– А-а, так тут еще и ревность! – сделал новое открытие Ингвар. – Скомпрометируете брата, избавитесь от него… от нас… Конечно, как я мог не понять – вы не хотите, чтоб я жил в вашем доме! А что ваш отец дал Слово ярла – вам плевать! И кто будет потом имением заниматься, тоже дела нет! Вы не только подлый, вы еще и недалекий!

Ветошь активно поползла вниз. Вот же правдолюбец-справедливец германский!

– Имением должен и дальше заниматься Свенельд Карлович! – Митя снова возвысил голос. – Вы слышите? Хорошо меня слышите? Иначе вообще все будет напрасно… А отношения с отцом у меня все равно не наладятся.

«Надеюсь, Свенельд Карлович сообразит, что его участие в подмене водки вовсе не отменяет моего – по крайности в глазах отца».

Сообразил – ветошь опять замерла в полной неподвижности.

Зато Ингвар скривился в отвращении:

– Я совершенно не верю в ваше раскаяние! Не пытайтесь меня остановить! Мы сейчас же пойдем к Аркадию Валерьяновичу, и вы всё ему расскажете! Нет, я ему всё расскажу!

– Это, конечно, существенная разница, – искренне согласился Митя.

– А если вы попробуете отказаться… – Ингвар сделал движение, будто хотел выскочить из подвала, – я запру вас тут, чтоб не сбежали, как в прошлый раз… и приведу его сюда!

– Сюда – не надо, – еще искреннее сказал Митя и обреченно вздохнул. – Видно, придется идти признаваться. – Потому что только полное признание удержит отца от немедленной проверки подвала и даст время Свенельду Карловичу убраться оттуда.

Демонстративно повесив голову, Митя поплелся вверх по лестнице. Остановился, давая возможность Ингвару пропустить его наверх, но тот неожиданно шарахнулся в сторону – в глазах его мелькнуло опасение. Митя поглядел Ингвару в лицо, а потом с наслаждением растянул губы в пакостной ухмылке. Боишься, крысеныш? А ведь несложно… подножка, толчок… и Ингвар летит с лестницы на земляной пол… прямо под ноги затаившемуся старшему брату. Да, дела совместные у Мити со Свенельдом Карловичем потом навряд ли сложатся. Хотя будь он сам на месте старшего Штольца, первым делом бы избавился от такого братца. Но… не может же обычный управляющий являть такую же разумность, как дворянин Дмитрий Меркулов!

И Митя чуть отстранился, кивком предлагая Ингвару выйти первым. Тот покраснел, потом побледнел, полоснул Митю ненавидящим взглядом… повернулся спиной и бегом рванул вверх по лестнице. Следом неспешно, вальяжно, явно любуясь, как белый от унижения Ингвар вынужден держать перед ним открытый люк, поднялся Митя. Еще и поблагодарил кивком, точно швейцара.

Уже не побелев, а позеленев от ярости, Ингвар с грохотом захлопнул крышку подвала и явно в сердцах защелкнул наружный засов.

Нет! Митя споткнулся. Зачем?

– Боитесь, что бутылки разбегутся? – спросил он, чувствуя в собственном голосе растерянность.

– Я вообще ничего не боюсь! – окрысился Ингвар, со злости еще и пнув по засову, загоняя его потуже в пазы. – Идемте! Если, конечно, сами не трусите… – И рукой жест приглашающий сделал, дескать, шагай вперед.

И что теперь делать? Просто наклониться и отодвинуть засов? Ингвар заинтересуется – зачем? Еще полезет проверять… А там… Cher frére, quelle surprise!^[3] Отцу, конечно, уже не наябедничает, чтоб не подводить брата, однако… план сделать уважаемого Свенельд Карловича обязанным не только отцу, но и самому Мите провалится, не успев начаться. Сможет ли Митя вернуться потом, после разговора с отцом? И когда оно будет, это «потом»?

– Все-таки трусите! Других обвинять вы мастер, а сами… – злорадно протянул Ингвар.

Митя бросил еще один растерянный взгляд на запертый подвал… «Интригу со Свенельдом задумал? Личной приязни от отцовского управляющего добиться? А зачем Ингвара-то было так бесить, чтобы он начал запирать что попало?» – беззвучно поинтересовался снисходительно-усталый голос, так похожий на его собственный. «Я не думал, что он настолько… нервный, – так же мысленно огрызнулся Митя. – Зачем он вообще постоянно за мной таскается: то к бутылкам, то к мертвякам?» – «Потому что ты его бесишь!» – резонно ответствовал голос. «Значит, ничего страшного, если взбешу еще больше!» И Митя повернулся к Ингвару спиной, направляясь обратно к подвалу.

– Эй, вы куда? Стойте!

– Я фонарь внизу забыл, – мрачно буркнул Митя. – Вы подождите тут, я загляну и вернусь…

– Вы хотите сбежать! – Ингвар ухватил его за рукав.

– Ингвар… – устало сказал Митя. – Вы действительно считаете, что я вот прямо сейчас, от этого подвала, посреди ночи, кинусь бежать, бросив дом, имение, свою будущность… исключительно из страха, что меня батюшка заругает?

– О да, я уже понял, что осуждение достойных людей для вас – ничто! Как говорится, Scham ist nicht Rauch, sie frißt die Augen nicht aus!^[4]

Да как он… смеет! Да Митя живет исключительно для того, чтоб его ценили… достойные люди. Достойные!

– Уберите руку, Ингвар. Пока я ее не сломал, – свистящим шепотом выдавил он.

– А вы попробуйте, – приближая свое лицо вплотную к Митиному, так же зверски прошипел Ингвар. – Думаете, ежели у вас один раз получилось…

Договорить он не успел. Дыхание у него перехватило, а глаза выпучились – Митин кулак врезался Ингвару в солнечное сплетение, и тут же удар лбом – коротко и резко. Из разбитого носа Ингвара хлынула кровь.

– И в лицо мне не лезьте, сделайте уж одолжение! – Митя отпрыгнул назад – хоть и грубая рубаха, а все равно не хотелось залить ее кровью.

Захрипев, Ингвар согнулся… Врезать ему по ребрам, чтоб больше неповадно… Кулак Мити поршнем пошел вперед… С неожиданной прытью Ингвар отскочил, выпрямился и решительно стиснул кулаки.

– Во-от как… – насмешливо протянул Митя, тоже принимая стойку. – Ну что ж… Сами напросились.

Это было… сладко. Смотреть на крепко сжатые губы Ингвара, на играющие желваки и знать, что он полностью, целиком в твоей власти. Потому что если ты соревнуешься с гребцами Туманного Альвиона, да еще и позволяешь себе выигрывать, то… будь готов детальнейшим образом изучить искусство альвийского бокса в грязном стиле знаменитого семейства Хулиган из Саусворка, что близ Лондиниума! Уж они научат: или по дружбе, если сумел завоевать их уважение, или… по вражде, тренируясь прямиком на тебе. Мите пришлось учиться и одним способом, и другим. Вначале это казалось трагедией, если бы не уже тогда испорченные отношения с отцом, он бы не выдержал и пожаловался. Польза явилась потом, когда в столице в очередной раз вспыхнула мода на все альвийское, без различия, исходит ли оно от утонченных Дам и Господ из Полых Холмов или их человеческих подданных.

Ингвар ринулся на него. Кулак мелькнул у Митиного лица – лишь в самое последнее мгновение он успел увернуться, пропуская разогнавшегося Ингвара мимо себя. Пинка ему вслед отвесить… Пнуть не получилось – противник неожиданно метнулся вбок, закладывая вокруг Мити короткую дугу, попытался ударить с тылу…

Не выходит пнуть – лягнем!

– Аргхх! – сзади донесся хрип напоровшегося на выставленную ногу Ингвара.

Митя стремительно развернулся на каблуке и врезал Ингвару кулаком в челюсть. Младший Штольц рухнул на траву.

– А ты неплох, колбасник! – выдохнул Митя. – Но и не хорош! – И он замахнулся. У него уже сложилась традиция каждый раз отвешивать Ингвару по ребрам, а традиции нарушать нельзя, на них мир стоит.

Ингвар перекатился в сторону, нога пнула воздух. Митя провалился в собственный пинок, вторая нога поехала по скользкой траве… Всплеснув руками, точно заполошная курица – крыльями, Митя позорно рухнул рядом с Ингваром.

– Ага-а! – от торжествующего вопля зазвенело в ушах, Ингвар навалился Мите на грудь и попытался то ли придушить, то ли на глаза надавить… и вдруг так и замер с хищно вытянутыми руками и выпученными глазами.

– Мара! – шепнул он, и меловая бледность начала заливать его лицо.

Митя, уже примерившийся врезать Ингвару по почкам, удержался в последний момент – кулак мягко, как в подушку, ткнулся Ингвару в бок. Митя извернулся, стряхивая противника с себя… и тоже замер.

На крышке погреба сидела тварь. Черные лохмотья окутывали тощее угловатое тело. Бесформенный плащ топорщился на спине, будто под ним прятался горб, высоко поднятые плечи чуть не подпирали запавшие щеки. Лицо твари белело, как пятно снега на черной дороге, а глаза зияли темными дырами, будто и не было их вовсе. Мара склонила голову набок, так что спутанные ярко-рыжие волосы упали на плечо, и проскрипела:

– Убьешь его? Тебе понравится! – И зашлась знакомым визгливо-скрипучим хохотом.

– Мара-а! – Ингвар взвился на ноги и, вцепившись Мите в ворот, принялся дергать изо всех сил, не переставая орать: – Вставайте! Бежим! Тут мара-а!

Митя повис в его хватке и захрипел – ворот рубахи впился в горло. Ворот треснул, Ингвар плюхнулся на зад, еще раз гаркнул:

– Бежим!

Снова вскочил и рванул по темной аллее к дому, пронзительно вопя:

– Аркадий Валерьянович, на помощь!

Оставшийся стоять на четвереньках Митя отчетливо услышал, как грохочет лестница подвала и…

Банг! Крышка отлетела от удара снизу, и, как крот из-под земли, наружу высунулся Свенельд Карлович. И замер.

Прямо над ним, широко раскинув черные крылья, парила мара.

Смертевестница заложила вираж у него над головой, нырнула вниз, выставив когтистые лапы, и, раззявив глотку, гаркнула в лицо управляющему: «Кар!» – снова расхохоталась и начала подниматься по спирали, постепенно растворяясь на фоне черного неба.

– Убьешь! Убьешь! – донесся с небес скрипучий голос, и шорох крыльев смолк, будто и не было его.

Митя оглянулся – в конце аллеи мелькнула спина Ингвара, распахнулось единственное светящееся окно. Добежал. Сейчас помощь придет. Примчится. Он потянул за оторванный ворот рубахи. Здешние места беспощадны к его гардеробу. Будто некие силы задались целью от всей его одежды… тряпки на тряпке не оставить.

– Что это было? – пробормотал Свенельд Карлович.

– Одна старая знакомая… залетала. На огонек, – с треском отдирая ворот, ответил Митя. – Вылезайте, Свенельд Карлович. Что вы прибежали, никто не удивится, с такими-то криками. Но не из подвала же, право слово… – И вдруг замер, наблюдая, как управляющий торопливо выбирается наружу и запирает подвал.

Старший Штольц откинул крышку и выскочил, когда крики услышал. Значит, засов уже был отодвинут. И кто мог его отодвинуть, кроме… мары?

Митя скомкал в кулаке оторванный ворот со свисающими нитками.

«Не выйдет! Ничего у тебя не выйдет, рыжая! И не подлизывайся – мы все равно не подружимся! И делать то, чего хочет твоя Хозяйка, я не буду!»

Глава 4
Сюртуки и репутация

– Как ты мог! – кричал отец.

Митя поглядел на него с усталым любопытством: что дальше? «Как ты мог так меня опозорить с этой безакцизной водкой!» или «Как ты мог торчать перед марой, ты же чуть не погиб!»

Похоже, два происшествия тесно переплелись у отца в голове, и упреки по поводу то одного, то второго выскакивали по очереди.

– Как ты мог! – повторил отец, оставив Митиной фантазии, что именно он мог и как. – Неужели ты не понимаешь, что… – Кажется, мара и бабайковская водка столкнулись, пихаясь локтями, потому что отец глубоко вздохнул и призвал собственные мысли к порядку. – Во-первых, как ты мог додуматься подменить бутылки? Во-вторых… Я и без того чуть не потерял тебя с этим бабайковским делом, а тут… мара! Ингвар говорит, он пытался тебя утащить, а ты как оцепенел… – Отец вдруг осекся, искоса бросив на Митю быстрый настороженный взгляд.

– От ужаса? – язвительно спросил Митя.

– Нет! Не нужно снова лезть в пасть нежити, доказывая свою отвагу, как тогда с Бабайко! – в панике вскричал отец.

– Доказывать Ингвару? Мнение младшего Штольца значит для меня не так уж много. – Митя подумал и уточнил: – Ровным счетом ничего не значит.

– Ты с ним так и не поладил, – обреченно покачал головой отец.