Тетя Кристин чуть не уронила Тоби в воду, и я едва успела поймать его.

– О господи, нам нельзя было его трогать и мыть!

– Почему? Он грязный. Это надо сделать. – Теперь уже я стала аккуратно его мыть, вытирая маленький носик и мягкую коричневую морду тряпкой из микрофибры. Тетя Кристин начала шагать по комнате, крепко сцепив руки.

Когда снова раздался звонок в дверь, тетя Кристин резко подскочила и побежала открывать. Я слышала, как женщины перешептывались в коридоре, пока Анджела обнимала тетю. Они так запросто обнимались, хотя виделись, наверное, много лет назад!

Анджела быстрым шагом вошла в комнату.

– Салли, я думаю, тебе не стоит трогать этого медведя.

– Почему?

– Положи его, пожалуйста, – голос у нее звучал твердо.

– Он мой. Его зовут Тоби.

– Откуда ты знаешь?

– Я не знаю, откуда. Просто знаю. Я люблю его.

Я сама испугалась силе своих слов. Я чувствовала острую необходимость защищать эту игрушку и держать ее как можно ближе к себе. Я видела, что Анджела удивилась.

– Тебе не стоило прикасаться к нему. – Она посмотрела на взъерошенного медведя. – Полагаю, теперь слишком поздно. Его трогали и мыли.

Голос тети Кристин становился все выше:

– Прости, я ничего не знала до того момента, как мы уже начали его мыть. Я не видела Салли двадцать лет. Я думала, он ее.

Я начала нервничать.

– Он мой. Я… чувствую это. Я оставлю его. – Я прижала его мокрое туловище к себе и почувствовала, как у меня намокает грудь.

– Это может быть уликой, – объяснила Анджела. – У тебя осталась упаковка, в которой он пришел?

– Я не понимаю! – закричала я. – Ты говоришь какую-то ерунду!

Я совершенно растерялась, и гул в голове уже не прекращался. Я начала дергать себя за волосы, когда Анджела мягко спросила меня, когда его доставили.

– Могу я обнять тебя рукой за плечи, Салли?

Я кивнула, и только крепче прижимая к себе Тоби, почувствовала теплоту и естественность объятий. Какое-то время мы стояли неподвижно, пока моя ярость не улеглась.

– Нужно сесть в гостиной и немножко успокоиться. Это настоящий шок, но нам нужно тебе еще кое-что рассказать, – сказала тетя Кристин.

– Во-первых, мне нужна упаковка, – попросила Анджела.

– Там была коробка, – сказала я.

Я нашла коробку и бумагу.

– Марки новозеландские. Доставлено экспресс-почтой. Коробка из обувного магазина. У полиции наконец появятся зацепки, – выдохнула Анджела.

– О чем вы говорите?

– Думаю, тебе нужно прочитать последнее письмо отца, а потом я отвечу на все вопросы, на которые смогу, хорошо?

Мы вместе прошли в гостиную. У меня ужасно кружилась голова. Тетя Кристин спросила Анджелу, нет ли у нее таблеток, чтобы привести меня в норму.

– Салли должна быть в состоянии четко воспринимать новости.

Я принесла письмо отца из его кабинета.

– Я должна дождаться чет…

– Твой отец не стал бы возражать, правда, – заверила тетя Кристин.

Они подвели меня к дивану и сели по обе стороны. Я попросила их пересесть на стулья.

Часть вторая

Глава 16

Питер, 1974

Я помню себя маленьким в большой комнате с видом на море. За мной – стена из книг, и я сижу за длинным обеденным столом напротив отца. Прежде чем уйти на работу, каждый будний день он завтракал со мной, и мы вместе слушали радио. Потом отец угощал меня печеньями и фруктами и оставлял раскраску с карандашами. Он диктовал мне домашнее задание на день и запирал в моей белой спальне в пристройке. Там было огромное окно во всю стену, выходившее в сад, горшок под кроватью, полка с четырьмя книгами и шкаф с одеждой.

Дни тянулись бесконечно, но когда отец возвращался домой, он отпирал дверь, хватал меня на руки и нес обратно в главный дом. Готовил мне горячий ужин и проверял домашнее задание: читал, писал и исправлял, а потом мы вместе смотрели телевизор до вечера, хотя отец никогда не мог объяснить, как эти крошечные люди попадают в коробку телевизора. Я часто слышал, как отец играет на пианино, и иногда просыпался по ночам, когда он отпирал соседнюю дверь.

По субботам и воскресеньям, если погода стояла хорошая, мне разрешалось выходить в сад, и я помогал ему с огородом. Я собирал в маленькие кучки скошенную траву или птичьи гнезда, и он делал из них костры.

Пристройка находилась в смешном здании сбоку от дома. Туда вела дверь из кладовки на первом этаже. Рядом с моей спальней была еще одна комната. Время от времени я слышал шум, доносящийся из-за другой двери. Чаще всего плач и вой. Отец говорил, что там он держит призрака, но я мог не волноваться, потому что он никогда оттуда не выберется. И отец был прав – он никогда не выбирался. Но иногда звуки были очень страшные. Когда становилось совсем жутко, отец говорил мне лечь под одеяло и зажать руками уши и, наверное, шел в другую комнату, чтобы сказать призраку вести себя потише, потому что после этого оттуда еще несколько дней не было слышно ни писка.

Перед сном отец читал мне сказку, целовал в лоб, и мы вместе произносили молитву, а потом он снова запирал дверь, чтобы до утра со мной ничего не случилось.

Каждый год, в мой день рождения, 7 августа, у нас был Особый День. Отец не шел на работу. В первый раз, который я помню, отец принес домой палатку, и мы разбили ее в саду. Он развел костер, и мы жарили на нем сосиски. Мы спали в спальных мешках прямо в палатке. А потом, попозже, отец разбудил меня, когда было уже совсем темно. Он вытащил меня на улицу и запустил фейерверки, так что чернильное летнее небо разорвали взрывы света и грохота, и это была самая потрясающая картина в моей жизни.

Следующий день рождения был страшный. Мне исполнилось семь лет, кажется. Я испугался, когда мы на отцовской машине выехали из ворот в дальнем конце сада и свернули на дорогу. Меня затошнило. Я раньше никогда не сидел у него в машине, хотя помогал мыть ее по воскресеньям. Он положил подушку на переднее сиденье, чтобы я мог все видеть в окно. А еще дал мне пакет на тот случай, если меня вырвет. Но это быстро прошло. За воротами стояли люди – такого же размера, что и мы с отцом, и женщина. Я раньше видел их только по телевизору и в книгах, но эта была обычного размера.

Мы долго ехали на машине в зоопарк. Я боялся, что мы потом не найдем дорогу домой, но отец заверил, что он всегда сможет найти дом.

Я был в ужасе, когда отпустил отцовскую руку. Люди заинтересовали меня больше, чем животные. Они прогуливались целыми группами – матери с детьми и младенцами в колясках, мамы и папы, держащиеся за руки. Группки детей – мальчиков и девочек, – бегающие друг за другом. Отец пытался заставить меня смотреть на шимпанзе и слонов, но я слушал, как люди разговаривают друг с другом. Отец купил мне фруктовый лед и велел не смотреть на других людей, но я ничего не мог с собой поделать. Отца остановил какой-то мужчина и начал с ним разговаривать. Я спрятался за отцовской ногой. Отец сказал, что я его крестный сын. Я видел, что он не хочет разговаривать с тем другим мужчиной, так что мы быстро ушли, и отец заявил, что нам пора домой. Я был рад.

У меня появилось много вопросов. Я спросил его, какая разница между обычным сыном и крестным сыном, и он ответил, что крестный сын – это ребенок, который верит в Бога на кресте. А я, определенно, верил.

Я спросил отца, все ли женщины плохие. Он объяснил, что большинство. Я сказал, что в телевизоре и в моих книжках есть очень милые, но, по его словам, телевизор и сказки – это выдумка. Я спросил, была ли у меня мама, и он ответил, что да, но сейчас она превратилась в призрака. На двери по соседству от моей спальни в пристройке висел большой навесной замок. Я спросил, превратилась ли моя мама в того самого призрака, который живет в той комнате и постоянно плачет и воет. Отец сказал – так и есть, но я мог не волноваться, потому что я никогда ее не увижу.

Глава 17

Салли

Я открывала конверт трясущимися руками.

Дорогая Салли!

Я надеюсь, к этому времени ты уже немного оправилась после моей смерти.

Есть то, о чем мне нужно было постепенно начать тебе рассказывать уже очень давно. Я не хочу, чтобы эти новости тебя потрясли. Все уже в прошлом, и для тебя это ничего не изменит, если только ты сама не захочешь, но мне кажется, ты – человек привычки и оставишь все как есть.

Твое имя при рождении: Мэри Нортон. Нортон – фамилия твоей матери. Полагаю, она не выбрала бы для тебя фамилию отца. Все оригиналы медицинских отчетов и несколько газетных вырезок лежат в коробке у меня под столом с надписью «ЛИЧНОЕ». Когда ты оказалась у нас, мы решили, что теперь ты новый человек. Ты стала нашей Салли Даймонд.

Ты немного странная совсем не потому, что у тебя что-то не так с мозгами, а потому, что ты росла в жутких и противоестественных условиях, прежде чем тебя обнаружили.

В возрасте двенадцати лет, в 1966 году, твою мать, Дениз Нортон, похитил Конор Гири. Он подвергал ее психологическому и сексуальному насилию на протяжении следующих четырнадцати лет. Насколько мы можем судить, ты родилась через восемь лет после похищения. Твоя родная мать не была уверена насчет точной даты или даже года, но ее предположения и расчеты моих коллег-врачей сошлись на том, что ты должна была родиться, вероятно, где-то во второй половине 1974 года. Твое рождение, по очевидным причинам, не зарегистрировали, так что дата рождения на твоем свидетельстве об удочерении может быть неточной. Мне неприятно тебе это говорить, но Конор Гири, похититель, – твой родной отец.

Семья Дениз Нортон искала ее годами. Ее нашли только в марте 1980 года, благодаря анонимному сообщению в полицию. Тебя и твою родную мать нашли за несколько дней. Вас обнаружили в чудовищном состоянии, в индивидуальной пристройке к дому Конора Гири в Киллини, в Дублине. Окна в комнате твоей матери были заколочены. Там было темно и сыро. Имелась электрическая плитка и холодильник. На полу лежал матрас, а за стенкой располагались туалет и раковина. Твоя спальня по соседству оказалась светлой и просторной, с огромным окном, выходящим в сад. Вы обе были страшно истощены, но если ты не произносила практически ни звука и была, очевидно, перепугана внезапным освобождением, то Дениз страдала от серьезных психических расстройств. Не думаю, что стоит даже пытаться представить, что у нее тогда творилось в голове. Сначала она буквально озверела и пыталась наброситься на любого, кто к ней подходил. Вас обеих пришлось анестезировать, чтобы провести медицинский осмотр. Обычные седативные оказались недостаточно сильны. Изначально никто не предполагал, что вас с ней придется разлучить насовсем.

Джин была отлично квалифицирована. Она прошла дополнительную специальную стажировку в детской и подростковой психиатрии, прежде чем получить диплом терапевта, еще до твоего обнаружения. Тебя и твою мать направили в психиатрическую больницу Сент-Мэри, где я тогда работал старшим врачом. Было сформировано специальное отделение, и я набрал туда группу энтузиастов, которые должны были присматривать за вами обеими. Поскольку существовали определенные опасения в связи с твоим развитием и психическим здоровьем, я попросил, чтобы Джин стала моей помощницей в Сент-Мэри. Мы уже были женаты, так что проблем не возникло. Мы сутками работали как одна команда и практически жили вместе с тобой в отделении, как и весь остальной персонал.