Коллеги уже прочесали дом, где жила Карла Робертс. Говорили с жильцами. Оставляли номера телефонов, на случай если кто-нибудь что-нибудь вспомнит. Все было без толку. Никто из них не был лично знаком с Карлой Робертс. Те же, кто мог хоть что-то вспомнить, описывали ее как тихую, замкнутую женщину, которая вежливо здоровалась при редких встречах с соседями, но инициативы завязать более близкое знакомство не проявляла.

– По-моему, она вообще не выходила из квартиры, – сказал мужчина с шестого этажа. – Исключительно нелюдимая особа. И совершенно одинокая. Никто из нас ничего не почувствовал, когда ее не стало.

Филдер задался вопросом, не это ли сделало Карлу Робертс жертвой. Ее изоляция не только облегчила работу убийце, но и дала ему хорошую фору до начала полицейского расследования. Обстоятельства жизни Карлы Робертс ясно указывали, что ее хватятся не сразу. Каждый день, каждый час до того, как заработает следственная машина, дает преступнику неоценимое преимущество. И существенно осложняет работу полиции.

Эти размышления снова и снова возвращали Филдера к версии, озвученной им в прошлую среду в гостиной Киры Джонс. А именно, что преступник не имел ничего против Карлы Робертс персонально, что у него проблемы с женщинами вообще. И он выбирает тех из них, чей образ жизни упрощает его задачу.

В известном смысле этот вариант был наихудшим для следствия. Ведь если между Карлой Робертс и ее убийцей не существовало никакой личной связи, поиск преступника оборачивался блужданием в тумане. Но кое-что свидетельствовало против этой версии: Карла Робертс сама впустила преступника в квартиру. То есть должна была его знать, хотя бы в лицо.

Детектив-сержант Кристи Макмарроу направилась к Филдеру, как только он вышел из машины. Филдер ценил в Кристи преданность полицейской профессии, неутомимость и амбициозность. Такие, как она, готовы работать днем и ночью. Кроме того, он находил Кристи привлекательной женщиной, осознавая при этом, что не должен думать о ней в этом ключе.

– Звонил столяр, сэр, – сообщила она. – Думаю, вам имеет смысл с ним разобраться.

Маленький краснолицый мужчина стоял перед входной дверью и тяжело дышал. Филдер уже говорил с ним. Спрашивал насчет лифта сразу после разговора с Кирой Джонс. Со слов мужчины выходило, что лифт не мог подняться на какой-либо этаж без соответствующей команды. И если Карла Робертс часто замечала его на восьмом этаже, значит, кто-то его туда намеренно отправлял. Или же поднимался в лифте сам, но не выходил, каким бы странным ни казалось инспектору такое поведение.

– Что-то не так с входной дверью, инспектор, – начал столяр и показал в сторону подъезда. – Странно только, что я не замечал этого раньше. Обычно она сама захлопывается за вошедшим, и замок срабатывает автоматически. Раз или два я замечал, что она открыта; думал, это небрежность. И только сегодня мне пришло в голову, что причина может быть в другом… и я сразу позвонил вам.

– И правильно сделали, – одобрил Филдер и внимательно оглядел дверь.

На память пришли слова Киры Джонс, что дверь в подъезде, где жила ее мать, стояла открытой.

– И почему эта мысль пришла вам только сегодня? – спросил инспектор.

Мужчину явно смутил его вопрос.

– Потому что я долго размышлял над всем этим… я имею в виду эту ужасную историю. Тут-то меня и осенило, что с дверью не все так просто. Там пружина, и, если вы просто войдете в подъезд, дверь закроется за вашей спиной и замок сработает, как я уже сказал, автоматически. Чтобы этого не случилось, ее нужно придержать, а потом осторожно прикрыть. Понимаете? Меня самого удивило, насколько я был глуп. Получается, каждый входивший осторожно прикрывал дверь за собой, чтобы она не захлопнулась. Зачем? Полный абсурд.

– В самом деле, – согласился Филдер. – Значит, механизм с пружиной сломан?

Столяр кивнул.

– Дверь не захлопывается, а закрывается медленно. Поэтому замок и не срабатывает.

– Давно?.. Или так, когда вы впервые это заметили?

– Не так давно… Ну, может, с месяц.

Филдер повернулся к Кристи:

– Пусть криминалисты осмотрят дверь. Что именно вызвало такой дефект? Является ли поломка следствием износа механизма или тут другая причина?

– Хорошо.

– Положим, кто-то сломал входную дверь, чтобы беспрепятственно проникать в дом. Далее он затевает эту игру с Карлой Робертс – время от времени отправляет на восьмой этаж пустой лифт. А месяц спустя поднимается в лифте сам. Идет к двери, звонит, и его впускают. Могла ли она так поступить? То есть насколько вероятно, что Карла Робертс открыла дверь не глядя, только потому, что в нее позвонили? С учетом того, что на восьмом этаже она жила одна.

– Может, она до того видела убийцу в доме, хотя бы раз или два, – предположила Кристи, – и приняла его за жильца. Вы открыли бы в таком случае, не так ли?.. Хотя, с учетом того, что в этом доме никто никого не знает, ответ не очевиден.

Филдер рассеянно кивнул. Слишком много неясностей в этом деле. До сих пор не удалось выйти даже на бывшего мужа Карлы Робертс. Если он действительно живет за границей, возможно на другом континенте, поиски могут затянуться. Правда, в этом случае он вряд ли имеет какое-либо отношение к смерти бывшей жены.

Поиски его возлюбленной также зашли в тупик. Ее личность была установлена, но по последнему известному адресу она проживала много лет тому назад. Филдер подозревал, что она уехала за границу вместе с бывшим мужем Карлы Робертс.

Инспектор устало провел ладонью по лицу.

– Нужно срочно прояснить личную жизнь Карлы Робертс. Должен же быть кто-то, с кем она хоть изредка встречалась, может, ходила в кино… У вас есть что-нибудь об этом?

– Пока нет, – грустно призналась Кристи. – Дочь почти ничего не знает о личной жизни матери. У меня есть записная книжка убитой, и там несколько фамилий, которые стоит проверить. По словам дочери, это в основном сотрудники аптеки, где когда-то работала Карла Робертс. Может, это нам что-нибудь даст?

– Попробуйте, – пожал плечами Филдер.

Его не особенно обнадеживала эта записная книжка. Коллеги по работе, которую Карла оставила много лет тому назад, – что это может дать?

Но Кристи он этого не сказал. Не хотел раньше времени разочаровывать сообразительную и деятельную помощницу.

Понедельник, 7 декабря

– А ты пробовала поговорить об этом с Бекки? – спросила Тара. – Я имею в виду, как-нибудь донести до нее, что ты воспринимаешь ее всерьез. Если ей не нравится, что ты обращаешься с ней как с ребенком и она бунтует, то с годами ситуация только усугубится. Вы должны как-то договориться.

– Тара, может быть, я и обращаюсь с Бекки как с ребенком, но она и есть ребенок. Ей двенадцать лет. Я знаю, что Бекки считает себя взрослой, но в этом она, к сожалению, ошибается.

– Сейчас дети взрослеют быстрее. Я не говорю, что ты должна позволять Бекки делать все, что ей вздумается, но не преувеличивай проблемы.

– Я этого и не делаю. Просто всякий раз, когда я пытаюсь объясниться с Бекки, мы оказываемся по разные стороны баррикады. Бекки упорно не хочет меня слышать, даже не пытается взглянуть на вещи с моей точки зрения. Поэтому ничего и не меняется.

– Вспомни себя в ее возрасте, – ответила Тара. – Ставила ты себя в двенадцать лет на место своей матери?

Они сидели на кухне Джиллиан. Был вечер понедельника. Бекки после школы сразу ушла к Дарси. Джиллиан в лондонском офисе допоздна разбиралась с одним скандальным клиентом. Потом поехала за покупками и, только выставила на стол пакеты с продуктами, кормом для Чака и наполнителем для кошачьего туалета, как позвонила Тара. Она допрашивала в Шоберинессе свидетеля, который, по ее словам, играл ключевую роль в актуальном на сегодняшний день расследовании, и на обратном пути решила заглянуть к Джиллиан, о чем и сообщила по телефону.

Спустя пару минут Тара уже стояла в дверях – как всегда, несколько напряженная и совершенно неотразимая в своем темно-синем брючном костюме, бежевых сапогах из дорогой кожи и такого же цвета пальто. Джиллиан, к тому времени успевшая накормить голодного Чака, лихорадочно рассортировала оставшиеся покупки и пригласила Тару за стол.

– А с Томом у нее как? – спросила Тара, имея в виду Бекки.

– С Томом? Прекрасно! – ответила Джиллиан. – Но в этом-то как раз нет ничего удивительного. Том редко бывает дома, и в эти немногие часы может позволить себе быть папой мечты, который все разрешает дочери и даже сам участвует в ее безумствах. Черная работа остается на мою долю.

Тара внимательно посмотрела на подругу:

– А у тебя как с ним… ну, с Томом?

Джиллиан глубоко вздохнула.

– Ничего хорошего. Ну, то есть… в общем и целом, все не так плохо… По крайней мере, мы не ругаемся. Мы вообще редко друг с другом разговариваем. Он почти не бывает здесь, как я уже сказала. Целый день занят то в нашем лондонском офисе, то в теннисном клубе. Остается не так много времени.

– То есть он все тот же заядлый спортсмен, что и раньше?

– Даже хуже. Приходит домой только переодеться – и на корт. Другие пьют пиво, чтобы снять напряжение после работы, а ему надо выпустить пар… По мне, так лучше бы пил, только дома. Но он ведь не только ракеткой машет. Есть еще нетворкинг, разные клубные мероприятия… Они собираются каждый вторник, и Том ни за что не пропустит очередной встречи, даже если я буду лежать при смерти… Не уверена, что ему нравится ходить в клуб, но, говорят, прогульщиков там не одобряют.

– И почему бы тебе не пойти вместе с ним?

– Я ведь не играю в теннис, а они ни о чем другом там не говорят. И потом, мне не нравится оставлять Бекки одну. Только не вечером.

Тара улыбнулась:

– Ты наседка.

Это прозвучало ласково. Джиллиан улыбнулась в ответ.

Они познакомились на курсах французского языка в Лондоне лет пять тому назад. Джиллиан решила освежить свой школьный французский и записалась в языковую школу. Тара, проработавшая несколько лет адвокатом в Манчестере, незадолго до того была принята в лондонскую прокуратуру. Так уж получилось, что первое дело, легшее на ее стол на новом месте, требовало хорошего знания французского. И Тара пошла учиться – характерное для нее поведение в подобных ситуациях.

На занятиях женщины сидели рядом и сразу прониклись взаимной симпатией. Так они стали подругами.

– Но… ты только не сердись на меня, ладно?.. Такое ведь невозможно, чтобы у Тома был роман на стороне?

– У Тома? Никогда в жизни! – ужаснулась Джиллиан.

И в этот момент одновременно произошли две вещи: зазвонил телефон и зажглась рождественская гирлянда на кухонном столе, подключенная к таймеру.

– Боже ты мой! – Тара ухмыльнулась, она ненавидела Рождество.

– Извини.

Джиллиан поспешила к телефону в коридоре и представилась в трубку:

– Джиллиан Уорд.

– Это Джон Бёртон. Не помешал?

Джиллиан удивило, что звук его голоса вызвал странное покалывание в животе. Что-то внутри напряглось, и этого ощущения у нее давно не было. На ум пришли слова незнакомой женщины на вечере в гольф-клубе: «Я стараюсь не давать волю фантазиям». «К чему бы это?» – спросила себя Джиллиан.

– Я только хотел узнать, как вы добрались домой в пятницу…

– О, спасибо. Все нормально.

Джиллиан ждала. Она сама слышала, как неестественно-возбужденно звучит ее голос. И Тара, конечно, насторожилась.

– Тут еще вот что… – продолжал Бёртон. – В среду вечером я снова собираюсь в тот паб. Буду рад и вас там видеть.

Джиллиан была ошарашена. В пятницу она слишком много выпила и флиртовала с Джоном Бёртоном самым бесстыдным образом. Она чувствовала, что расстроила его, и успокоилась за выходные одной-единственной мыслью, что такое было в первый и последний раз. До того Джиллиан, во всяком случае, удавалось привозить дочь в спортзал и забирать ее оттуда, не вступая в разговоры с тренером. Да это было бы и затруднительно, при всем ее желании, поскольку Бёртона вечно осаждали толпы восторженных родительниц.