– Вот я обязан сейчас тебя расспросить, что ты делал в такую рань в палате пострадавшей во вчерашнем ДТП Власовой Ульяны Юрьевны? Понимаешь? А ты мне курсы, море… Рассказывай давай все по существу! Разбередил мне душу, сволочь. Ведь не хотел, а придется опять сегодня изменить сразу обеим женам, чтобы успокоиться.

Вольский от души рассмеялся и приобнял друга за плечо. Соболенко закурил и протянул Вольскому открытую пачку. Но тот покачал головой.

– Спасибо, Игорян, не курю.

– Ну и кто ты после этого? Бесишь, Серега, понимаешь? – Соболенко с досадой выплюнул тлеющий окурок и раздавил его ногой.

Глава 6
«Переливающаяся картинка»

Она шла за окном, самая милая и родная, и не было на всем белом свете ни роднее, ни милее. Недавно снятые с бигудей белокурые локоны, как в замедленной киносъемке, пружинились при каждом шаге. «Ну повернись! Ты же знаешь, я здесь, ровно в 6:43 каждое утро твоей рабочей недели», – ныло и кричало в его голове. Я здесь! – помимо воли прошептали его губы. И вдруг она стала медленно поворачиваться в сторону окна, за которым, сразу над подоконником, виднелись его торчащие во все стороны спросонья волосы. Он почувствовал, как сердце бешено заколотилось, затаенная радость мягкой волной стала подниматься в груди. Еще мгновение, и она увидит его, и счастье озарит юную душу. Но в этот самый момент кто-то резко дернул его за руку – кто-то из этого мира, который он не выбирал, а терпеливо сносил из любви к ней. Он на мгновение отвернулся от окна. Чей-то мерзко пахнущий рот гнусаво орал на него сверху вниз:

– Опять ты здесь! Сколько раз повторять. Живо в постель и терпи до побудки!

Когда он вновь посмотрел на улицу, ее уже не было. Он бросился к окну, в истерике стал колотить по стеклу руками. За что? Ведь он просил такую малость!

– Не-е-ет, мама, нет, забери меня, мама-а-а…

* * *

– А-а-а?! – Вольский резко проснулся. Глаза водителя с сочувствием смотрели на него через зеркало. Он был в автомобиле Ульяны. В Энске. Медленно, слоями, реальность возвращалась к нему. Настолько глубоко, ярко и осязательно правдоподобно он провалился в себя маленького. Вырваться из наваждения и снова оказаться взрослым и свободным было чертовски приятно. Он не заметил, как уснул, и этот краткий сон – они ехали минут пятнадцать, не более – взбодрил и освежил его. Хотя и оставил легкий осадочек боли и разочарования.

– Кошмар приснился? – спросил водитель. Вольский кивнул в ответ. То был стабильный ужас детства, который, однако, давненько его не посещал. Но в свете происходящих с ним за последние пару суток событий это возвращение было вполне закономерно. «Что ж, ты живой. И этим все сказано», – успокоил себя Вольский.

Домработница Гульнара ждала его у входа в дом Ульяны. Пока Вольский шел за ней на третий этаж, а потом лез вверх по крутой, опускаемой и раскладывающейся, явно не для частых посещений, лесенке на чердак, он вспоминал разговор с Соболем у крыльца больницы.

– Что ты знаешь о вчерашнем ДТП? – спросил Соболенко. Вольский мысленно усмехнулся. Игорь напоминал ему переливающуюся картинку: поверни ее под одним углом – друг детства, под другим – неизвестный ему товарищ следователь.

– В том то и дело, что ничего, – ответил Вольский. – Ты вошел ровно в тот момент, когда я спросил ее об этом. Да в утренних новостях видел на беззвучке с бегущей строкой для глухонемых, что была авария, Ульяна в больнице. Ну, я и рванул сюда. Ее хотели… убить? – осторожно предположил Сергей. Соболенко, задумчиво глядя куда-то вдаль, покачал головой, давая понять, что он не исключает такой версии:

– Или напугать. Возможно, конкуренты, – добавил он. – А СМИ молодцы, мы запретили говорить, что была перестрелка… – Сергей удивленно вскинул брови. – Да, в нее стреляли!

Соболенко цепко зыркнул на Вольского, который про себя расхохотался. «Ну Соболь, ну Шерлок Холмс!» Эта профессиональная привычка давно встроилась в его обыденное состояние – быть одной ногой в событии, а другой – снаружи, чтобы не терять объективности, наблюдая за состоянием клиента. Но в личной жизни она скорее мешала, блокируя полное проживание момента.

– Водитель отделался легким испугом, охранник ранен. В соседней палате лежит. Их охраняют. Сейчас усилим охрану. Все это слишком громко для нашего города, понимаешь?.. – многозначительно посмотрев на Вольского, произнес Соболенко и замолчал, словно сомневаясь, говорить ли то, что вертелось у него на языке, или нет? Вольский видел, что Игорь колеблется.

– Договаривай, – подтолкнул он приятеля.

– Как-то все вдруг… – Поиск точного слова обнажил внутреннюю борьбу между другом и следователем в душе Соболенко. – Совпало с твоим столь неожиданным приездом! – наконец договорил он, и ему явно полегчало от того, что, как и раньше, он мог быть с Сергеем откровенен.

– Ну что я вам, Игорь Петрович, на это могу сказать? Оригинальная версия! Приезжает вдруг из Москвы психотерапевт по приглашению одной богатенькой вдовы, посулившей ему золотые горы за усмирение ее пасынка накануне его совершеннолетия. И первое, что столичному мозгоправу приходит в голову, – сразу по приезде пристрелить сию вдовушку, дабы?.. Дай подумать… О, точно! Дабы не работать и уехать ни с чем. Все сходится! Повышение и медаль товарищу Соболенко в студию!

Игорь засмеялся и ударил Сергея по плечу.

– Ладно тебе! Мозгоправ всея Руси. Тебя, что ль, в твоем деле не заносит?

У Игоря зазвонил мобильный. Увидев на экране портрет жены и короткую надпись: «Нинка», он вдруг заерзал.

– Да, – излишне громко, словно перед ним рота солдат, ответил он.

– Я пять раз тебе утром сказала, что у Васьки сегодня плавание. Мешок ярко-салатового цвета у входа повесила, и? Мне сейчас звонили из садика, что наш Василий… опять без купальных трусов в бассейн явился! – Голос Нины гремел не только в ухо враз расстроившегося Соболенко, но и покрывал пространство в радиусе пяти метров. Вольский, по примеру друга, тоже не стал деликатничать, делая вид, что ничего не слышал, и подкинул товарищу по песочнице спасительную мысль.

– Новости. Про новости скажи! – шепнул он, выразительно кивнув на телефон. Соболь молниеносно принял «подачу».

– Ты новости видела? – утробным голосом спросил Игорь и подмигнул Сергею. На том конце повисла пауза, и тут обоим «игрокам» стало ясно, что счет сравнялся.

– ДТП федерального значения. В городе стреляли. Есть жертвы. Какой салатовый мешок, Точилина?! – начав с интонации диктора новостной передачи в режиме «срочное сообщение!», он перешел в тактическое наступление. Плечи его распрямились, он глубоко вздохнул, словно поднял с асфальта затоптанную каблуками шляпу мужского самолюбия, отряхнул ее, расправил и гордо водрузил на место.

– Прости, Соболенок, я… – На этом прозвище Соболенко кашлянул, быстро глянув на Вольского, который не сумел сдержать смешок, отчего Игорь нахмурился, – я не знала. И что теперь? Кто-то погиб? – ласково затараторила вторая жена известного следователя города Энска.

Работа мужа была единственной темой, ее обезоруживавшей. Нина Соболенко, в девичестве Точилина, очень уважала своего мужа и гордилась им за мозговые штурмы, риск, погони и вот это вот все. От чего всегда замирала, глядя бесконечные сериалы, где во всех главных ролях ей виделся ее славный сыщик Соболенок.

– Пока нет, но мы на плотной связи с реанимацией. Ибо центр в курсе и ждет от нас рабочих версий, а ты меня, Нина, отвлекаешь! – взвился несокрушимый титан следственного отдела.

– Все-все, милый, не мешаю. Вечером пирожки напеку, твои любимые, с капустой, хочешь? – истекая нежностью, проворковала Нина. Из Игоревой трубки буквально сочилась ее любовь. Он чуть улыбнулся.

– Хочу, – буркнул в ответ и дал отбой. Вольский зааплодировал.

– Шах и мат, сокрушительная победа! Повышение и медаль товарищу Соболенко в студию, – снова провозгласил Сергей.

– Фух, – выдохнул Игорь, как будто только что пробежал стометровку. – Спасибо, вечно я забываю, что работа – мой главный козырь. Вот, учиться надо с бабами тереть, не тушеваться и мямлить, а сразу – на! – аварии, пытки, погони! – разошелся Соболенко, и друзья от души посмеялись.

Соболенко достал-таки сигаретку и с наслаждением закурил. Вольский всегда был свободен от этой заразы: хотел – курил, не хотел – не курил. Друзья ему удивлялись: «Что, и уши не пухнут?» или «И в горле не сохнет?» Нет. То вдруг возникало непреодолимое желание, и задымление своих внутренностей было просто в кайф. То оно так же резко пропадало, сменяясь категорическим отвращением и даже недоумением, зачем вообще это надо делать? Даже тут он был не «как все нормальные люди», о чем ему частенько приходилось слышать в течение жизни. Сергею нравилось «раздражать» людей – возможно, именно это и послужило ориентиром в выборе профессии. Хотя, скорее, это она выбрала его, – эдакий выбор без выбора.

– А ну, дай. Что-то вдруг захотелось… – неожиданно попросил Вольский, учуяв запах только что зажженной сигаретки и сглотнув слюну. Соболенко радостно встрепенулся, словно давно искал и наконец нашел собутыльника.

Вольский затянулся. С непривычки закружилась голова, и что-то внутри расслабилось. Соболенко разулыбался.

– Давно не… – Кивнул он на его потрескивающую при затяжке сигарету.

– Десять лет, – ответил Вольский. Соболенко восхищенно присвистнул. Пару минут курили молча, каждый о своем.

– Центр в курсе. Требуют виновных, – тихим доверительным голосом произнес Игорь. – При этом в городе все знают об их рамсах с пасынком. Ты же будешь работать с ним… или так случайно что-то странное или подозрительное узнаешь, заметишь – дай знать. Пока адекватных версий две: конкуренты или Прохор, а может, конкуренты подбили Прохора, а? Вольский неопределенно покачал головой. Соболенко грустно вздохнул.

– Помощь нужна будет – звони. Да звук включи на мобиле! – воскликнул, вспомнив, Соболенко и резко перешел на шепот: – И это, про вчера, про Милу… – между нами! Лады?

Сергей усмехнулся.

– Ты Ульяне тоже, что я… отсюда… не надо. Я из Москвы, и точка.

Мужчины скрепили договор рукопожатием и разошлись, договорившись держать друг друга в курсе событий.

Глава 7
Пасынок

Несколько велосипедов, ролики, скейт – возможно, тот самый…

Гульнара не стала подниматься с ним на чердак. Сказала только, что все фотоальбомы в сундуке, и он там один такой. Сундук и правда был знатный, ручной работы, дубовый. Сергей любил рукотворные изделия, только такими он мечтал наполнить свой дом, если когда-нибудь он у него будет. Пока его устраивали съемные квартиры – самим фактом условной привязки к ним. Надоела квартира или район, или просто захотелось новизны, или возможности увеличились – он снимал себе новую. Любил креатив: в стиле лофт, мансарды и обязательно видовые – с большой террасой или выходом на крышу.

Вольский листал семейные фотоальбомы Власовых – надо заметить, очень запылившиеся. Давно ими никто не интересовался. Ульяна слукавила. Ох уж эта женская ревность… На фото Сергей увидел яркую, красивую, породистую женщину, никак не домохозяйку или, цитируя Ульяну, «милую… ничего особенного…» Таким красоткам место на большом экране, плакатах или открытках, чтобы возбуждать воображение прыщавых юнцов. Она и одевалась так, словно собралась на театральные подмостки.

Покойница явно любила фотографироваться: поза, жест, взгляд в вечность. Много профессиональных фотосессий – местечкового пошиба, и все же: студия, свет, грим. Всегда есть сюжетик. Еще, судя по фото, дамочка очень любила петь. На каждом третьем снимке она была с микрофоном или с тем, что попалось под руку вместо него – расческа, морковь, даже мужской ботинок. Похоже, с ней Андрею Власову было интересно и весело. Но делился ли он с миром своим сокровищем, так очевидно стремящимся купаться во внимании публики?