Спешить начальнику уголовного розыска было некуда. Супруга скончалась от рака четыре года назад, потерю Виктор Павлович переживал мучительно, время не лечило. Другую женщину не завел, хотя обладал представительными данными. Дочь с семьей жила и работала в Хабаровске. В квартире вместе с Варламовым проживала сестра покойной супруги – особа дородная, активная, неведомым образом получившая права на жилплощадь. Как такое произошло, Виктор Павлович не мог объяснить – воспользовалась горем человека. Суровый и жесткий на работе, в быту он был беспомощен и слаб. Никаких отношений со свояченицей не было и быть не могло, жили соседями. Единственная радость – кормила. Но сегодня ушла в ночное (трудилась по медицинской линии), ужин майора не ждал. Раз в три месяца Виктор Павлович взбрыкивал, клялся, что выгонит из квартиры эту «приживалку», но воз оставался на месте.

– Хорошо, товарищ майор, только не засиживайтесь, – Алексей дошел до двери, обернулся: – Кстати, Виктор Павлович, в трудные жизненные периоды помогают пельмени с мышатами. Покупаете три пачки, суете в морозилку. Продукт, слава богу, не в дефиците. Пачки хватит на три холостяцких ужина – проверено. Эти изделия вполне можно есть – с оговорками, но можно.

– Да иди ты, – проворчал Варламов. – Погоди, а почему с мышатами?

– Старая легенда, товарищ майор. В чаны, где крутится фарш, регулярно соскальзывали мыши. Но, возможно, это был электрик, мнения разнятся. – Разин поспешил уйти, пока не прилетело чем-нибудь тяжелым.

Капитан милиции тоже проживал один – в левобережной части города, на улице Станиславского, застроенной помпезными «сталинскими» домами. До работы было тридцать минут ходьбы, а если не ломался старенький отцовский «Москвич» – всего десять. Великая сибирская река делила полуторамиллионный город на две части. Миллион проживал на правом берегу, остальные – на левом.

Ленинский район, где жил и работал капитан Разин, находился в левобережье. Шестиполосная магистраль прорезала жилые кварталы, тянулась на три километра. Неподалеку – Дом Советов, средоточие партийной и советской власти района, напротив – помпезный монумент памяти павших на войне сибиряков. За монументом – обширный ухоженный сквер, любимое место отдыха горожан.

Район Алексею нравился, здесь отсутствовали промышленные предприятия, было много зелени. В зоне пешей доступности – колхозный рынок, любимый народом и переодетыми в штатское сотрудниками ОБХСС.

Алексей пристроил «Москвич» у торца здания, вернулся на улицу. В доме, где он проживал, работал магазин кооперативной торговли и магазин со странным названием «Радость». Точка, в принципе, продуктовая, внутри красиво, несколько отделов. В остальном – ничего радостного. Как в анекдоте: «У вас рыбы нет? – У нас мяса нет. А рыбы нет в соседнем зале».

Коопторг еще не закрылся, сквозь стекло матово проступала очередь к прилавку. Перспектива провести в магазине остаток дня совсем не окрыляла. Всеобщий дефицит начался не сразу. В начале семидесятых в магазинах еще можно было что-то купить. С каждым годом ситуация ухудшалась, целые категории товаров переходили в разряд недоступных. То, что оставалось на прилавках, особенно в овощных магазинах, имело жалкий вид. Спасали дачи и походы на рынок – там было все, но втридорога. В остальном выручали знакомства, умение пролезть в игольное ушко. И это касалось не только товаров народного потребления, но и услуг. Без «мохнатой лапы» практически невозможно было получить качественную медицинскую помощь, отремонтировать машину, квартиру, получить нужную справку, съездить в санаторий. Огромные очереди становились спутником жизни – к прилавкам магазинов, за пивом, в ЖЭУ, в райсовет, в поликлинику, за билетами на поезд или самолет. Ползучая напасть накрывала все сферы жизни. Народ отрывался в анекдотах. «Уверенно идем к коммунизму, а есть нечего». – «Так кормить в дороге никто и не обещал».

Алексей покурил, прохаживаясь по тротуару. Подступали сумерки, машин становилось меньше, людей на тротуарах – больше. Лето начиналось без сюрпризов – не падал снег, не хлестали проливные дожди. Температура не опускалась ниже двадцати – даже по ночам.

Выбросив сигарету, он свернул во двор, заросший старыми тополями. С дороги дом смотрелся нарядно. С обратной стороны все было проще – выпадали кирпичи, крошился бетон, скрипели рассохшиеся двери подъездов. На заднем крыльце магазина курили грузчики, матерились вполголоса. Выпорхнула стайка – продавщицы разбегались по домам, волокли хозяйственные сумки. Наружу торчали палки колбасы, что-то еще – недоступное общей массе населения. И не подкопаешься – неликвиды, просрочка, всегда найдут объяснение. Такие реалии: тащи с работы хоть бы гвоздь, ты здесь хозяин, а не гость…

Квартира на четвертом этаже осталась от родителей. Жилье выдавало государство – бесплатно, люди десятилетиями стояли в очередях, старились, умирали, не дождавшись собственных «квадратных метров». Счастливчики радовались обретенному жилью – в основном это были жилые массивы на окраинах, панельные пятиэтажки с крохотными комнатами. Стать владельцем кооперативной квартиры тоже было непросто – особенно людям с обычной зарплатой…

Родители погибли шесть лет назад – еще не старые, полные сил. Отец возглавлял районный отдел ОБХСС, ни копейки не украл за всю жизнь. Мама преподавала в институте легкой промышленности. В тот день сломался «Москвич» (он это делал регулярно), поехали на дачу на общественном транспорте. Большегрузный «КамАЗ» со сломанными тормозами снес загородную остановку, где стояли четыре человека. Медицина оказалась бессильна – части тел собирали на обширной территории. Водитель «КамАЗа» почему-то выжил, даже получил какой-то срок.

Дачу Алексей продал в тот же год – коллеге из смежного отдела…

Окна квартиры выходили во двор. Вид из окна открывался только осенью – когда с тополей опадала листва. Деревья подступали к дому, ветки скребли по балконам. В квартире было пыльно, неуютно. Здоровые потолки, маленькая кухня, на удивление просторные комнаты и узкий санузел, в котором невозможно развернуться. Странно раньше строили, не то что сейчас – все дома и квартиры под копирку. Из мебели за последние шесть лет он купил только кухонный стол да телевизор – если можно его считать мебелью. Цветные «ящики» не признавал – не научилась еще отечественная промышленность клепать цветные телевизоры; аппараты ломались, краски были тусклые. И какая польза от этого цвета, если половина программ – черно-белые?

Не любил он сидеть дома – постоянно что-то гнало, осаждали призраки прошлого. Родители смотрели со стен.

Алексей полежал, вытянув ноги, помылся. Образ женщины с отрубленными руками уже не преследовал. Кухонный телевизор работал хуже, чем в спальне, по экрану плыли полосы. Не хотелось его смотреть. Все чаще на экранах страны появлялся Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев – не заметить эту тенденцию мог только человек, полностью отказавшийся от телевещания. Плохих новостей в стране не было. Все шло по плану, страна цвела и хорошела, эпоха развитого социализма продолжалась уже лет пятнадцать. «За бугром» загнивал капитализм. А в СССР строили школы и детсады, вводили в строй немыслимые кубометры жилья. Гремела и росла на глазах Байкало-Амурская магистраль – стройка века, ей посвящали песни и документальные фильмы. На БАМ устремлялись стройотряды, искатели приключений и алиментщики со всех уголков страны. Слово «БАМ» слышал каждый, но далеко не каждый искал на карте этот небольшой участок железнодорожной ветки, от которого не так уж много и зависело…

Пельмени «с мышатами» бодро прыгали в кастрюлю. Алексей стоял у плиты и помешивал воду, норовящую выплеснуться. Предстояли выходные, в которые нужно себя чем-то занять. Бормотал телевизор – про очередные достижения трудящихся под чутким руководством коммунистической партии. Если абстрагироваться от мелких неурядиц, неустройства, преступности, того же дефицита – страна переживала мирное время. Уверенность в завтрашнем дне стала фактом. Пусть небогатый будет день, не особо интересный – но все же спокойный и предсказуемый. Не было войн, вооруженных конфликтов, в которых участвовала бы страна. Война во Вьетнаме закончилась шесть лет назад – полным разгромом американской военщины. Конфликт на Даманском – и вовсе десять лет прошло. Всыпали китайцам, чтобы больше не лезли. Сами понесли потери и все же отстояли клочок суши на реке Уссури, которую опять же не каждый найдет на карте. Два дня шли тяжелые бои, а когда китайцы подтянули подкрепления, по ним ударили русские «грады» – преемники «катюш» – и все смешалось в кучу, конфликт сдулся, как воздушный шарик…

Завершилась война в Египте. Советский Союз помогал Ираку, Сирии, выбравшим социалистический путь развития. Многое тревожило – та же революция в Иране, где к власти пришли исламисты во главе с аятоллой Хомейни. Видимо, не лучший вариант – первым делом новые власти ликвидировали марксистские организации. Отношения с Китаем оставались сложными (напали зачем-то на Вьетнам, где, естественно, получили по шее и откатились), в Афганистане происходило что-то нежелательное. Начиналось нормально – свергли Дауда, ставленника капиталистов, у власти свои ребята – коммунисты во главе с Тараки. Но что-то не так, в стране пылает гражданская война, американцы подбрасывают дровишки в костер, и чем все это закончится, никому не известно. Тараки просил Советский Союз о военной помощи – политическое руководство сочло такое решение нецелесообразным. Будут дальше просить – жалобить, приводить аргументы. Главное, не вступать в войну, пусть все само образуется…

Пельмени перекочевали в тарелку. Вперемешку со сливочным маслом – вполне съедобно. Расслабление накатило. Телевизор продолжал бурчать. Диктора Кириллова сменила симпатичная Светлана Моргунова – заслуженная артистка РСФСР. В стране все было хорошо. И впрямь хорошо, просто народ заелся. Полным ходом шла подготовка к московской Олимпиаде. Отгремел в минувшем году Международный фестиваль молодежи и студентов в Гаване – вся страна распевала «Берег золотой – в Парадеро, Куба далеко, Куба рядом!» Холодная война завершалась разрядкой – готовилась встреча в Вене Генерального секретаря и президента Америки Джимми Картера. Предполагалось, что подпишут договор об ограничении стратегических наступательных вооружений – ОСВ-2, и разрядка в отношениях с Западом станет непреложным фактом…

Тарелка опустела, переместилась в раковину. В шкафу коротала деньки половина бутылки водки, но пить не хотелось. Вопреки распространенному мнению, к бутылке прикладывалась не вся страна.

Пошли спортивные новости, нахлынули воспоминания… Жена ушла второго февраля – тихо-мирно, собрала вещи и растаяла. Алексей обрывал телефон ее мамы – бесполезно. Теща только огрызалась. Светка как в воду канула. Объявилась через неделю, сказала, что пряталась у подруги, не хотела никого видеть. Все кончено, нашла человека со спокойной профессией, зла не держит, плохого не помнит, и не надо истерик – она все решила. На квартиру не претендует – пусть радуется (да и не могла, квартира уж точно не делилась). Поразмыслив, Алексей тоже пришел к выводу, что брак был ошибкой – пробой пера, так сказать. Просуществовали год, детей не завели – да и не собирались.

И все же грусть-тоска съедала. Но держался, даже выпил пару раз, хотя к спиртному относился ровно. Сдерживал порывы бросить все и помчаться к Светке, сбить заслоны в виде тещи и тестя, поклясться в вечной любви и торжественно пообещать, что сменит профессию… Выстоял, спасался в работе, как чувствовал, что через месяц отпустит.

Страна с восторгом смотрела хоккей по телевизору: сборная СССР проводила серию матчей со звездами НХЛ. Канадцев и американцев громили как шведа под Полтавой. Кульминация – матч 11 февраля в Нью-Йорке. Наши забивали без остановки! Практически все отметились: Михайлов, Жлухтов, Балдерис, Макаров, Ковин, Голиков… Шесть – ноль, вот наше вам с кисточкой! Люди утирали слезы радости, восторгались, как дети, – даже те, кто был далек от хоккея. И только капитан Разин сидел один в квартире, с выключенным телевизором, тянул стопку за стопкой, упивался своими страданиями…