В том, что недавние события мне померещились, я убедил себя довольно быстро. Ну потому как не бывает такого. Это жизнь – а не сраная сказка. Какие-то чудовища, что возникли из тени, чувак с приступом эпилепсии… Тогда как объяснить весь этот фарш на полу в магазине? Может, тоже приглючило? Картина в целом вполне привычная взору, видели и похуже. Однако в те дни виновницей всегда выступала взрывная сила, а здесь…

Я на всякий случай вернулся к лавке и ещё раз заглянул внутрь. Нет, не глюк. Кровь и куски человеческих тел остались на прежних местах. И что делать? Я немного потоптался на месте, а затем, махнув рукой, всё же решился. Даже если Надюха заметит пропажу, думаю, за общим шухером ей будет на неё насрать. В крайнем случае – денег отдам, чтоб не зудела.

Осторожно, стараясь не заляпать ботинки и не испортить будущие улики, я пробрался к прилавку и снял с полки две бутылки водки. Затем бросил взгляд на уже отрезанный кусок колбасы, но в итоге брать его не стал. Побрезговал, потому что он весь был перепачкан кровью. Так же, боком-боком, я выбрался на улицу и двинул обратно в сторожку.

Когда уже свернул, заметил, что моих пациентов на месте не оказалось. Скорее всего, очнулись, пока меня не было, и по-тихой отвалили. Ну, мне же легче. Ребятам на скорой так и скажу, если они вообще приедут. Что-то мне подсказывает: сегодня я их вряд ли увижу. Но не это главное. Очень яркое предчувствие беды сжимало сердце. Такого я не испытывал уже давно, года четыре – точно.

Естественно, я свалил это на увиденное в магазине, а чтобы приглушить ощущения, решил ещё немного выпить. Па́йку от жены Валерича, естественно, никто в холодильник не убрал, а потому она была моментально вскрыта и применена в качестве закуски. Всё уже успело остыть, но котлеты прекрасно идут и в холодном виде. А чтобы не пропала картошка, утром отдам её собакам, которые вечно ошиваются поблизости.

Мысли снова свернули к недавним событиям, а вместе с тем усилилось предчувствие беды. Очередная рюмка полетела в рот, следом отправился кусок котлеты и дымящая сигарета. Несмотря на то, что я уже изрядно захмелел, тянущее чувство не отпускало. Даже бормотавший какую-то очередную чушь телевизор не отвлекал, а скорее делал хуже. Мне начало мерещиться, будто сквозь его звук слышится что-то ещё, уже с улицы.

Я поднял пульт, убрал в ноль громкость и стал прислушиваться. Но нет, снаружи лишь изредка подвывал ветер да, кажется, дождь пошёл. Сам его не слышно, лишь громко стукающие о подоконник капли, что слетают с крыши.

Чтобы хоть как-то успокоиться, я поднялся с дивана и прошёл в дальний угол сторожки. Здесь, в вентиляционном отверстии, спрятан мой старый наградной пистолет. В такие моменты он всегда помогает, придает некую уверенность.

На обратном пути меня резко повело в сторону, и я едва не упал. Помог стол, за край которого я ухватился. Он даже слегка сдвинулся, что повлекло за собой неприятные последствия. Початая бутылка опрокинулась, покатилась и рухнула на пол. Разбиться о деревянный пол у нее не получилось, однако потерь избежать не удалось, ведь крышку-то я закрутить не удосужился.

– Блядь! – выругался я, но резких движений решил больше не делать.

Придерживаясь за стол, я обошёл его, плюхнулся на диван и, пошарив рукой по полу, нащупал сбежавшую тару. Пролилось не так уж и много, учитывая то, что половину я успел отхлебнуть. А раз уж бутылка всё равно в руке, то почему бы и не добавить. Да, завтра ещё нужно яму копать, но это не к спеху. Бабка у Витька померла лишь сегодня, а значит, похороны только послезавтра. Всяко отойти успею.

Хотя в последнее время людей стали хоронить… кто во что горазд. Не все и не всегда делают это «по церкви». Многим насрать на посты, на положенные сроки. Бывает, и на второй день закапывают, а бывает, что и на пятый. Нехорошо это, но ведь людям свою голову не пришьёшь. Вот Витька не такой, к тому же бабуля у него была очень религиозная. Значит, всё как положено пойдёт, на третий день. Лишь бы погода позволила, а то весна в этом году… сплошные дожди. И это ещё не весь снег сошёл, которого за зиму навалило под самую крышу.

Копать такое месиво – то ещё удовольствие: почва глинистая, влагой пропитана так, что от лопаты не оторвать. Под ногами чавкает, а сапоги порой так засасывает, что они с ног слетают. Но это ещё полбеды. Такая работа на внешности неслабые следы оставляет. Бородавки и грибок настолько привычное дело, что я на них уже давно внимания не обращаю. Земля в волосах – тоже наше всё. Но я не жалуюсь. Деньги хорошие прилипают, да и дело это благое – людей хоронить.

– Ох, ебать, – тяжело выдохнул я, пытаясь сфокусировать зрение на телевизоре. – Что-то я лишка… и-ик… по ходу.

***

Пробуждение приятным не назовешь. Похмелье в мои годы – гость довольно редкий. Но вчера я, видимо, слишком много скушал и лёг, наверное, чуть ли не на рассвете. Организм по привычке поднял меня в шесть утра, и теперь я пребывал в самом мерзком состоянии, которое только можно представить. Окончательно протрезветь не успел, но и пьяным себя уже не ощущал. Голова просто чугунная, все кишки горят…

Я подскочил с дивана и рванул в туалет, потому как содержимое желудка резко попросилось наружу.

Ненавижу блевать! Всегда пытаюсь сдерживаться до последнего. Но сейчас этот рефлекс оказался выше моих сил. Я едва успел добежать до толчка. По ходу, что-то снёс со стола, и оно с характерным хрустом разбилось. Вот только смотреть было некогда.

Согнувшись над унитазом, я выворачивал себя наизнанку. Рвота летела мощным потоком и попала в нос, от чего стало ещё противнее. Зато в голове полегчало. Немного отступила боль, просветлело в мозгах, жаль, озноб никуда не делся. Однако я мог крепко стоять на ногах и перебрался к раковине. Вода с грохотом ударила в железную чашу, и этот звук отразился болью в мозгах. Пара ледяных пригоршней в лицо – и вот я уже могу более или менее соображать.

Мысли путались. Я никак не мог вспомнить, чем закончился вчерашний день. В пьяном угаре всё как-то перемешалось в одну кучу. Вроде произошла какая-то суета, помню кровь, размазанные по полу кишки, двух подростков, что полезли в драку. И вроде не сильно обожратый был… Странно.

Позади грохнула входная дверь, и это оторвало меня от созерцания своей помятой, небритой рожи в зеркале.

– Да твою же в душу мать! Серёж! Ты совсем охуел?! – раздался гневный крик Валерича. – Ну сколько это будет продолжаться?! Доведёшь ты меня, вышвырну на улицу, к чертям собачьим!

– Прости, Валерич. – Я состроил я виноватое лицо, но на этот раз не сработало.

– Что же ты живёшь-то, как на свиноферме?! От… полюбуйтесь! Нинка ему пожрать передала, а он всё на пол. Теперь даже собакам не отдать, всё в стекле битом.

– Валерич…

– Чё Валерич, а?! Я уже шестой десяток Валерич! Совести у тебя нет!

– Я всё уберу. Ну чё ты начинаешь-то? Ну, газанул разок, с кем не бывает.

– Со мной вот не бывает. Ебить твою налево… эт чё за номер?! Пистолет, что ли?!

– Не трогай! – сухим тоном одёрнул начальника я, и тот послушался.

– Ты мне вот что скажи: ты совсем идиот?! На кой чёрт сюда оружие припёр?!

– Наградной это…

– Наградно-о-ой! – Шеф воздел указательный палец. – Ты ить героем был, что с тобой стало-то, а?

– Да каким, к лешему… – отмахнулся я и взялся за неспешную уборку.

– Каким-каким… – Валерич стянул шапку и уселся на стул. – Видать, хорошим, раз такую цацу подарили. Поди, и награды имеются?

– Металлолом это всё, побрякушки, – буркнул я. – Даже не помню уже, где валяются.

– Ну и дурак.

– Может, и дурак, – пожал плечами я, осторожно вытягивая осколки из картошки на полу.

– Перчатки хоть надень, порежешься.

– С-с-с, – почти сразу зашипел я и сунул порезанный палец в рот. – Блин! Валерич! Ну кто тебя просит-то, под руку!

– Это потому что мозгов нет, – усмехнулся тот. – Эх, видел бы тебя сейчас Колька.

– А ты батю сюда не приписывай!

– А вот и буду! Мы с ним в своё время знаешь, как дружили?! Он ведь тобой гордился, всё фотокарточки показывал. А ты вон чего…

– Так случилось, – угрюмо ответил я. – Жизнь вообще – крайне несправедливая штука.

– Дэ-дэ-ды дэ-бэ, – передразнил меня шеф. – Ты думаешь, нам в твоём возрасте легко было?

– Вам хотя бы свои в спину не стреляли.

– Ты чего в дом-то жить не идёшь?

– Не хочу.

– Он ведь ветшает стоит. Хоть на продажу выстави, на квартирку там точно хватит.

– Ой, Валерич, давай без своих нравоучений. И так тошно…

– А ты водяры поменьше хлебай, понял?!

– Да где уж я её больно хлебаю-то?

– Ну-ну.

– Ты чего вообще пришёл? Нервы поднять, с утра пораньше?

– Ты про Илюшкиных не забыл?

– Помню я…

– Это хорошо. А… вот чего! Ты мне вот объясни дураку, какого хрена мне вчера вечером Витька звонит и заявляет, что ты здесь драку устроил?!

– Какую драку? – Я попытался состроить максимально невинное лицо.

– Вот, у тебя хочу спросить! Я, значит, с постели сорвался, приезжаю, а тебя и след простыл. Хорошо, хоть двери запереть догадался.

– По делам отойти нужно было.

– Знаю я твои дела, за вином, небось, бегал.

– А если и бегал… Твою мать!

– Что опять?! – всполошился начальник, – Ну?! Чего притих?! Опять сотворил что-то?

– Да ничего я не делал! – возмутился я, – Просто вспомнил… Слушай, а ты у Надьки с утра не был?

– Я что, на больного похож? Мне чего там делать в шесть утра? Она же раньше девяти не открывается.

– А, точно… – Я почесал макушку.

– Э-эх, всё, допился.

– Да хорош уже, в самом-то деле! – не выдержал и прикрикнул я, о чём тут же пожалел. Крик моментально отразился болью в висках и заставил меня поморщиться.

– А ты мне тут голос не повышай, – сразу ухватился за мой косяк Валерич. – Я здесь пока ещё начальник. Захочу – вылетишь у меня отсюда, как миленький. Забыл, как ты ко мне пришёл? Дядя Саш, возьми к себе, бога ради… А? Так я помню! Ишь, чё устроил мне здесь!

Валерич соскочил со стула и гневно потряс пальцем в воздухе.

– Смотри у меня! – пригрозил он ещё раз и хлопнул дверью, а затем снова заглянул и добавил: – Чтоб я больше такого не видел!

– Блядь… – выдохнул я. – Вот за каким хером приходил, все нервы вымотал.

Я в сердцах швырнул тряпку на пол и осмотрелся в поисках остатков вчерашнего пойла. Вот ведь странная штука память: как и чем вечер закончился – не помню. Зато на двести процентов уверен, что на столе оставалась нетронутая бутылка водки. И, кажется, я даже прекрасно знаю, куда она делась. То-то Валерич всё руку к животу прижимал… А когда пальцем размахивал, едва подхватить успел, чтоб из рукава не выскочила.

Хотя, может, оно и к лучшему. Что-то я действительно зачастил. До добра такие процедуры ещё никого не доводили. А как тут не пить? Если каждый второй то деньги в карман сунет, то бутылку вечером занесёт. Городок у нас небольшой, всего тысяч десять населения. Да и то лишь по переписи, когда родители своих чад прописанных в списки вносят. А так молодежь отсюда сразу после школы свалить пытается, потому как ловить здесь нечего. На лесопилке разве что работать, за копейки да в грязи с алкашами. Или вот, как я, с лопатой в руках. Но только не на кладбище, а на шабашках, которые случаются реже, чем покойники.

Да здесь даже старшие только вахтой перебиваются, чтоб хоть как-то жить можно было. Про пенсионеров вообще молчу. Ну вот как бабке с дедом выжить на десятку в месяц, из которой зимой все восемь за коммуналку отдать требуют? Извечная проблема провинциальных городков: ни работы, ни денег.

– Ладно, сидеть так до второго пришествия можно, – пробормотал я и принялся за уборку.

Часа через два, обвешанный звенящими стеклом пакетами, я наконец выбрался на улицу. В ночь подморозило, а сейчас снова занялся небольшой дождь, отчего под ногами образовался каток похлеще, чем в ледовом дворце. Естественно, я тут же, громыхая пустыми бутылками, полетел в лужу. Матерно выругался, но продолжил победное шествие к новой жизни. Ведь я твёрдо решил завязать, хотя бы до Пасхи… Вот только сейчас за пивком в магазин заскочу – и всё!