История усталости от Средневековья до наших дней (страница 15)
Результат небывалый, демонстрирующий возможности, их пределы и обоснованность. Цифры регулировали действия, их продолжительность, сэкономленные усилия. Тем не менее это была малораспространенная, к тому же эмпирическая процедура, применявшаяся лишь в одной сфере деятельности, остальное оставалось в тени. Не оговаривались и многочисленные различия между несчастными случаями на площадке, различные местности, склоны, рельеф; наконец, ничего не говорится о том, что подразумевается под «средним усилием». Конечно, эта процедура выявляла возникшее внимание к определению количества работы, как и трудности в преодолении бесчисленных вариантов определения того, что есть работа. Отсюда – очевидность «нехватки», невозможность проверки данных: неизбежные «колебания», слабость расчетов, несмотря на стремление использовать их. Вобан совершил прорыв в области точных сведений, все еще прибегая к оценке «на глаз». При этом новация не теряет своего исторического значения. Человек, строивший крепости и укрепления, превратил обширные пространства, на которых велись земляные работы, в обследованные и учтенные территории. Никогда прежде работа не изучалась подобным образом.
ГЛАВА 10. ДИВЕРСИФИКАЦИЯ РЕЗУЛЬТАТОВ
Время идет, и мир усталости меняется – появляются новые ее степени, новые классификации, попытки просчитывать ее. Усталость изучается, разбивается на категории. Уделяется внимание последствиям усталости, ее следам, возможным заболеваниям, связанным с перегрузками. «Классические» методики изучения этого вопроса обновляются, но по-прежнему связаны с наблюдением за последствиями усталости. Приобретают важность остаточные явления, как в количественном отношении, так и в качественном.
«Болезненное» привыкание
Физическая активность и в особенности вызванная ею временная усталость оставляют на теле следы. В XVII веке появляются свидетельства, поначалу редкие, но важные, о мышечных судорогах после продолжительного совершения усилий, о непонятных болях и подергиваниях. Впервые говорится о расстройствах и «шоке», связанных с отсутствием привычки. Эти расстройства упоминаются как «боли», «стеснения», «напряжение». Прекрасный пример тому – путешествие двух молодых голландцев в Париж в середине XVII века. Оба они описывают посещение школ верховой езды, где им приходилось делать множество непривычных движений, после чего появились неожиданные последствия: онемения, местные болевые ощущения:
Мы ежедневно ездим верхом на трех лошадях, не считая катания по кругу. Выполнять это упражнение поначалу так трудно, что мы не можем приступить ни к какому другому, пока боль в бедрах не пройдет; она настолько сильна, что мы с трудом можем ходить; утешая нас, преподаватель сказал, что боль продержится в течение двух недель, как в результате и оказалось428.
Никакого изучения этих симптомов – по правде говоря, не очень специфических – пока не было, но благодаря беспрецедентной чувствительности они начинают занимать определенное место. Франсуа де Рабютен даже полагает, что множество солдат под Мецем и Люневилем в 1551 году погибли от жестокой нагрузки после длительного периода бездействия: они «слишком долго предавались праздности и сладострастию», что не смогло подготовить их к марш-броску, требовавшему «длительных тренировок»429. Так закладывается серьезный аргумент, указывающий на конкретные последствия отсутствия подготовки – появление травм и телесной слабости после предварительно не отработанной нагрузки.
«Патология» как исключение
В более широком отношении последствия любого изнурения выглядят уже лучше исследованными. Возникают связи, появляется множество разнообразных объяснений. При этом нельзя сказать, что в Европе классического периода меняются представления о теле, состоящем из жидкостей, или о том, что эти жидкости вследствие усталости покидают организм, но более пристальное внимание к последствиям усталости, пусть и субъективное, разнообразит производимый ею эффект.
Имевшиеся многочисленные факты были разрозненны: в 1572 году в возрасте сорока четырех лет умерла королева Наварры, и эту смерть объясняли усилиями, вызванными «чрезмерной работой» – подготовкой к свадьбе сына430; у Генриха III внезапно заболели уши – это связали с разнообразными чрезмерными физическими усилиями: «проводил ночи напролет, переодеваясь и гримируясь и занимаясь прочими неполезными для здоровья делами»431; у герцога Беррийского в 1698 году случилось «носовое кровотечение» – это объясняли тем, что он «перегрелся, охотясь на куропаток»432. Логика этих неожиданных симптомов связана с представлениями о каком-то гуморальном бурлении. В то же время уделяется большее внимание «выходящим из берегов» жидкостям и связанным с этим серьезным и неожиданным осложнениям: «люмбаго», например, с точки зрения итальянского врача Джорджо Бальиви, было не чем иным, как истечением «крови из мышц»433 после чрезмерного усилия. Из подобных выводов рождается дополнительная опасность – холодные напитки. Появляются рассказы о «пневмониях» или о «внезапно свернувшейся крови» у тех, кто «после тяжелой физической нагрузки пьет много холодной воды»434. В 1646 году Лазар Ривьер пространно описал это, и мы видим, что разнообразие возможных нарушений, как и проблематика вопроса, приводили медиков в некоторое замешательство:
У пятидесятилетнего жителя города Монпелье господина Пети, обладавшего холерическим темпераментом, находившегося в раздражении от обилия дел и забот и вследствие множественных симптомов ипохондрической меланхолии, под правой ключицей обнаружилась сильно пульсировавшая опухоль размером с половину яйца, мягкая на ощупь и такого же цвета, как остальная кожа; было решено, что это неизлечимая аневризма435.
Некоторые органы более уязвимы. Сердце «изнашивается от неумеренной нагрузки, слишком сильной жары, купаний, любовных утех, распутства, злоупотребления крепкими напитками, ссор»436; легким, склонным к воспалению, угрожают «купания, физическая нагрузка, гнев»437, мозгу – «солнечное тепло, чрезмерная физическая нагрузка, все, что может привести в движение или согреть гуморы»438. Таким образом, мы видим целый комплекс причин, бичующих жару, мешающих в одну кучу купание, усталость, любовные излишества.
Гораздо реже упоминаются и пока мало ценятся усилия, совершаемые при работе, и их последствия, но о них говорится в первую очередь в медицинской литературе. Георгий Агрикола, врач из богемского города Иоахимсталь, внимательный наблюдатель за местными шахтами, в середине XVI века описывал «страдания» и «болезни» шахтеров, «людей грубых, с детства привыкших трудиться»439. Упоминаемые им «боли» преобладали над усталостью: астма, проблемы с легкими, язвы, воспаления глаз, утопления, падения; упоминались даже демоны-разрушители, иногда появлявшиеся на отдаленных галереях. Несколькими десятилетиями позже Франсуа Раншен с тем же вниманием описывал «страдания» и «болезни» тех, кто «очень быстро ездил». Остаются все те же патологии: «неприятные ранки на ягодицах», «жжение при мочеиспускании», «разгоряченная кровь», «рассеянность» или даже нарушения зрения, вызванные тряской; в то же время какие-то продолжительные усилия наносили меньший ущерб440. В конце классической эпохи похожее видение профессиональных заболеваний находим в составленном Бернардино Рамаццини внушительном их описании441. В него вошли явные, интенсивные, жгучие боли. Люди, работающие стоя – столяры, каменщики, металлисты, скульпторы, – подвержены «варикозу и язвам», вызванным застоем «артериального и венозного кровообращения»442. Шахтеры вдыхают идущие из земли «металлические миазмы». Бегуны, сопровождающие лошадей или кареты знати (это было принято вплоть до XVII века), страдают от болезней «органов дыхания», возникающих вследствие «перегрева, вызванного бегом». Наконец, садоводы подвержены «кахексии и отекам»443 из‐за постоянной влажности садов. Один недуг цеплялся к другому, наиболее явные напрямую ассоциировались с профессией и ее «особенностями», в меньшей степени – с общей слабостью и с потерей сил. При этом усталость, вызванная рабочей ситуацией, как и усилия вообще, во внимание не принималась.
Проблемы, вызванные обезвоживанием
На этом фоне постоянно подчеркивалась роль обезвоживания, связанного с потерей жидкостей (гуморов). Вот что писал Франсуа Бернье, путешествовавший по стране моголов в 1650‐х годах: «За эти восемь или девять дней пути с потом вышли все жидкости. Мое тело превратилось в настоящее решето и совершенно иссохло, потому что я не выпил и пинты воды (ее не было), и при этом видел, как жидкость, подобно росе, выступает на всем моем теле, вплоть до кончиков пальцев. Думаю, что сегодня я выпил более десяти пинт»444. Мы видим картину неумолимой потери жидкости. А вот что писал Робер Шалль, в конце XVII века отправившийся в «Восточную Индию» на корабле «Риф»: «Жара мешала дышать, дыхание обжигало внутренности»445, и «едва ступив на землю, мы покупали воду»446.
То же самое находим у мадам де Севинье, привилегированной свидетельницы жизни элиты: она описывает множество причин перегрева и возникающего вследствие этого упадка сил, своеобразного знака возросшей чувствительности у представителей высшего общества: солнце Прованса, превращающее «в печь»447 спальню мадам де Гриньян, игру в шахматы, которая, «развлекая, наносит вред»448, горячие напитки, недостаточное питание, склоненную позу при письме, которая «убивает грудь»449, авиньонский воздух, «воспламеняющий горло»450, ветер Гриньяна, «мешающий спать»451, банальнейшую «суету дней»452. Это главный пример того, как множатся ситуации, дела, положения, обнажающие внутреннюю сухость и обезвоживание, в то время как ни один объективный признак не подтверждает этого и у свидетелей «попроще» не находится ничего подобного и потеря жидкости связывается лишь с теплом. В конечном счете из-под ее пера выходит вот такой сложный, синтетический образ, состоящий из «ожогов», «расходования» и «исчезновения»: «Мне кажется, что вы не спите, не едите, что ваша кровь перегревается, что вы поглощаете себя изнутри, съедая глаза и мозг»453.
«Тайные» дела
Наконец, в Новое время в потере сил все чаще обвиняются любовные утехи: «сильная» усталость, как принято считать, ведет к импотенции. Таково было чрезвычайное усилие Агриппы д’Обинье, который в 1572 году, будучи раненым, проскакал двадцать два лье и «без чувств и без сил»454 упал «в объятия» любовницы.