Еще западнее – рабочий поселок Печенга, по-фински Петсамо, окрестности которого богаты никелем. Когда-то эта земля была российской. В двадцатом году Печенга досталась финнам. В сороковом ее у них отняли, потом опять отдали, удержали только западную часть полуострова Рыбачий. С сорок первого года немцы и финны использовали Печенгу для атак на Мурманск. В сорок четвертом году Красная армия заняла ее окончательно. На основании соглашения о перемирии Печенга раз и навсегда вошла в состав Мурманской области.

Капитан с любопытством вертел головой, запечатлевал здешние «достопримечательности». Часть поселка терялась в скалах, на берегах извилистых заливов. Андрей видел забор с красными звездами. За ним располагалась войсковая часть. Далее причал, небольшой порт, доки, судоремонтное предприятие, не подающее особых признаков жизни. Четко просматривались две улицы – Береговая и Коминтерна.

Скалы местами уходили в глубь материка. Далее местность сглаживалась, и на многие версты простиралась сендуха, то есть тундра. Реки, богатые рыбой, множество озер, заболоченные низины, полчища комаров в летнее время. Климат суровый, влажность высокая. Ползучие полярные ивы, карликовые березы. Стелющиеся заросли голубики, морошки. Постоянные ветра, скудная освещенность.

Воевать в таких условиях, успешно сдерживать фрицев – очевидно, то еще удовольствие.

Андрей поправил лямку вещмешка и медленно двинулся вниз по тропе. Люди давно ушли, рассосались по поселку. Местность казалась вымершей, строения – необитаемыми.

Рука его машинально потянулась в карман за новой папиросой, но там была лишь смятая пачка. Он смотрел по сторонам, «фотографировал» все, что видел, загонял в память.

Он находился на территории, бывшей под оккупацией. Это не могло оставить равнодушным профессионального контрразведчика. Андрей Неверов не принимал участия в боевых действиях в этой местности, но многое знал, слышал от людей. Летом сорок первого здесь шли бои, ошеломительные по своему накалу. Советские войска отступили от государственной границы лишь на несколько десятков километров, а на отдельных участках даже удержали ее. Немцы, как исступленные, штурмовали линию Мурманск – Кандалакша – Лоухи, надеялись захватить областной центр и перерезать Кировскую железную дорогу. Но уже к осени они сломали себе хребет. Кольский полуостров был занят ими лишь частично. Наступление на Мурманск захлебнулось.

Немцы выдохлись, закрепились на плато и кряже Муста-Тунтури. Линия фронта превратилась в самую настоящую цитадель с глубоко эшелонированной обороной – четыре ряда укреплений и заграждений. Окопы и траншеи вырубались в теле хребта, там же строились бомбоубежища, склады боеприпасов, штабы, госпитали, узлы связи. Монолитные скалы казались неприступными, щетинились орудиями, минометами, дистанционно управляемыми огнеметными установками. Немцы создали тут всю необходимую инфраструктуру, подвели дороги, электричество. Они пытались вести наступательные операции, некоторые из которых часто оборачивались неудачами.

В октябре сорок четвертого начался решительный штурм немецких укреплений, расположенных на хребте. Морская пехота наступала с нескольких направлений. 10 октября советские войска пошли на Муста-Тунтури. Особо отличилась 614-я штрафная рота капитана Рябцовского. Народу в ней было немало, аж 750 человек. Ей достался самый безнадежный участок – высота 260, господствующая над Малым хребтом. Цель атаки – отвлечь внимание противника от действий других частей.

Штрафники, вооруженные лишь стрелковым оружием, лезли вверх по отвесной скале, срывались, застревали в колючей проволоке, гибли под проливным огнем. Немцы косили их из всех видов оружия. В ущелье полегла почти вся рота, но другие части захватили хребет. Они погнали немцев с Кольского полуострова, вскоре выбили их за пределы СССР и освободили северные районы Норвегии.

Капитан спустился в поселок, шагал мимо унылых бревенчатых изб, покосившихся электрических и телеграфных столбов. Он перешел скрипучий мостик через извилистый овраг и с удивлением обнаружил на его дне горки черного снега.

Слева в гуще травы возвышались бетонные надолбы, развалившиеся от времени кирпичные строения, отвалы пород. Видимо, это был заброшенный карьер.

Далее тропа раздваивалась. Одна ее часть вытекала на улицу Береговую, где стояли двухэтажные бараки. Вторая расширялась, переходила в улицу Коминтерна, ведущую к центру поселка.

И вдруг Неверов остановился как вкопанный. Словно кошка царапнула его правую лопатку. Затылок онемел, неприятное ощущение поползло по загривку, на спину. Кто-то щедро одаривал неприятным взглядом капитана военной контрразведки.

Он не раз испытывал подобные ощущения. Так мог смотреть откровенный недоброжелатель, не скрывающий своих эмоций, или, скажем, немецкий снайпер, уже нажимающий указательным пальцем спусковой крючок. Падать, ползти, нырять в овраг? Какая глупость! Кончились времена, когда надо было бояться немецких снайперов.

Зачем кому-то его убивать? Другого пришлют. Да не одного, а целую межведомственную комиссию!

Андрей сделал вид, что чиркает зажигалкой, защищая ее ладонями от ветра, а сам исподлобья озирался. Место открытое, впереди дома, повсюду тотальная неустроенность, мусор, малосимпатичные ландшафты. Вид на море с холма был куда интереснее.

Но как этот вот гипотетический стрелок мог знать, где именно служит человек, в которого он целился? Ведь офицеры СМЕРШ никогда не носили особую форму, способную выделить их в толпе или на открытом месте. К какой части приписан – ту форму и носишь. Связь, пехота, танковые войска. Неверов ничем не отличался от других военных людей – утепленная куртка, потертые галифе, обычная офицерская фуражка и солдатский вещмешок. Даже кобура с пистолетом была не видна под свободно сидящей курткой.

Вдруг полковник Алябин никакой не фантазер и в поселке реально что-то происходит? Здесь кто-то следит за каждым сомнительным приезжим? Может быть, эти типы заранее знали о его прибытии?

Чуть поколебавшись, он выбросил пустую пачку и отправился дальше, надеясь, что неприятные ощущения рассосутся. Не сказать, что они так и сделали, но немного притупились.

Вскоре впереди показался бетонный забор с красными звездами. Из переулка вынырнули двое солдат без оружия, вразвалку двинулись навстречу. Не юнцы, явно бывалые, повоевавшие, да и разгильдяи еще те. У обоих папиросы в зубах и телогрейки до пупа расстегнуты. Они явно шли куда-то по своим делам и даже честь отдали с запозданием, словно сомневались, а стоит ли вообще это делать. Идет тут какой-то капитан. Их много, рука отсохнет каждому козырять. Однако посторонились и небрежно бросили руки к пилоткам, не утруждая себя переходом на строевой шаг.

Андрей поморщился, тоже махнул рукой, обернулся на военных. Совсем отцы-командиры распустили здесь бойцов. Война окончена, можно расслабиться? А как насчет сто раз отжаться и нарезать двести кругов вокруг забора? Тьфу!

Скалы у берега возвышались в каком-то хаотичном беспорядке. Очевидно, где-то там, среди гротов и пещер, и располагалась немецкая база по снабжению субмарин. Часть скал смотрелась странно. Они были просевшие, расколовшиеся. Видимо, под них немцы и поместили заряды, когда эвакуировали объект.

Неистощимая любознательность потянула капитана вправо, он свернул в переулок и двинулся вдоль забора. Метрах в семидесяти от перекрестка находился КПП – въезд на территорию воинской части. Рядом стояли две полуторки. У закрытых ворот прохаживался часовой с ППШ. Он исподлобья поглядел на офицера, проходящего мимо. Но тот ни на что не посягал, просто шел своей дорогой.

Проезд оборвался через сто метров. Забор упирался в монолитную скалу, и у Андрея возникло опасение, что свое любопытство он здесь вряд ли удовлетворит. За скалой что-то монотонно ухало, оттуда доносился металлический лязг. Капитан в задумчивости огляделся.

«Сомнительно, что там таятся ошеломляющие тайны Третьего рейха, ныне уже покойного, – подумал он. – Обычная база, поставлявшая на подлодки запчасти и топливо. На ней невозможно забыть что-то особо важное и секретное. Тем более что инциденты с участием неопознанных водолазов отмечались где угодно, но не в окрестностях воинской части. Должен ли я усложнять свою работу? Пока это трудно сказать. Я не располагаю информацией».

Андрей развернулся, зашагал обратно на Береговую улицу и снова наткнулся на хмурый взгляд часового. Тот следил за ним, проявлял бдительность. Капитан уже отдалился от ворот метров на тридцать, но все еще чувствовал спиной тяжелый взгляд. Не тот, что полчаса назад, но тоже внимательный и недобрый.

Он вышел на Береговую и двинулся к центру поселка, погружавшегося в какую-то хмарь. Дымка плавала в воздухе, ее не разгонял ветер. Впереди подрастали дома, виднелись облупленные трехэтажки.

Неверов знал, что вся тутошняя власть сосредоточивалась на Береговой улице. На четной стороне, что дальше от моря, в одном здании находились милиция, партком, исполнительный комитет. По соседству поселковый совет, там же отдел НКГБ, вряд ли имеющий солидный штат.

Он прошел приземистое строение с подновленной вывеской – кафе «Калинка». Значит, собственный трактир в этом захолустье имеется. Уже не так скучно. Но Андрея смущал массивный навесной замок, скрепляющий дверные скобы.

За кафе стоял продмаг с высоким крыльцом, с которого спускалась хромая старушка. За ней выскочил прыщавый пацан в кепке, спрыгнул на землю, помахивая сеткой, из которой торчала буханка хлеба, искоса глянул на пенсионерку.

Андрей забрел в магазин. Полупустые прилавки, ободранные стены. Впрочем, близость Северного полюса накладывала отпечаток на ассортимент. Товаров в свободной продаже, не по карточкам, тут было несколько больше. За прилавком стояла худая продавщица лет пятидесяти, в сером халате поверх телогрейки.

Отоваривалась та самая особа из автобуса, которую Андрей уже видел, в берете и с кудряшками. Мальчонка куда-то испарился. Она купила хлеб, кефир и пачку соли. Продавщица равнодушно взирала на то, как эта женщина возится с деньгами. Новый покупатель заслужил лишь ее равнодушный, скользящий взгляд.

Дожидаясь своей очереди, Андрей прогулялся вдоль прилавка. В продаже имелась водка – универсальная валюта – правда, «всего» за сорок пять рублей. Зато ассортимент шикарный: «Водка заводов Главспирта», «Русская», «Отличная», «Московская особая» Владимирского ликероводочного завода. В среднем по стране в государственных магазинах она стоила тридцать, но купить ее было невозможно, а тут сорок пять – и хоть залейся. Буханка хлеба – тридцать рублей, сморщенная мелкая картошка – девять за килограмм, пачка «Казбека» – семь, «Герцеговина Флор» – двенадцать. Продавалась россыпью махорка – по два рубля за стакан. Рядом на пустой полке красовалось объявление с орфографическими ошибками, извещавшее жителей поселка о том, что в продаже есть соленое сало по тысяче двести рублей за кг. Очевидно, для самых зажиточных слоев населения.

Покупательница закончила расчет, упрятала покупки в сетку, повернулась и только теперь увидела знакомое лицо. Она смутилась, но все же улыбнулась, как-то стыдливо спрятала сетку за спину.

– Ой, простите, я не знала, что вас задерживаю.

– Нет, гражданка, все в порядке, – учтиво отозвался Андрей, – я просто смотрю на цены.

– А чего на них смотреть-то, мужчина? – заявила продавщица. – Они такие же, как везде, меньше не станут. У вас деньги или карточки?

Симпатичная женщина тихо прыснула, отвернулась. Судя по всему, она уже никуда не спешила. Андрей собрался поболтать с ней – хоть кто-то в этом мрачном мире ему улыбается, но хлопнула входная дверь, и в магазин вошла еще одна знакомая особа. Это была невысокая темноволосая женщина с резким лицом, та самая, что отвергла его услуги на выходе из автобуса. Тяжелого портфеля при ней уже не было.

«Живет рядом, – сообразил Неверов. – Вещи бросила и подалась за покупками».