– Больше года. – Меня смутила прямота клиентки. Обычно люди, заметив у меня на запястье уродливую розовато-белую шишку, портящую кисть, отводили глаза, делали вид, что не замечают её. Пока шишка была маленькая, я скрывала её под широким браслетом, но сейчас и он не помогал спрятать этот нарост.

– Это просто жировик, – задумчиво произнесла Зинаида Петровна. – Его можно убрать.

Я вздохнула.

– Никак не найду время обратиться к хирургу…

– Тебе не нужен врач. Сегодня ты удачно пришла. Твой жировик можно вывести безо всякого хирургического вмешательства. Моя мама, царствие ей небесное, поможет. Пойдём со мной.

Я с удивлением уставилась на клиентку: царствия небесного обычно желают умершим. Неужели Зинаида Петровна собирается провести глупый обряд над фотографией покойницы?

– Ты чего замерла? Мою маму бояться нечего: она была добрым, хорошим человеком. Поверь, ты и не заметишь, как по происшествие некоторого времени шишка исчезнет сама собой.

Я поднялась со стула. Решив: от меня не убудет, так почему бы не послушать человека, желающего мне помочь.

Мы поднялись по ступенькам в дом. По широкому коридору Зинаида Петровна провела меня в гостиную. От неожиданности я вскрикнула. Посреди светлой, большой комнаты на табуретках стоял гроб. Вдоль одной из стен расположился ряд стульев, у другой несколько венков, сплетённых из веток живой хвои и бумажных цветов.

– Ты чего остолбенела, покойников что ли боишься? – хмыкнула Зинаида Петровна и наставительно добавила: – Живых надо бояться. Моя маменька за всю жизнь никому ничего плохого не сделала. – По загорелым морщинистым щёкам женщины прокатилась пара слезинок. – Как жила тихо, так тихо и умерла.

– Почему возле гроба никого нет? – изумилась я.

– Так её только недавно привезли. К ночи мои подруги придут, посидят, молитвы почитают, – как-то обыденно, просто и спокойно произнесла Зинаида Петровна. Наклонившись над гробом, она развязала покойнице руки. Взяла её за палец. – Если хочешь избавиться от шишки, подойди ближе, – посоветовала она мне.

Не подозревая о том, что Зинаида Петровна хочет сделать, я приблизилась к ней. Я старалась не смотреть на покойницу, но мой взгляд, будто магнитом, притянуло к худому сморщенному лицу маленькой старушки, похожей на высохшую мумию. В окна, не задёрнутые шторами, вливался яркий солнечный свет, из-за этого смерть казалась какой-то нереальной, невсамделишной.

Зинаида Петровна крепко обхватила мою руку и стала водить пальцем покойницы по шишке на запястье. Ощутив прикосновение холодного пальца к коже, я дёрнулась в попытке освободить руку, но Зинаида Петровна будто этого ожидала – ещё крепче сжала мою кисть. Что-то бормоча себе под нос, она продолжала надавливать ледяным пальцем покойницы на жировик. Я много раз слышала выражение «могильный холод», но впервые осознала, что это значит на самом деле. Мне казалось, прикосновение умершей замораживает мою кровь, останавливает её движение в кисти и этот холод проникает до самого сердца. Ничего более ледяного и студёного, чем ощущение от хладного пальца покойницы, я не ощущала ранее. Приложив усилие, мне, наконец, удалось освободиться от захвата новоявленной лекарши. Она, не замечая моего состояния, удовлетворённо кивнула.

– Дело сделано. Считай, ты уже вылечила руку. Маменька забрала на тот свет твою шишку.

Я икнула и попятилась к порогу.

Зинаида Петровна покачала головой.

– Да не бойся ты, всё будет хорошо.

Только выскочив из дому во двор, мне удалось перевести дух. Хотелось немедленно вымыть руку, чтобы избавиться от онемения и холода, который казалось, добрался до кости. Собрав бумаги в папку и наскоро попрощавшись с клиенткой, я поспешила в магазин. Не обращая внимания на удивление продавца, я купила пол-литровую бутылку водки. Отойдя немного от магазина, откупорила бутылку и щедро полила водкой на руку. Пока добиралась до остановки автобуса, выполнила эту процедуру ещё три раза. Мне никак не удавалось избавиться от странной ледяной стужи, охватившей руку. Вернувшись домой, я до покраснения кожи мыла руку мылом, тёрла мочалкой, безуспешно пытаясь прогнать неприятное ощущение от прикосновения к мёртвому телу. Это ощущение сохранялось почти неделю, заставляя меня вспоминать произошедшее на хуторе. Я всегда была критично настроена ко всякой мистической чепухе, поэтому не поверила в помощь покойницы.

Спустя время обо всём благополучно забыла. Удивительно, но я перестала смотреть на шишку, словно её не существовало вовсе. Как-то собираясь на день рождения к подруге, по привычке выбрала широкий браслет, подходящий по цвету к нарядному платью. Надевая его на руку, с глупым видом уставилась на запястье – безобразный жировик исчез без следа. При всём желании я не могла сказать, когда его не стало. Не заметила исчезновения шишки ни мама, ни моя подруга, они так и не смогли вспомнить, когда моя кисть избавилась от некрасивого нароста. Что поспособствовало: прикосновение к усопшей старушке, стресс, полученный при этом, или что-то другое – осталось для меня загадкой. Но с той поры я панически боюсь покойников, даже в кино стараюсь на них не смотреть.

История четвёртая: Быль или небыль

Ещё об одном необычном случае, произошедшем со мной, я вспоминаю время от времени.

Когда я была студенткой, то вместе с подругой снимала небольшой домик у одинокого старичка. Бодренький, крепенький дедок, что называется живчик, сдавал двухкомнатную хибару преимущественно девушкам. Сам он жил через дорогу в другом более новом и добротном доме. Вручив ключи от древней постройки, Николай Иванович предупредил:

– Удобства на улице. Готовить будете на элетроплитке. Купаться лучше в пристройке к дому, там и слив в полу есть. Плату за проживание не задерживать. Приходить за ней буду в первых числах месяца. Парней не водить, ибо нечего тут устраивать Содом и Гоморру.

Я и моя подруга Катя бодро уверили старичка, что гостей приглашать не станем. Честно говоря, показывать эту хатку было стыдно, уж больно она убого выглядела. Похожие дома, сложенные из массивных камней, с крохотными, будто подслеповатыми окошками, стояли в старинном районе города ещё со времён царя Гороха. Большинство построек насчитывало больше ста лет, часть из них буквально вросла в землю, из-за чего окна располагались на уровне глаз. Когда мы осматривали комнаты, кроме низкого потолка и узких дверных проёмов, я заметила чудовищную ширину подоконников. Дом походил на укреплённый дзот.

Подруга похлопала по подоконнику.

– Ничего себе толщина у этих стен. А сами комнаты крохотные. В спальне едва уместились две узкие кровати и шкаф, на кухне только стол, стулья, посудный шкафчик и холодильник. Особо не развернёшься.

– Потому и плата соответствующая. Как раз по нашим ресурсам, – успокоила я недовольную подругу. – Меня смущает одно: все его квартирантки здесь надолго не задерживались. Почему интересно? Позже поищем другое жильё. Если найдём получше, сразу переберёмся. Пока же давай располагаться.

– Опять ноги сбивать? – заныла Катя. – Мы столько бродили по району и всё зря?

– А кто просил тебя надевать туфли на каблуке, – фыркнула я. – Ох уж эта твоя страсть выглядеть на все сто. Для кого ты наряжалась?

Катя улыбнулась.

– Судьба может подстерегать нас за каждым углом и поэтому надо быть во всеоружии. – Плюхнувшись на кровать, подруга помассировала уставшие ноги. – Если приглядеться, то тут не так уж и плохо.

В глубине души я ощущала беспокойство и странный нервный зуд. Отчего-то улыбчивый старичок с румяными, не смотря на солидный возраст, щеками, мне сразу не понравился. Что-то в его облике вызывало гадливость: или маслянистый взгляд, или странное причмокивание во время разговора, или скошенный вялый подбородок. Но из-за того, что мы долго и безуспешно искали подходящее по цене и расположению жильё, я решила не обращать внимания на тревожные звоночки от подсознания. Тем более что адрес старичка мы списали с доски объявлений в институте. А потом ещё расспросили о нём соседских старушек, поведавших нам о хорошем характере Николая Ивановича и о его непутёвых квартирантках, не оценивших его доброту.

– Поживут с пару месяцев, да и сбегают. Привыкли, видимо, к разгульной жизни, а у него всё строго. Не забалуешь, – сделала вывод самая говорливая старушка.

С Катей я дружила с самого детства. Мы ходили в одну группу садика, потом сидели за одной партой в школе, затем поступили на один и тот же факультет института. Куда пойти учиться выбирала я, Катя же просто следовала за мной. Изредка я чувствовала раздражение от неспособности подруги самой принимать решения, она всегда была ведомой, ничем не заморачивалась, выбирала наиболее лёгкий путь. Даже её мать не то в шутку, не то всерьёз называла Катю истинной блондинкой из анекдотов. Она просила меня не оставлять её дочь без присмотра. Я и Катя выглядели как день и ночь: классическая брюнетка с тёмными глазами и белокожая блондинка, обладающая небесно-голубым безмятежным взором.

Первые две недели прошли спокойно, Николай Иванович появился только один раз. Принёс электрический обогреватель.

– Это вам. Ночи уже холодные, в доме становится сыро. У меня и дрова есть, но вряд ли вам понравится печку топить, да и не умеете поди.

Печку топить нам точно не хотелось. Мы поблагодарили хозяина за заботу.

Он быстрым взглядом окинул кухню, вытянув шею, заглянул в спальню.

– Аккуратно, чисто. Молодцы, – похвалил старик. – Поэтому и не беру в квартиранты пацанов. Ещё разведут тут бардак. – Николай Иванович поднялся. Тронув рукой тяжёлый железный засов на двери, посоветовал: – Ключ, ключом, но дверь на ночь лучше запирать на засов. Так оно понадёжнее будет.

После ухода хозяина дома я попробовала сдвинуть засов. Он с лязгом вошёл в скобу на стене.

– Прямо как в бункере, – хмыкнула я. – С улицы в дом не попасть: в окошки пролезет только маленький ребёнок. Тебе не кажется это необычным?

– Не кажется, такие окошки я и в других старых домах видела, – отмахнулась подруга.

Из-за толстых стен дом хорошо хранил тепло – мы ненадолго включали обогреватель и этого оказалось достаточно, чтобы поддерживать комфортную температуру. Следующий визит Николай Иванович нанёс вначале месяца. Я вручила ему квартплату. Взяв деньги, он снова придирчиво оглядел комнаты.

– Пока всё хорошо. Порядок. Тогда, девчата, до следующего месяца.

Проводив хозяина до калитки, я вернулась в дом. Бледная до синевы Катя, сидела на стуле, подтянув колени к груди.

– Ты чего?– удивилась я.

– Не знаю. Что-то мне нехорошо. Пойду прилягу.

В последнее время Катя выглядела неважно: глаза потускнели, а кожа будто увяла. Раньше моя подруга смеялась по любому поводу, улыбка не сходила с её лица, а теперь же она чаще выглядела хмурой и раздражённой. Я не понимала, что происходит и всё списывала на трудности в учебе, в которой Катя не сильна. Как-то дописывая курсовую, я перепила кофе и долго не могла заснуть. Глядя на небо в крохотное оконце, незадёрнутое шторами, я любовалась светящимся ликом полной луны. Вдруг за стеклом промелькнуло что-то тёмное. Потом в окне показалась чья-то голова. Я не могла рассмотреть человека, заглядывающего к нам в комнату, но по всему это был мужчина. Прошла пара секунд, показавшихся мне вечностью, человек отпрянул от оконного стекла. Помня о массивном засове на двери, я не испугалась, просто мне сделалось досадно. Я перевела дыхание.

Краем глаза, заметив какое-то движение в комнате, с ужасом обнаружила человека, стоящего в дверном проёме. Из-за размеров окна свет плохо освещал комнату – понять кто это, не удавалось. Умом я понимала, никто не мог проникнуть в закрытое помещение, но глаза не могли обманывать. Я видела, как тёмная фигура бесшумно приблизилась к кровати, на которой лежала Катя и склонилась над ней. И лишь тогда я закричала так громко, как могла. Человек обернулся на мой крик – в незваном госте я узнала Николая Ивановича. Он вперил в меня взгляд, его глаза засветились жутковатым странным светом. В моей голове как будто сработал переключатель, я потеряла сознание.