– Я… Здесь было столько работы, что я не смогла вырваться, чтобы помочь вам, – говорит она, подбежав к нам. – Сначала взрыв, потом к нам направили несколько «скорых». Я не могла… простите, – заканчивает Мэйси, смущенно поправив очки. Знаю, она хотела как лучше, но мне все равно паршиво. В первую очередь потому, что Мэйси ни в чем не виновата. Всем нам сейчас нелегко, все мы на взводе.

– Чем мы можем помочь? – спрашиваю я, игнорируя ее слова. Нужно сохранять спокойствие, сейчас я должна быть для Лоры опорой – ведь она не раз поддерживала меня, возможно сама того не осознавая. Но осознаю я – сейчас особенно остро.

Мэйси удивленно смотрит на нас, ее брови приподнимаются над розовыми очками с золотистыми дужками:

– Вы надышались дыма, вам надо показаться врачу, а потом пойти домой…

– Мэйси, – резко перебиваю я, потому что уже слышала это от доктора О’Лири и не могу – и не хочу – спорить о том, что нам делать.

Она немедленно замолкает, смотрит на Лору и наконец кивает:

– Тогда хотя бы приведите себя в порядок. Промойте глаза, переоденьтесь в чистую форму. Глотните воды. Как вернетесь – поделимся на команды.

Я поворачиваюсь к Лоре, которая за все это время не сказала ни слова. Выражение ее лица непроницаемо, но побледневшие щеки и покрасневшие глаза выдают ее. Она делает глубокий вдох, потом выдыхает. Мы переглядываемся, понимая друг друга без слов.

Мы справимся. Останемся здесь, сколько бы времени это ни заняло. Вместе. И сделаем все, что в наших силах. Как и остальные.

Включая Митча и Нэша.

Вечность спустя мы с Лорой и Мэйси, едва живые от усталости, сидим в комнате отдыха. Нас давно сменили, и после настояний доктора О’Лири и доктора Гарднера Лора согласилась пройти осмотр. Все в порядке: никакого отравления угарными газами, только раздражение слизистых оболочек дыхательных путей. Ни отека гортани, ни повреждения трахеи. Через несколько дней нам с Лорой нужно снова показаться врачу – чтобы исключить токсический отек легких.

Мы вели себя профессионально, но тем не менее этого было недостаточно. Хотя я бы без колебаний поступила так же, и, уверена, Лора тоже. Потому что иначе мы упустили бы драгоценное время – и, возможно, потеряли еще больше жизней.

Джорджа спасти не удалось. Почему-то это все еще кажется абстрактным фактом, в который невозможно поверить.

Полиция опросила нас, и мы как могли ответили на вопросы, чтобы помочь следователям «получить общее представление о ситуации». Скорее всего, они вернутся или кого-то из нас вызовут в участок для дачи показаний – зависит от предварительных результатов расследования. Был ли взрыв несчастным случаем или нет. Уже есть предположения, но, насколько мне известно, полицейские не видят в случившемся злого умысла. Ничто не говорит об этом.

Я потираю напряженную шею, сдерживая зевок. Нужно принять душ, пойти домой, поспать и поесть. Однако ничто из этого не кажется правильным и более важным, чем остаться здесь, ждать и молиться, чтобы с пострадавшими все было в порядке.

Лора ненадолго отлучалась – приняв душ и переодевшись, она взяла такси и поехала к Нэшу, чтобы покормить его кота. Вернулась быстро – чтобы быть здесь, когда Нэш очнется.

Если очнется…

Нэш все еще в реанимации. Лору туда пока не пускают – Нэшу предстоит еще много обследований. За последние несколько часов ему сделали компьютерную томографию, магнитно-резонансную ангиографию, энцефалограмму и транскраниальную ультразвуковую допплерографию. По крайней мере, по последним сведениям. «Врачи делают все возможное, – сказала Белла, когда вышла к нам. – Но мы не знаем, какова степень повреждений и когда он проснется…»

«Закрытая черепно-мозговая травма». Этот диагноз навис над Лорой – над всеми нами – как дамоклов меч. Если у Нэша черепно-мозговая травма третьей – самой тяжелой – стадии, которая привела к необратимым повреждениям, и Нэш больше не сможет заниматься медициной… они с Лорой будут раздавлены. Впрочем, думаю, что это не имеет для Лоры такого значения. Она лишь хочет, чтобы Нэш выжил. И я тоже этого хочу.

О Митче до сих пор никаких новостей. Это меня убивает. Отсутствие новостей может означать как то, что все плохо, так и то, что все хорошо. Не знаю. Это показывает, что у врачей либо нет причин поднимать тревогу, либо нет времени, потому что ситуация критическая…

Ожидание, неопределенность, множество предположений не дают мне покоя. Меня бесит, что я не могу быть в операционной и не имею возможности что-то сделать.

«Новостей нет» – когда беспокоишься, эти два слова сводят с ума.

Когда Белла пришла, чтобы ввести нас в курс дела, Митч все еще находился в операционной. Я не уйду, пока не узнаю, как он.

Мэйси задумчиво теребит нитку, торчащую из кардигана, который она, достав из шкафчика, набросила на плечи. Холодно. Никогда бы не подумала, что в Финиксе мне будет холодно. Впрочем, холод идет не снаружи, а изнутри. Это из-за беспокойства, недосыпания и истощения, избавиться от которых не так легко, как кажется.

Ничего удивительного: мы все устали, переволновались и находимся на пределе своих возможностей – если не физически, то эмоционально. Не помню, чтобы когда-то чувствовала такое бессилие и пустоту. Будто меня согнули в бараний рог. Кто-то скажет, что лучше так, чем сломаться, но это чушь собачья. Перелом срастается, боль испытываешь лишь однажды, и проходит она достаточно быстро. Но та боль, которую я чувствую сейчас, медленная и кажется бесконечной. Я не способна двигаться ни вперед, ни назад, потому что сломлена, пусть и не сломана.

– Я домой, – бормочет Зина. Никогда не видела ее такой изможденной. Пропали и улыбка, и огонек в глазах… Остались только пустота и растерянность.

Это Зина оказала Джорджу первую помощь, а потом попыталась его реанимировать. Должно быть, именно ей пришлось объявить время его смерти. Джордж, можно сказать, умер у Зины на руках, и ничего нельзя сделать, чтобы облегчить ее ношу. Хотелось бы мне, чтобы все было иначе…

– Я могу вам хоть как-нибудь… – Взгляд Зины останавливается на Лоре, которая успела задремать, опустив голову на стол. Ее руки бессильно лежат на коленях. Выбившиеся из косы волосы закрывают щеки и лоб.

– Нет. Иди отдохни, – отвечаю я, пытаясь улыбнуться, но не получается. Зина не должна изматывать себя. Мы останемся здесь, этого достаточно. Зина ничего не может сделать, даже если бы захотела. – Мы напишем, как только будут новости.

Она кивает, поджав губы, и направляется к дверям. Она проходит мимо Мэйси, которая порывисто обнимает ее, пытаясь утешить.

– И ты пиши, если что. Договорились? – спрашивает она и не отпускает Зину, пока та не кивает. Я ничего не говорю, но надеюсь, что Зина знает: мы рядом и всегда ее поддержим. Сейчас она должна позаботиться в первую очередь о себе и попытаться смириться со случившимся.

Когда за Зиной закрывается дверь, мне становится еще холоднее.

В отличие от Мэйси и Лоры я не принимала душ и не переодевалась после того, как мы закончили работу в неотложке. Я все еще в тунике и штанах, покрытых грязью и кровью. Самое время разобраться с этим: быстро освежиться и переодеться. Мне все равно нечем заняться, но… я не могу заставить себя уйти.

Тихо вздохнув, смотрю на Лору, потом встаю, достаю из шкафчика чистый халат и накидываю его Лоре на плечи, надеясь, что ей станет немного теплее. У Нэша она переоделась в удобные штаны и футболку, которые все же не спасают от холода, вызванного недосыпом и тревогой.

Тревога не покидает Лору даже во сне: поджатые губы, нахмуренные брови, глаза беспокойно двигаются под веками… Ее лицо выглядит напряженным. К тому же она бледная, как привидение.

Я сажусь на место, но дверь внезапно распахивается, и я вскакиваю так резко, что стул едва не падает, а Мэйси испуганно вздрагивает.

Это всего лишь Джейн. Она входит и с удивлением смотрит на нас. Мэйси роняет голову на руки, и я разочарованно опускаюсь на место. Сердце колотится так, словно вот-вот выскочит из груди.

«Вдохни, выдохни», – мысленно приказываю себе.

С ним все хорошо. Иначе и быть не может…

Лора даже не шевельнулась, что показывает, насколько она нуждается в отдыхе. Я рада, что в таких обстоятельствах она вообще может спать, однако это скорее говорит о том, что подруга на пределе. Я решила, что не буду будить ее, пока не возникнет крайней необходимости и мы не узнаем что-то новое.

– Всем привет, – здоровается Джейн, направляясь к своему шкафчику и окидывая нас скептическим взглядом. Ее чистый, мягкий голос наполняет комнату жизнью. – Вы в порядке? Честно говоря, вид у вас… как бы это сказать…

– …ужасный, – заканчивает Мэйси.

– Кто бы мог подумать, – бормочу я и, потерев лицо, поворачиваюсь к Джейн, которая продолжает говорить.

– В «Уайтстоуне» сегодня хаос. Внизу суматоха, все напряженные и серьезные. Ну, серьезнее обычного. А еще – мне кажется или пахнет дымом? – удивленно спрашивает она, заправляя за ухо прядь светло-каштановых волос.

Волосы у Джейн такие короткие, что их с трудом можно заплести в косу, челка заканчивается выше бровей. Дерзкая стрижка, яркая одежда – тихая, замкнутая девушка, которая за первые недели едва обменялась с нами несколькими фразами. Этот диссонанс до сих пор удивляет меня. Впрочем, Джейн постепенно оттаивает. Особенно по отношению к Мэйси.

– Ты что, не в курсе? – удивляется Мэйси, стараясь говорить как можно тише, чтобы не разбудить Лору. – Об этом писали в общей рассылке!

Джейн присаживается к столу, и после слов Мэйси у нее на лице появляется выражение вины и сожаления. Но оно исчезает так быстро, что, возможно, мне просто почудилось. Джейн недавно начала смену, но выглядит такой же измученной, как и мы.

– Я была… занята, – отвечает она и, нахмурившись, скрещивает руки. – Ты о чем? Что случилось?

– Нэш в реанимации, Митч в операционной, хотя может, уже в палате, мы не знаем. Йен тоже пострадал, но с ним все будет хорошо, он сейчас спит. О Лише пока ничего не известно. Один из пациентов умер, а Джордж… – Я судорожно сглатываю и заканчиваю: – Джорджа не смогли вытащить. Он умер по дороге в операционную.

Я стараюсь не думать о случившемся, потому что так оно становится все более реальным, – и в то же время понимаю, что поступаю неправильно. «Не думать» означает «не признавать важность». Сделать вид, что это не имеет значения. Но жизнь Джорджа имела значение. Каждая жизнь имеет. Последние несколько часов я гнала от себя тяжелые мысли, иначе мой мир рухнул бы, как карточный домик на ветру.

Джейн в ужасе округляет глаза и приоткрывает рот. И неудивительно, ведь я начала с самого страшного.

– В больнице произошел взрыв, – объясняет Мэйси, потому что я не могу больше произнести ни слова. Молча тру руки, кладу их на колени и упираюсь взглядом в стол. – Лора и Сьерра закончили работу и собирались домой, Митч с Джорджем и Нэшем занимались пациентом, которого требовалось срочно доставить в операционную. Лиша им помогала. Я была в операционной, поэтому не видела, что случилась, только слышала. – Мэйси делает глубокий вдох и, помолчав, заканчивает: – Лифт взорвался. Йен тоже находился там и… Не знаю, что именно произошло, но это был кошмар, Джейн. Сущий кошмар.

– Не может быть…

Я нахожу в себе силы, чтобы поднять глаза, смотрю на Джейн и киваю. Она не верит, и я не собираюсь ее в этом винить, потому что и сама не верю. А ведь я была там.

– Господи боже… – охрипшим голосом говорит Джейн. Слезы скатываются у нее по щекам, и она торопливо смахивает их, качая головой.

Судя по всему, она еще более ранимая, чем Лора. Хорошо, что ее здесь не было. Хорошо, что хотя бы одной из нас не пришлось этого видеть.

– Я могу что-нибудь сделать? Вам нужна какая-нибудь помощь? – спрашивает Джейн, и мы говорим «нет», потому что она бессильна помочь.

Она кивает, взяв себя в руки, и я благодарна, что она не говорит всякой ерунды типа: «Идите домой, отдохните, вы слишком устали, вам нужно поспать».

– Нэш, – бормочет Лора во сне и, повернув голову, ложится на стол другой щекой.

Как бы мне хотелось, чтобы все это оказалось лишь кошмаром.