что не одному человеку в карман, но уж коли ты к этой кормушке пробился, то все, ты обеспеченный человек. Даже взятки и прочие изъяны, которые претерпел на пути к заветной цели, вернутся в твой карман не далее чем через год. А потом – катайся, каналья, как сыр в масле! Главное, начальство подмасливать не забывай. И своих ближних не ущемляй, не скопидомствуй, не обманывай совсем уж безбожно.

С последним у нашего уездного откупщика и случились проблемы.

Про систему откупов я много узнала от Ивана Колесова, управляющего Никитиных, и от своих же дворовых. Откупщик – это человек, который получил контракт, заключаемый на торгах, вроде наших тендеров, в особом ведомстве. Понятное дело, как и с тендерами, торги крайне редко бывали честными. Контракт этот определял, на каких условиях откупщик принимает в казну спирт и как дальше реализует его в розницу – в виде водок разной крепости, медовух, настоек и прочего.

Откупщик в это время именовался «коронным поверенным», то есть доверенным государя императора, с весьма широкими полномочиями. Чиновник он, проще говоря. Но при этом жалованья ему не положено никакого. Легально он имеет маржу с тех же хмельных медов, водок и пива. С продажи закусок, а еще – со штрафов, какие накладывают на любого, кто решит сам гнать и продавать спиртное. Штрафы, вестимо, взыскивались через полицию, только кто же с ней захочет дело иметь, если можно обойтись? Те же кабатчики частенько самогоноварением баловались, а еще чаще – скупкой неучтенных спиртных напитков. Посему держали на взятках не только полицмейстера, но и откупщика.

Однако основные доходы этот товарищ получал за счет обмера, обсчета, запугивания мелкого производителя и фальсификации водки. Проще говоря, понижения градуса.

Бывали среди них, конечно, те, кто «воровал в меру, по совести». Но не все, далеко не все. А уж если в уезде, то монополист.

В общем, до Нижнего подальше ехать будет, зато вернее. Там и подсказать есть кому, и посодействовать, рекомендацию к хорошему откупщику дать. Если явится управитель от Эммы Марковны Шторм, то не поймут. Еще и скаламбурят: почему не от Бури? Если же от Никитиных, то поймут сразу. И отнесутся с уважением, как к контрагентам самого серьезного торгового дома губернии.

Примерно с такими же напутствиями я отпустила Алексея Ивановича со спиртовым обозом. Дала ему рекомендательное письмо, повелев сперва заглянуть в контору Никитиных, а потом на завод.

На сборы ушел вечер, проводила поутру. И решила все же добраться до бумаг покойного Эммочкиного мужа. Просто сесть и прочитать.

«Дорогая моя Эммочка…»

Чуть лист не отложила. Будто принялась читать чужое письмо.

А может, и лучше, что чужое. Вот если начиналось бы оно «Дорогая Эммушка»… вот так было бы хуже. Будто мой родной человек написал. И я знаю, что его уже нет.

Нет, тот Миша, что лежит в предместьях Парижа, писал Эммочке. А вот мой Миша…

Я заставляла себя читать этот текст, пробираясь через, в общем-то, твердый, уверенный почерк, только чернила плохие, выцветшие. Может, это и к лучшему – будто я в архиве, читаю древнее письмо.

Писал супруг Эммы Марковны, что он уже гвардейский капитан, что война заканчивается, что следующее письмо пришлет из французской столицы. А еще писал, что цыганка ему гадала в Страсбурге, что путь его славный, а жена его любит. И еще что-то добавила на неведомом языке, но он не понял.

Вот я – поняла.

Отбросить сантименты, читать дальше. В этих письмах должны быть ответы на вопросы, возникшие еще с осени.

Не сразу расслышала стук в дверь.

– Эмма Марковна, – несмело сказал Ванька, – к вам…

Глава 9

– Эмма Марковна, – несмело сказал Ванька, – к вам…

И запнулся. Будто даже хотел сказать имя, но не выговорил.

Не будь этой запинки, я бы удержалась от глупой шутки. Или даже не шутки. Видимо, я настолько ощутила себя Эммочкой, той самой девчонкой-вдовой, телом которой я пользуюсь уже почти год… да, кстати, вспомнить, в какую дату, отметить второй день рождения.

Но сейчас не до этого. Просто ощутила себя девчонкой, хлебнувшей нежданного счастья, а потом – горя, когда пришла тогдашняя похоронка. В кои-то веки села почитать письма покойного мужа, а тут очередной визитер. Помещик Гусев, поговорить о погоде, выпить настойки, вкусно закусить и под большим секретом поведать мне слух, который известен мне и без его услуг. Да, еще денег попросить или зерна: «Уж будьте любезны, заранее благодарствую, до Рождества верну». Ага, вернет…

Нет уж! Занята!

– Вели передать, что для всех, кроме государя императора, я сейчас занята! – резко сказала я.

И опять склонилась к письму.

– Эммарковна… – неуверенно произнес швейцар-подросток. Потом скрипнула дверь.

Я прочла еще пару строк о февральских дорогах северной Франции, таких же грязных, как и наши, о вкусном, но приевшемся блюде – супе из вина и сухарей. И только тут сообразила, что вообще-то пошутила достаточно резко.

Подошла к окну. Во дворе возле экипажа стоял Михаил Федорович и беседовал с Ванькой.

Михаил Федорович – капитан-исправник. Тот, что «Мушка».

Вам приходилось исправлять одну глупость другой? Я чуть было ее не совершила – уже занесла ногу на подоконник, чтобы выпрыгнуть в окно. Но удержалась. И даже не стала кричать. А просто помчалась в коридор. Заранее решив, что, если гость велит поворотить поводья, велю не запрячь, а оседлать и поскачу вдогонку.

К счастью, не пришлось. Едва выскочила на крыльцо, столкнулась с Михаилом Федоровичем.

– Эмма Марковна, – встревоженно спросил он, – опять у вас какая хирургическая беда в поместье?

Мой пристыженный взгляд мгновенно преобразился в удивленный.

– Швейцар сообщил, что вам необходим сударь-оператор, – пояснил гость.

Гнев, стыд, удивление… буйный смех. Ну да, хирурга, привезенного в поместье спасать Демьяна, называли «оператор». Ванька запомнил многократно услышанное слово и обратился к гостю – вы врача не привезли?

Смех – штука полезная, говорят, жизнь продлевает. Но имеет побочный эффект – необходимость объяснять его причину. Придется так и сделать, когда сядем за чай.

А почему Ванька запнулся – понятно. Привык объявлять гостей по имени. И не сообразил сразу, как представить Михаила Федоровича. Забыл чин, похоже. А нынче ж не так скажешь, и по шее схлопотать недолго.

Да, а я-то буду как к нему обращаться?

Вышла из положения нейтральным и вполне уместным при слугах «милости прошу, сударь». И сама пошла обратно в дом, через теплые сени в кабинет, все время слыша его шаги за спиной.

А как вошли и он дверь прикрыл, так силы мои и кончились. Обернулась, да, видимо, с таким лицом, что и слов не понадобилось.

А он, как всегда, взял инициативу на себя.

– Мушка, – на ухо сказал Миша, когда я шагнула к нему и почти упала. – Ну тихо…

– Миш, – вышел какой-то жалкий всхлип, но мне было все равно. – Ты меня хоть помнишь?

– Плохо, – спокойно признался муж. Таким родным, привычным тоном, каким в прежнее время признавался, что следствие завязло, если не в тупике. – Точнее, тебя помню лучше всего прочего. Словно сон в тумане видел, длинный и логичный. Долго понять не мог, чем ты меня так цепляешь, все равно как улей в голове шурудишь, мысли начинают жужжать и метаться без толку. Думал, грешным делом, влюбился. А оно вон что…

– Ну и дурак. – Я прильнула к мужу еще плотнее, всхлипнула ему в плечо. Словами не передать, какая гора только что упала с моих плеч. – Конечно, влюбился!

– Мушка, мы тридцать лет вместе прожили, какая влюбленность. Ты еще цветов потребуй и свидание с романтикой.

– А говорил, не помнишь! – Я тихо засмеялась сквозь слезы.

– Забудешь с тобой. Как ты рядом – так пчелы жужжат, мухи в глазах мелькают, зато облака и туманы рассеиваются, – усмехнулся муж.

И обнял меня еще крепче. Его руки, губы, прерывистое дыхание говорили лучше любых слов. Хоть огнем вокруг меня сейчас дом гори – я бы не заметила…

– Мушка, главное, ты нашлась. Дальше разберемся, – сказал муж, когда мы наконец наобнимались. Точнее, не наобнимались, конечно. Так уж вышло, что простые объятия для нас с Мишей всегда значили больше, чем самые жаркие поцелуи. И после долгой разлуки сразу насытиться близостью было трудно.

Одно хорошо – несмотря на помолодевшие тела, мы оба взрослые люди. Умеем думать головой, а не гормонами. Так что урона моей репутации все ж таки не допустили, через десять минут, не позже, Павловна принесла в кабинет самовар, пироги, плюшки и другие заедки. Только приступить к чаепитию мы не успели. Сначала, дождавшись, пока Павловна выйдет, снова обнялись, а потом нас и вовсе отвлекли.

Точнее, Мишу отвлекли, дернули за штанину. Рычать Зефирка еще не научилась, поэтому жевала одежду гостя с визгливым щенячьим энтузиазмом.

К визгу добавился топоток, тотчас же стихший. Пожаловала Лизонька. Остановилась и взглянула, поджав губки, как нередко делала, оказавшись в непривычной ситуации.

И вправду непривычная. Мама то ли борется, то ли обнимается. Нельзя сказать, что с незнакомцем, общались они в прошлом году, да к тому же Миша оказался первым знакомым взрослым, обнаружившим детей возле той самой злополучной избушки.

И все равно, к новому статусу дяди Миши придется привыкать. Незнакомая ей модель отношений: взрослый мужчина, постоянно рядом с мамой.

Взрослому мужчине предстояло найти выход из ситуации. И он, конечно, нашел.

– Как подросла Зефирка-то наша, – сказал Миша. Нагнулся – я заметила, что почти без усилий, – поднял псинку. Та игриво его цапнула и пустилась лизаться.