Почему-то, в самом деле, она не почувствовала при этом никакого желания переспать ни с Дереком, ни с Илмартом.

– Так что, зовём? – чуть тряхнул её за плечо друг. – Или ты всё-таки готова признать, что дело не в словах, а в том, что ты давно на него запала, а?

– Эй! – возмущённая Олив ударила его кулачком в плечо. Учитывая общий уровень накаченности его мышц, пострадал скорее кулачок.

– Нет-нет, Олливи, давай быть последовательными! – благородно возмутился он. – Тут явно одно из двух: либо ты спишь со всеми, кто говорит тебе красивые вещи, либо ты спишь именно с Тогнаром, и тебе безразлично, что именно он говорит. – Пожевав губами, он добавил: – Зная Тогнара, вообще сомневаюсь, что он высказал всё это так уж красиво, да?

Олив фыркнула, признавая его правоту.

– И готов поставить на то, – продолжал Илмарт, – что где-нибудь в процессе он ещё и заявил, что у тебя нет мозгов.

Олив искренне расхохоталась, узнавая в этом реплике Райтэна несомненно и чётко.

– Вот! – наставительно поднял палец Илмарт. – Кто ж так девушек соблазняет? Ты правда думаешь, что он всерьёз полагает, что его инсинуации по поводу мозгов звучат соблазнительно?

Тут уж они рассмеялись уже хором.

От этого разговора Олив стало гораздо легче на сердце. Во-первых, конечно, от того, что она пришла к выводу, что Райтэн и впрямь не имел цели задурить ей голову, а во-вторых – потому что, судя по всему, все трое её друзей находят её сильной и смелой, и её раны ничего тут не меняют.

– Ну так что? – меж тем, ворвался в её размышления Илмарт. – Снимаем обвинения в лицемерии – или отлавливаем Тогнара и пытаем?

– Ну хорошо, – уступила Олив. – Не лицемер! – а затем добавила с мстительным наслаждением в голосе: – Просто охочая до женских прелестей скотина!

Илмарт аж поперхнулся подготовленной было весёлой фразой, но решил, что на сегодня ему хватит лавров защитника угнетённых, и дальше Тогнар пусть уж сам разбирается, скотина он или нет.

– Спасибо, Май, – успокоившаяся Олив ожила настолько, что чмокнула его в щёку перед тем, как выкрутиться из его рук и встать.

Он рассмеялся.

– Что за несправедливость! – пожаловался сквозь смех. – Я старался-старался – и вот моя пустячная награда! А Тогнару, понимаешь ли…

– Май! – взревела Олив, чуть не потеряв от возмущения покрывало и с трудом успевая его перехватить здоровой рукой.

– Я тебе до Второго Пришествия припоминать буду! – торжественно и весело пообещал Илмарт.

– Да поняла уж! – отмахнулась она, подбирая платье и глядя на него выразительно.

Подняв руки ладонями вверх, он встал и вышел. Вскоре она позвала его обратно. Приводя себя в порядок, она расчёсывала волосы перед зеркалом. Он, сложив руки на груди, некоторое время с удовольствием наблюдал за ней. Его так и подмывало снова начать шутить на тему её неземной красоты и обворожительных шрамов, но он решил не портить ни себе, ни ей удовольствие, и пользоваться этим приёмом лишь изредка, чтобы он не успевал надоесть.

Наконец, расчесавшись, она нахмурилась и, повернувшись к нему, сказала:

– Я домой хочу, Май. Как думаешь, он меня отпустит?

– Тогнар? – с большим недоумением переспросил Илмарт.

Она кивнула.

Он подумал, что на рабовладельца Райтэн похож не больше, чем на насильника.

– Олливи. – Он постучал себя пальцем по лбу, намекая, что с мозгами у неё сегодня и впрямь что-то не так. – Как он может тебя не отпустить?

Олив заморгала, покраснела, начала оправдываться:

– Ну, закатит ещё скандал, или начнёт ко мне под окна являться!

Илмарт наклонил голову набок. Поразглядывал её. Затем пообещал:

– Я с ним поговорю. Обойдётся без скандалов и окон.

Почему-то в этот момент она почувствовала некоторый укол разочарования – словно и скандалы, и простаивания под окнами были для неё чем-то желанным. Тряхнув головой, она отогнала эти эмоции и попросила:

– Да, ты поговори, пожалуйста. Я… – она замялась, но призналась ему прямо: – Я не готова пока с ним… видеться.

– Конечно, Олливи, – спокойно кивнул он.

Спустившись вниз, он обнаружил, как Дерек отпаивает Райтэна то ли чаем, то ли коньяком. На него устремили два обеспокоенных взгляда.

– Всё нормально! – поднял руки Илмарт, успокаивая. – Понизили тебя со звания мерзкого лицемера до просто скотины.

Райтэн беспомощно заморгал. Он не понимал, чем заслужил такие обвинения, и ему было чрезвычайно больно это слышать.

– А почему он был лицемером? – заинтересовался Дерек.

– Потому что, – занимая своё место за столом, охотно объяснил Илмарт, – заявил, что такую женщину, как она, никакие шрамы не испортят.

Райтэн открыл было рот, чтобы высказать свои возмущения, но Дерек его опередил:

– А! – понятливо протянул он, затем вдруг подорвался и вскочил: – Слушай, да что ж это она так…

– Да не беги ты! – со смехом остановил его Илмарт. – Уже вроде убедил.

Понятливо кивнув, Дерек сел на место.

Через некоторое время Райтэн тихо и потерянно спросил:

– А почему я скотина?

Ему и в голову не могла прийти та интерпретация, которую выдумала Олив. Для него произошло нечто совершенно особенное, переход на новый уровень отношений – сокровенных и глубоко дорогих ему отношений – и он не понимал, почему женщина, ставшая для него особой, теперь так яростно отвергает его.

Илмарт пожал плечами и потянулся за то ли чаем, то ли коньяком:

– Откуда я знаю? Твоя женщина, ты и выясняй.

Он, в отличие от Олив, как раз не испытывал никаких тревог и сомнений. Давно наблюдая за ними обоими, он уже несколько недель как пришёл к выводу, что между ними зародились глубокие чувства, и был весьма рад за подругу, поскольку, с его точки зрения, Тогнар уж точно сумеет дать ей всю ту любовь и заботу, в которой она так нуждалась.

Лицо Райтэна приобрело решительное выражение: он явно собрался бежать и выяснять всё прямо сейчас, так как этот вопрос был слишком важен для него, поэтому Илмарт добавил:

– Только попозже, ладно? – и на вопросительный взгляд пояснил: – Ей нужно пока всё это обдумать. Не лезь, пожалуйста.

Райтэн упрямо нахмурился. Ему требовалось сейчас же вскочить и помчаться всё выяснять.

Илмарт и Дерек переглянулись.

– В самом деле, Тэн, – вступил в разговор второй. – Ей нужно время. Ты знаешь, женщины такие вещи воспринимают острее…

Райтэн посмотрел на него настолько пронзительно, что Дерек подавился фразой.

– Слушай, Тогнар, – пришёл ему на выручку Илмарт, – никто тут не сомневается в твоей способности глубоко и искренне чувствовать, и всякое там, – помахал он руками в воздухе. Затем вздохнул и добавил: – Но ей, наверно, и впрямь раньше одни скотины попадались. Дай ей возможность самой дойти до мысли, что ты не они.

Лицо Райтэна закаменело: должно быть, вообразил себе всех тех скотин.

– Ты её своим напором только напугаешь, – заметил Дерек. – Притормози.

Он заметил неравнодушие друга к Олив ещё во время путешествия по Северной Анджелии, и, как и Илмарт, полагал, что развитие этих чувств – лишь вопрос времени.

Мысль о том, чтобы отказаться от напористой стратегии, далась Райтэну с трудом, но он признал, в конце концов, со смирением, что в случае с Олив это будет наилучшим решением. Ему важнее были её чувства, чем незамедлительное доказательство своей правоты.

Гроза грянула, когда Илмарт сообщил, что Олив хочет перебраться к себе.

– Что! – вскочил Райтэн, не в силах удержать в себе тревогу за неё. – Да там же ей никто и не поможет!..

Удерживать его пришлось в четыре руки.

В конце концов, они, пусть и не без труда, уговорили его перестать пороть горячку и просто подождать, когда она будет готова поговорить с ним сама.

С трудом, со скрипом и с возмущениями – но он согласился.

12. Что значит «семья»?

Уже на второй день Олив сильно разочаровалась в своём плане «уехать к себе и затаиться», потому что у себя оказалось смертельно скучно. В доме Тогнаров постоянно что-то происходило – кто-то приходил, кто-то уходил, что-то обсуждали, куда-то неслись.

У Олив не происходило ничего: её только навещал Илмарт, да обещалась зайти Айлэнь – но в потоке её забот было неясно, когда она найдёт время.

К концу недели Олив, определённо, была готова взвыть, потому что единственным светлым пятном в этой череде скуки стала борьба с врачами за освобождение руки от фиксации. Победить удалось, но настроение от этого не улучшилось ни капли.

Более того, Олив стала ловить себя на том, что ужасно обижается, что Тогнар-таки под её окнами не простаивает – ну и мало ли, что она сама просила! Мог бы и не послушать! Тоже мне, герой-любовник! Никогда никого не слушает и всё делает по-своему, а тут, видишь ли!..

В общем, когда к концу недели к ней явился Дерек, она изрядно обрадовалась, восприняв его, в первую очередь, как парламентёра.

Дерек, однако, её в этом разочаровал: болтал он весело и непринуждённо обо всём на свете, но каким-то мистическим образом умудрялся притом так умело избегать всякого упоминания Райтэна, как будто того и вовсе не существовало на свете.

Олив даже попыталась как-то исподтишка сама вывернуть на интересующую её тему, спросив, что там с планами на северную торговлю, но Дерек, хитро блеснув глазами, так ловко повёл разговор, что, казалось, сам организатор всей движухи в деле и вообще не участвует.

С досадой осознав, что визитёр твёрдо намерен и дальше играть в игру «нет у меня никакого лучшего друга, и никогда и не было!», Олив, вздохнув, спросила прямо – постаравшись, впрочем, всем своим тоном выразить абсолютную независимость и полную незаинтересованность вопросом:

– А что там Тогнар?

Совершенно невозмутимо и естественно Дерек переспросил:

– Который из? – чуть подумав, добавил: – Или которая?

Олив вспыхнула.

Дерек тихо рассмеялся, потом с мягким весельем в голосе отметил:

– Серьёзно, Олив, такое чувство, что у тебя язык обдерёт, если ты назовёшь его имя!

Она насупилась от того, что её уличили, – но Дерек улыбался так светло и искренне, что ей стоило больших трудов удержать ответную улыбку, и, в конце концов, она не выдержала и рассмеялась тоже.

Он, наконец, перешёл к теме:

– Просил передать тебе письмо.

Олив заинтересовано подняла брови.

Вместо того, чтобы что-то передать, Дерек в ответ вопросительно поднял свои.

– Ну и?.. – нетерпеливо поторопила Олив, чуть ли не подпрыгивая на своём стуле.

Дерек скорчил физиономию «о чём вы?»

– Письмо где? – прямо выразила свой интерес она.

Он махнул рукой:

– Я его сжёг.

Олив аж рот раскрыла от изумления и возмущения.

Насладившись её досадой, Дерек рассмеялся и пояснил:

– Серьёзно, Олив, это было самое худшее извинение перед женщиной из всех, какие можно себе вообразить! – закатив глаза, он принялся нараспев по памяти читать: – «В связи с фигурировавшим между нами досадным инцидентом эксплицирую мадемуазель свою глубочайшую кондоленцию…» [1]

Жалобно сморгнув, Олив переспросила:

– Эксплицирую?

– О! – вернулся в реальность Дерек. – Так это не по-райански? – Олив покачала головой. – А я думал! – хлопнул он себя по колену. Помолчав, добавил: – В общем, не понимаю, как из таких прекрасных черновиков выросла вот эта… кондоленция, – пробормотал он, сдобрив последнее слово матерным обрамлением.

– Черновиков? – жадно переспросила Олив, выхватив из его речи главное.

– Да, черновики были прекрасны, – задумчиво пробормотал Дерек, уходя в себя, но, почти сразу спохватившись, весело сказал: – Собственно, именно поэтому я их и стырил!

С этими словами он достал из-за пазухи небрежную стопку разномастных листочков и пододвинул их по столу к Олив.