– Да, я готов поклясться. Но зачем меня расспрашивать? Заканчивайте посмертный осмотр, и он вас удовлетворит. Как видите, на игле нет ни следа крови; нет и кровоподтека вокруг отверстия, образованного иглой. Мне нет необходимости напоминать присутствующим здесь собратьям медикам, что так не могло бы быть, если бы игла вошла в тело живого человека. Пусть вскроют грудную клетку и убедятся, что я в свидетельстве указал верную причину смерти. Готов в этом поручиться всем своим искусством врача.

Приняв его вызов, медики продолжили осмотр, чтобы проверить правдивость его слов. Было очевидно, что многих их них слова доктора Лэмсона убедили. Тем не менее необходимо было продолжить вскрытие.

Однако делать это на открытом воздухе было неудобно. Поэтому предложили перенести тело в ризницу. Его туда перенесли, и там разрешено было присутствовать только коронеру, членам жюри и другим официальным лицам.

Когда вскрыли грудную клетку и обнажили сердце, стало ясно, что доктор Лэмсон говорил правду. Покойная умерла от болезни сердца, от той ее разновидности, которая называется атрофией; во всяком случае она страдала этой болезнью. Но, возможно, смерть вызвана не самой болезнью; и эта неуверенность, наряду с многочисленными сомнениями членов жюри, вызвала и у врачей расхождение во мнениях.

Можно ли было сердце в таком болезненном состоянии так пронзить иглой, чтобы не вызвать кровотечения? Снаружи не была затронута ни одна вена или артерия; этим объяснили отсутствие кровоподтека. Может, так же было и внутри сердца и игла пронзила его, когда оно еще билось? Несомненно, такой вопрос никогда не возник бы, если бы не наследство в десять тысяч – сумма, поражающая воображение.

Разумеется, доктор Лэмсон на вскрытии не присутствовал: его вместе с остальными свидетелями попросили подождать в прихожей.

Обсуждение продолжалось очень долго, приближалась ночь, и коронер решил перенести неоконченное расследование на следующий день; свидетелям сообщили, в котором часу им нужно явиться.

Некоторые члены жюри предлагали немедленно арестовать доктора Лэмсона, но сомнения победили, и ему разрешили вернуться домой. Когда он проходил через церковный двор, его встретили свистом; но поскольку он ответил полным равнодушием, что само по себе явилось доблестью, толпа устыдилась своего поведения и отказалась от дальнейших демонстраций недружелюбия.

Капитан Уолтон вернулся домой в сопровождении джентльмена, по имени Чарлкот, которого пригласил поужинать. Это был его старый друг, один из членов магистратуры города.

Когда они после обеда пили вино и курили, разговор, естественно, зашел о событиях этого дня и о показаниях доктора Лэмсона.

– Его рассказ, хотя и очень необычный, кажется мне правдоподобным, – заметил магистрат. – А вы как считаете, Уолтон?

– Я считаю его не только правдоподобным, но и правдивым. У меня для этого несколько причин. Отсутствие кровоподтека, по-моему, доказывает невиновность этого человека в преступлении, что бы ни думали о его поведении.

– Могу я спросить, почему вы считаете его невиновным?

– Причина в одном не совсем обычном человеке. Среди тех, кого я вызвал в качестве свидетелей, вы могли заметить худого сутулого типа, по имени Ньюдин.

– А он тут при чем?

Описав встречу с Ньюдином на дороге и передав содержание разговора, капитан добавил:

– Я считаю, что Лэмсон сказал правду: моя бедная Нелли дала ему этот документ. А украл его Ньюдин. Клянусь богом, – воскликнул молодой офицер, – хоть у меня нет причин любить Лэмсона, и я презираю его алчность, если окажется, что он говорил правду, десять тысяч фунтов будут ему вручены немедленно.

– Доктор Лэмсон, сэр! – объявил слуга, входя в комнату. – Он просит разрешения повидаться с вами, сэр.

– Конечно. Проводите его сюда.

– Мне уйти? – спросил магистрат.

– Останьтесь, если посетитель не будет возражать. Посмотрим.

Вошел врач, мрачный и бледный.

– Может, хотите поговорить со мной наедине, доктор Лэмсон? – спросил капитан. – В таком случае мистер Чарлкот…

– Нет, – прервал его врач, поклонившись магистрату. – Я предпочел бы, чтобы вы оба выслушали меня и увидели то, что я покажу. Мне, напротив, повезло, что мистер Чарлкот оказался здесь. Я как раз собирался сегодня же вечером идти к вам домой, сэр, и попросить у вас дружеского совета.

– В чем совета, доктор Лэмсон? – спросил магистрат.

– Вот в чем, сэр; вначале я решил показать это капитану Уолтону, чтобы убедить его в своей невиновности в том преступлении, которое приписывают мне сплетники. Вернувшись домой после расследования, я обнаружил на столе наряду с другими письмами вот это; как видите, оно прислано мне по почте.

Говоря это, он протянул капитану Уолтону письмо; на конверте, уже распечатанном, было написано только «Доктору Лэмсону», и стоял один почтовый штемпель – города Е. Дата на штемпеле свидетельствовала, что письмо отправлено в тот же день. В письме говорилось:

«Если доктор Лэмсон согласится расстаться с одной тысячей фунтов из десяти тысяч, завещанных ему мисс Инглворт, он вернет себе подписанный ею документ, и это поможет ему избежать петли на виселице. Если он согласен на это предложение, пусть известит: зажжет в своей спальне голубой свет сегодня в полночь; завтра с утренней почтой он получит новое письмо с указаниями, как передать деньги и подучить документ, так ему необходимый».

Ни подписи, ни адреса не было; только то, что передано выше.

– У вас есть подозрения, кто мог это написать? – спросил капитан Уолтон, обращаясь к врачу.

– Ни малейших. Почерк мне совершенно незнаком.

– Мне тоже, – сказал мистер Чарлкот, рассмотрев письмо. – Мне кажется, почерк сознательно изменен.

– Возможно, я смогу вам подсказать, – вмешался капитан Уолтон, пошептавшись немного с магистратом. – Если не ошибаюсь, у вас работает человек по имени Ньюдин.

– Да. Честный парень. Во всяком случае я так считаю.

– Возможно, вы переоцениваете его честность. У меня есть основания считать, как раз наоборот: он не только нечестен; больший предатель никогда не служил доверчивому хозяину.

– Вы поражаете меня, капитан Уолтон! Я всегда считал его преданным человеком.

– Потому что не сумели его раскусить. Сейчас у вас есть такая возможность. Он ночует в вашем доме?

– Нет, он у меня только днем. На ночь уходит к матери, она живет на краю города.

Капитан Уолтон и магистрат обменялись взглядами. Их подозрения подтверждались.

Первым заговорил мистер Чарлкот.

– Как вы сказали, доктор Лэмсон, вы хотели попросить у меня дружеского совета. К счастью, после разговора с моим другом капитаном Уолтоном я могу вам его дать. Советую вам, не теряя времени, передать мистера Ньюдина полиции. Как магистрат, могу дать вам необходимое распоряжение; если хотите, мы немедленно выпишем ордер.

– Доктор, вы хорошо сделаете, если послушаетесь совета мистера Чарлкота, – сказал капитан Уолтон. – Это в ваших интересах.

– Но, джентльмены, разве не ужасно, если мы арестуем невиновного молодого человека?

– Если он окажется невиновен, – вмешался мистер Чарлкот, – ему это не причинит вреда. Напротив, вам не нужно будет жалеть о принятых мерах.

– Доктор Лэмсон, – сказал капитан, – у меня есть основания считать, что именно Ньюдин украл у вас документ, о котором вы говорили. Я мог бы вам рассказать обо всем и сделал бы это, если бы не обещание, которое не могу нарушить. Но в этом нет необходимости, это не может затруднить наши действия. Я могу только сказать, что ваш верный помощник вас предал. У меня есть доказательства этого, и, если вы последуете совету мистера Чарлкота и немедленно отдадите Ньюдина в руки полиции, вероятно, у него окажется и документ, за который неизвестный автор письма просит у вас тысячу фунтов.

Доктор Лэмсон был потрясен; но наконец, убедившись, что его помощник может быть виновен, попросил магистрата дать ордер на арест.

Ордер был немедленно выписан, к нему мистер Чарлкот добавил записку начальнику полиции; доктор Лэмсон, поблагодарив джентльменов за неожиданно дружеский прием, ушел.

В одиннадцать он добрался до полицейского участка, и менее чем через час Ньюдин был арестован. Его нашли не в доме матери, а на одной из пустых улиц; он не сводил взгляда с окон доктора Лэмсона, дожидаясь синего света. Несомненно, у него был план, как благополучно получить деньги за свой шантаж. Как и предсказывал капитан Уолтон, в кармане поношенного пальто Ньюдина оказалось потерянное доказательство невиновности его хозяина.

Документ был написан мисс Инглворт. В нем она подробно описала все касающееся своего договора с доктором Лэмсоном: свой страх перед погребением заживо; инструкции, которые она дала, чтобы это стало невозможно; она даже написала, что сама дала иглу, которой следовало пронзить ей сердце. Заканчивался документ подтверждением, что доктор Лэмсон согласился с большой неохотой, уступил только самым настойчивым просьбам – короче, подтверждались все показания врача.

Не могло быть сомнений в подлинности документа. Почерк, несомненно, принадлежал Элен Инглворт, он был известен сотням людей; документ был подписан ею собственноручно, к тому же к нему прилагалась семейная печать.

На следующее утро, когда возобновилось расследование, документ предъявили жюри – вместе с показаниями полицейских, когда и в каких условиях документ был обнаружен. Медики уже представили свой доклад, который полностью снимал с доктора Лэмсона обвинения в убийстве молодой леди: врачи единодушно признали причиной смерти атрофию сердца. Доказательства невиновности доктора Лэмсона удовлетворили жюри; и случай, который едва не стал поводом для уголовного дела, был закрыт.

Но хотя доктор Лэмсон был оправдан и больше никто не связывал его имя с обвинением в убийстве, с ним по-прежнему связывалось что-то дурное, главным образом из-за десяти тысяч фунтов, которые были ему вручены.

Обнаружив, что жизнь в городе Е. стала неприятной и не приносит выгоды, доктор Лэмсон исчез. Подозревали, что он под вымышленным именем уехал в Австралию.

Что касается Ньюдина, то он отправился туда же – хотя и недобровольно. Попытка таким предательским и грязным способом выманить деньги произвела впечатление на жюри и судью, и Ньюдин был приговорен к десяти годам каторги на Тасмании.

С тех пор тихий приморский городок Е. стал модным и популярным курортом; но среди его старейших жителей есть немало таких, кто помнит описанный выше случай и может подтвердить правдивость рассказа о пронзенном сердце.

В манграх

– Я живу на юге острова – за Батабано. Мой дом в вашем распоряжении.

Так сказал мне знакомый пассажир почтового парохода «Оспри», когда мы входили в пристань Гаваны.

Тот, кто так щедро предложил мне свой дом, был коренным жителем «вечно верного острова». Но он из тех, кто не очень доброжелательно смотрит на эту верность. Напротив, мой собеседник – сторонник «Куба либре» [Свободная Куба (исп.) – Здесь и далее – Прим. перев.].

– Мой дом в вашем распоряжении.

Я знал, что обычно такая фраза ничего не значит: это пустая формальность. Но я знал также, что дон Мариано Агуэра сделал свое предложение искренне и рассчитывал, что оно будет принято.

Он продолжал уговаривать:

– Если вам нравятся развлечения на природе, я покажу вам кое-то такое, что вы еще не видели.

Это было сказано человеку в костюме для стрельбы, с дополнительными карманами для патронов.

– К тому же, – говорил кубинец, – помимо природы, могу предложить вам и другие развлечения. Я холостяк, живу в одиноком «богио» [Хижина из дерева (исп.)] с сестрой, которая ведет хозяйство. Это необразованная креольская девушка, манеры которой не напомнят вам фешенебельных леди Лондона и Парижа. Но могу поручиться, что у нее горячее сердце и она гостеприимно встретит друга своего брата. Ну, кабальеро! Соглашайтесь!

Развлечения на природе уже склонили меня к согласию. А упоминание о «необразованной креольской девушке» окончательно заставило принять решение.

– Кон мучо густо [С большим удовольствием (исп.)], – ответил я дону Мариано.

– Моя сестра, – продолжал он, – сейчас живет у тетки, на окраине города. Мы отправимся туда, заберем ее и поедем в Батанабо.