К счастью, по-настоящему серьезные звери обходили Базу стороной. И медведи, и кабаны были слишком чутки, умны и осторожны, чтобы без крайней нужды лезть к человеку. То же можно было сказать и о волках – следов их вокруг хватало, но близко они предусмотрительно не подходили. А хамским поведением отличались, как ни странно, лоси – этим, похоже, было все равно, где бродить, они здесь вообще ни на кого не обращали внимания. Вот и приходилось терпеть, когда эти здоровые, куда там лошадям, туши мяса прутся напролом. Можно было бы их, конечно, перестрелять, а толку? Другие набегут, только шуму наделаешь. Да и не виноваты они, в общем-то, это человек вломился в их среду обитания. Поэтому терпели, разве что одного завалили, когда тот от великого ума вошел прямо на территорию лагеря и принялся учинять безобразия. Мясо его, кстати, оказалось вкусным, разве что жестковатым, и неплохо разнообразило меню.

Пока Семен размышлял о высоких материях, прошло минут пять. Потом еще столько же. Потом еще. И в голове как-то сам собой возник интересный вопрос: а почему народ так долго возится? Но до стадии озвучивания он дойти все же не успел – охрана вернулась, таща за собой пленных. Выглядели ребята, правда, так себе.

Если представить себе человека, которого вначале долго обдирали несколько кошек, а потом хорошенько вывозили в грязи, то получится достаточно четкий портрет командира группы. Остальным досталось меньше, во всяком случае, кровоточащих царапин не наблюдалось, но грязи они собрали как минимум на взвод. Разумеется, телесные повреждения нельзя было назвать слишком уж серьезными, но вид у обвешанных стволами суперменов был показательным. Особенно учитывая личности нарушителей спокойствия, которых охрана тащила за собой.

Дети. Пацану лет четырнадцать, может, немного меньше. Точнее сказать не получается – мало того, что совершенно непонятно, с какой скоростью здесь взрослеют, так еще и грязь присутствует. В таком количестве, что пленный напоминает серого цвета ком с руками. Но даже с таким гримом в неверном свете костра хорошо виден синяк на пол-лица – сопротивлялся, значит, до последнего. И все еще глазами зыркает.

Девчонка на вид чуть старше. То есть по меркам этого времени, возможно, уже и взрослая. Семен, честно говоря, смутно представлял, кто есть кто и в каком возрасте – на таких мелочах инструкторы не особенно заостряли внимание, тем более что контакт с местными изначально не планировался. Извазюкана, правда, ничуть не меньше брата. Почему именно брата? Ну, тут даже особой склонностью к дедукции обладать не требовалось, очень уж похожи. Даже с учетом грязи и синяков.

Руки обоих были предусмотрительно связаны. Семен удивленно поднял брови – это что, выходит, их опасаются? Притом, что взяли обоих практически бесшумно, до лагеря не долетело ни звука. И тут же влез профессор. С тем же вопросом.

– Александр… э-э-э… Михайлович… – Опа! В первый раз на памяти Семена он назвал кого-то из нижестоящих по отчеству. – А чем вызваны такие… э-э-э… меры предосторожности?

– А вы сами не видите? – зло буркнул исцарапанный. – Как они нас почуяли – ума не приложу. И скрутили их с трудом. А ведь мы вам не мальчики. Что-то нас о подобном не предупреждали.

– А чего ты хотел? – лениво отозвался лейтенант. Именно так, лейтенант, к нему все и обращались, и выходило это донельзя уважительно. Семен так и не знал, как его зовут. Сейчас он сидел, прислонившись спиной к толстому еловому стволу, и меланхолично обстругивал прутик. Безо всякой цели, просто так. – Это мы здесь в гостях, а они дома. И, бьюсь о заклад, безо всякого ноктовизора на многое способны. Тебя, небось, по запаху табака и портянок заметили.

– Я не курю. И портянок не таскаю.

– Насчет портянок я образно. А куришь, нет – непринципиально. Другие курят, пускай даже и на той стороне. Запах за неделю полностью не уйдет, а в этих краях табаком не балуются. И антикомарином не обливаются. Унюхали тебя, вот и все. Эй, оголец, признавайся, унюхал?

Мальчишка промолчал, только глазами опять сверкнул так, что бумажку кинь – вспыхнет. Лейтенант пожал плечами, встал и решительно освободил пленным руки, попросту разрезав пластиковые хомуты, которые охрана использовала вместо веревок.

– Так, орлы. Умываться – и ужинать. Потом говорить будем.

Интересно… Бежать даже не пробовали, хотя смотрели настороженно, исподлобья. Скорее всего, понимали, что не уйдут. Парень-то, может, сам по себе и смог бы, а вот сестре точно никуда не деться. Стало быть, остается только принять любезное приглашение. Быстро ориентируются. А вот зачем лейтенанту с ними возиться? Не из человеколюбия же? Что охрана экспедиции и сантименты – понятия несовместимые, Семен был убежден. Хотя, с другой стороны, получить информацию о творящемся вокруг безобразии (а чего здесь еще может быть) из первых рук тоже неплохо. Нет, похоже, не так уж и не прав лейтенант.

Пока случайные «языки» умывались под бдительным оком исцарапанного Сани (уж он-то их точно не упустит), в котелке быстро разогрели каши с тушенкой. Нос ребята, кстати, не воротили, хотя густой аромат пряностей вряд ли был им знаком. На котелок смотрели с удивлением, но не более того, зато алюминиевые ложки едва ли не на зуб пробовали. Ну да, диковинка, здесь и сейчас, небось, все больше деревянные в ходу. Ну а пока они насыщались, Семен, воспользовавшись моментом, рассмотрел их одежду. Домотканая, конечно, и грязная. Особых дизайнерских изысков нет, у парня штаны да рубаха, у девчонки что-то вроде платья, затянутого пояском, и платок на голове. Ну и лапти у обоих. Но при этом ткань добротная, плотная и тщательно выбеленная, хоть и не новая. Натуральное хозяйство во всей красе, что ли?

– Ну что же, – начал лейтенант, как только трапеза была закончена. При этом от Семена не укрылось, что ребята невольно дернулись, словно от удара. – А теперь скажите мне, кто вы, откуда и зачем за нами следили?

Ребята переглянулись, а затем мальчишка заговорил. Отмалчиваться не пытался, скорее всего, хорошо понимал: захотят расспросить по-плохому – спросят, и гордо стискивать зубы получится недолго. Язык его отличался от современного русского, но не до безобразия. Понять, во всяком случае, можно было без переводчика. А история… Ну, она как раз оказалась банальной.

Жили Федор и Татьяна недалеко. Правда, корректно перевести «недалеко» в километры у Семена не получилось, здесь, похоже, расстояние воспринималось людьми иначе. Не в метрах-километрах, а в переходах-переездах, которые зависели больше от местности. Впрочем, никто иллюзий не строил, километр по дороге и километр по болоту – две большие разницы, так что логика в таком подходе имелась.

Так вот, жили эти двое недалече. И от города тоже недалеко, но не в пределах стен и не в посаде, а в стороне, в лесу. В голову пришел термин «выселки», но Семен не знал, насколько он здесь подходит. Большая семья, много рабочих рук. Пашня, бортничество… В общем, неплохо жили. А вчера на них напали.

Кто напал – ребята не знали. Здесь и сейчас болталось очень много народу, причем далеко не самого законопослушного. И все воюют против всех, меняя стороны с легкостью невероятной. Никаких идеалов – побольше награбить да побыстрее смыться. А главное, все относятся к этому, как к делу сугубо житейскому. Нормальная, в общем, русская смута.

По сути, их спасло то, что в момент нападения они были в лесу. Ну а потом, вернувшись и услышав шум, не бросились куда-то сломя голову, а догадались затаиться. Ну и наблюдали за тем, как режут скот, вешают отца, отрубают голову матери. Как тащат на сеновал младших сестер и убивают мальчишек. А в сумерках бежали, благо у захватчиков не было собак, а их дворовых кобелей перебили. Думали пробираться в город, но дорога была перекрыта. Пришлось обходить через лес и болото. Семен, услыхав об этом, только головой покрутил. Сам он, не говоря уже о ребенке из своего века, заблудился бы, утонул, переломал ноги, а эти считали такой переход делом самым что ни на есть житейским, внимания не заслуживающим. О том, что в лесу можно заплутать, им, похоже, в голову даже не приходило. Но в результате они вышли прямехонько на лагерь. Случайность, не более, однако вместо того, чтобы делать ноги, ребята захотели узнать, на кого нарвались. Ну что же, узнали. И что теперь с ними прикажете делать?

Озвучивать свой вопрос Семен, естественно, не стал. С чего бы, спрашивается? В конце концов, он техник, его задача с аппаратурой возиться, а на все остальное есть компетентные товарищи вроде того же лейтенанта. Или профессор – ему, как начальнику экспедиции, решения принимать по должности положено. И отвечать за их последствия, кстати. То-то сидит и мнется – уже сообразил, видать. А самое интересное, что, хотя высоколобые специалисты по временным заморочкам (все, как один, теоретики) утверждают, что при допустимо малом воздействии никакого «эффекта бабочки» ждать не стоит, конкретная величина этого «допустимо малого» никем не определена. И если, к примеру, хлопнуть эту парочку здесь и сейчас, то вопрос, скажется ли их смерть на развитии истории, или нет, остается открытым. Хотя, может статься, они должны были погибнуть сегодня, и остались в живых, наткнувшись на пришельцев из будущего. Тоже, кстати, вопрос интересный.

Пока он размышлял, а профессор мялся, заговорил лейтенант. Вот уж для кого не было вопросов, что делать. Привык решения принимать – и здесь оказался верен себе, долго не раздумывая.

– Значит, так. Вам придется пока остаться с нами. На два дня. Потом отпустим. Вреда не причиним, но попытаетесь сбежать – свяжем. Все понятно?

Брат с сестрой переглянулись, потом синхронно кивнули. Видать, сообразили уже, что захоти их убить – давно бы убили. Скорость адаптации прямо зашкаливающая. Вот и верь потом тем, кто говорил, что предки недоразвитые. Они просто мыслят иначе, и неизвестно еще, кто умнее…

Додумать мысль он не успел. Взвыла сигнализация – никаких тебе писков-визгов, а вполне полноценный вопль. Стало быть, массовый прорыв охраняемого периметра. А в следующий момент загремели выстрелы, рухнул головой вперед в костер один из охранников, и сразу же стало не до интеллигентских бредней. Рука привычно рванула из кобуры АПС, и Семен, подчиняясь вбитым на базе рефлексам, кувырком ушел в сторону. Как оказалось, вовремя. Краем глаза он увидел, как вздыбилась земля там, где он только что сидел. Судя по этому зрелищу, пуля была величиной с огурец, не меньше. А следом из кустов прыжком выбрался здоровенный детина с саблей, изогнутой так, что оружие больше напоминало колесо.

Наверное, он что-то кричал, и даже, судя по раззявленному, как ворота, рту очень громко, но Семен почему-то ничего не слышал. Он только видел перед собой кажущуюся неправдоподобно огромной тушу с занесенной над головой отточенной железякой и чувствовал, как медленно, словно во сне, поднимается пистолет.

Ду-дух, ду-дух, ду-дух! Короткая, на три патрона, очередь заставила голову нападающего буквально взорваться, и он медленно, будто в кино, начал падать вперед. Сабля вывалилась из разом обмякших пальцев, это Семен видел невероятно четко, словно под микроскопом. А потом туша ударилась о землю, и брызги того, что еще недавно было мозгами, полетели во все стороны. Семен ощутил на щеке липкие капли – и время словно бы от этого вдруг рывком вернулось к нормальному восприятию.

Нежные интеллигентские мозги от вида происходящего, усиленного первым в жизни собственноручно убиенным, словно бы отрешились от происходящего, но тело работало само, подчиняясь вбитым намертво рефлексам. Еще перекат – и огонь короткими, на два-три выстрела, очередями в остервенело лезущую из лесу толпу. Пули с сердечником из карбида вольфрама – такие на раз проткнут любую кирасу, а более серьезные доспехи здесь пока в ходу. И видно, что стреляет не зря – опрокинулся назад один противник, рухнул другой, с воем покатился, зажимая живот, третий… Рядом, громко матерясь, стрелял еще кто-то… А потом магазин как-то очень быстро опустел, и перезаряжать оружие времени уже не было. И рука сама, без участия сознания, опустилась на эфес тяжелой шпаги, оружия, которое положено было по роли в качестве бутафорского, но в умелых руках грозного и эффективного. А главное, патроны в нем не заканчиваются.