Грустная осень с её пасмурным небом, бесконечными дождями и мокрыми тротуарами не добавляла настроения. В пятницу я обычно с утра сидела в библиотеке, а после обеда мчалась на пары, последняя из которых заканчивалась без пятнадцати восемь.

В это время уехать было очень тяжело.

Я стояла в сумерках на остановке под дождём, а пальцы отчаянно мёрзли в тонких перчатках. Впереди не было и намека на приближение долгожданного тралика. Промозглый холодок забрался под моё старое чёрное пальто, хорошо, хоть ноги как-то умудрилась не промочить.

Надо встать в очередь на маршрутное такси. Хотя ей не видно конца и края, наверное, она все же подойдет быстрее, чем подъедет троллейбус. По проезжей части шел поток машин, и свет фар выхватывал капли дождя, мелкие, словно дым.

У обочины в паре метров от меня притормозила огромная чёрная машина, агрессивный и очень крутой внедорожник.

Стекло со стороны пассажирского места опустилось, и я узнала в водителе Гая:

– Привет!

– Доброго вечера, – отстранённо улыбнулась я и бросила взгляд на дорогу.

– Замёрзла?

– Да нет, все в порядке. Через пять минут подойдёт троллейбус.

– Брось! Я тебя подвезу.

Я упрямо отвернулась. Конечно, меня тянуло в тёплый, завораживающий негромкой музыкой салон этого красивого автомобиля. Надо быть просто идиоткой, чтобы отказаться от возможности с комфортом попасть домой.

Гай даже не поленился выскочить из машины по дождь. Подняв воротник добротного чёрного пальто, он хлопнул дверцей машины и без суеты подошел ко мне.

– Неужели боишься сесть ко мне, Ева?

Разумеется, я не боялась.

– Посмотри на себя – промокшая, замёрзшая… – он говорил это чуть ли не с нежностью.

– Гай, ты очень любезен, но, правда, не стоит, – перебила я.

Да уедешь ты, наконец? Но Гай не уезжал. Дождь мелкими бисеринками покрывал его пальто. И все же ещё минута – и он вернётся в салон своей красивой машины, включит поворотник, посмотрит в боковое зеркало, и поедет в какое-нибудь уютное, а главное, тёплое кафе ужинать.

На нас уже откровенно пялились люди из очереди, с любопытством прислушиваясь к разговору.

Какие-то девчонки, рассмотрев сначала Гая, а потом меня, переглянулись, пошептались и захихикали.

– Я уже забыл, какая ты красивая, Ева, – произнёс Гай, не отрывая от меня взгляда. – Классическая красота лица… Идеальная… Из-за таких лиц в истории происходили войны. Оно могло бы быть холодным, если бы не глаза. Мягкие и ранимые глаза…

– Очень интересно. Держи в курсе.

– Не думаю, что наша любовь могла исчезнуть бесследно, – вдруг проговорил он, и к его словам уже прислушивалась вся остановка.

Сказать, что я была зла, как чёрт – это ничего не сказать. Ну почему, скажите мне, почему ему приспичило выяснять на переполненной остановке отношения, которых давно нет? Гай, скорее всего, рассчитывал на то, что я не вынесу всеобщего внимания и все-таки сяду к нему в машину.

Может, так оно и произошло, если бы внезапно не появился автобус, на законном месте остановки которого нагло обосновалась машина Гая. Непрерывный сигнал не имеющего возможности припарковаться автобуса был высоким и неприятным.

Возмутились люди, приготовившиеся в этот самый автобус влезть, потому что Гай не трогался с места:

– Ева, ты же понимаешь, что рано или поздно нам все равно пришлось бы поговорить. И не о погоде или учебе. О нас. Почему не сейчас?

– Нам не о чем говорить, – повторила я фразу из любовных романов. – «Нас» просто нет. Ты освободишь место автобусу или как?

– Упрямая, как всегда, – поморщился Гай и попятился к машине.

– Девушка, пусть ваш кавалер даст автобусу встать! Наглость! Хамство! Выясняйте свои отношения в другом месте! – неслось со всех сторон. – Это просто форменное безобразие какое-то! Никакого уважения к простым людям!

Гай, на которого уже орал благим матом высунувшийся из кабины водитель автобуса, кинул на меня взгляд сквозь лобовое стекло, а когда я отвернулась, вырулил на проезжую часть.

– Ну и дура! – послышался приглушенный голос одной из девчонок. – С таким мужчиной я поехала бы на край света!

Ага. Только потом бы горько плакала, что некому вернуть тебя обратно. Домой я попала только через два часа, мокрая и не очень довольная. Кое-как подсушив сырые волосы, села делать задание на следующий понедельник. Свет от настольной лампы отражался в окне.

Я отложила ручку и, подперев подбородок ладонью, принялась разглядывать своё отражение в оконном стекле. По нему змеились частые капли дождя.

Может, мне действительно стоило поговорить с Гаем? Сказать, что у меня, как и у него, теперь другая жизнь… Что я очень изменилась… Что нам не стоит пересекаться… Что от тех детский с моей стороны чувств не осталось уже ничего. Но уж Гай-то, в отличие от дядюшки, обязательно спросит, почему я приехала сюда…

А я не хочу вспоминать рассказывать ему про соседа-психа с его преследованиями. Просто не хочу и всё.

– Может, в гости приедешь? – с ходу поинтересовалась Амина, едва взяв трубку. – Правда, уже поздно, но можешь взять такси и остаться с ночевкой.

Я бы с удовольствием поехала к ней на ночь глядя, но это было неудобно, поэтому пришлось отказаться.

– Жаль, жаль… Тут бабушка очень хотела с тобой познакомиться, но… В следующий раз приезжай обязательно!

– Да, конечно…

– Тебе грустно? – помолчав, спросила Амина.

Спорить я не стала. Да, мне действительно грустно.

– Это осенняя хандра, – заявила подруга бодро. – Давай-ка завтра выберемся куда-нибудь, хоть даже в клуб потанцевать. Мы ещё ни разу не были! Насчёт денег не волнуйся – там для девушек вход бесплатный!

Когда я нажала отбой, на душе стало чуточку легче.

Но на следующий день ни в какой клуб мы не пошли, потому как после работы меня ждали поручения дядюшки.

Зато в воскресенье вечером, почти перед самым закрытием в библиотеке появился Гай. Поджидая, пока уйдут две интеллигентные старушки, он наугад взял со стеллажа книгу.

«Приключения пчёлки Майи».

Несмотря на досаду, я закусила губу, чтобы не засмеяться. Слишком странно это смотрелось: мрачный высокий Гай с яркой книжкой, на переплёте которой нарисованы пчёлки с забавными мордочками.

Но он, похоже, заинтересовался и когда старушки ушли, закрыл книжку не сразу.

И как он, черт бы его побрал, узнал, где меня найти?

Гай без улыбки поздоровался и небрежно бросил «Приключения пчёлки Майи» на стол.

Я вежливо ответила на приветствие и спросила:

– Хотел взять эту книгу?

– Нет. Я хотел увидеть тебя.

Я покивала с понимающим видом, но ничего не сказала. Сегодня Гай пребывал отнюдь не в таком благодушном настроении, как два дня назад.

– Мог бы увидеть завтра в академии.

– А я сейчас хотел.

Подойдя к кафедре, за которой я сидела, он оперся на неё ладонями и теперь глядел на меня сверху вниз.

Я увидела у него на пальце кольцо с камнем, словно подернутым дымкой или как будто покрытым изнутри тонким слоем сажи. Серебряные крапаны, удерживающие камень, были сделаны в стилистике башни средневекового замка. Даже представить не берусь, сколько может стоить подобная штучка.

Гай проследил за моим взглядом.

– Красивый перстень, – заметила я. – А почему именно башня?

– Как ты могла забыть? – деланно удивился Гай. – Я всегда любил средневековье…

– Да, что-то припоминаю… Ты собирал всякие железяки: какие-то ржавые мечи, латы… Замок мечтал построить. Тебе, и правда, суждено было родиться в средневековой Европе. У соседей бы земли отвоёвывал.

– Я, конечно, жалею о том, что родился позже, чем надо. Но не слишком, – Гай навис надо мной и его тёмные глаза с зелёными крапинками смотрели жадно и внимательно. – Наступают времена помрачнее тех. Век бурь и волков… Ты согласна, Ева?

Память у него была отменная, но только касательно того, что он считал важным. Гай понятия не имел, кто такие Стейнбек и Голсуорси, зато почти наизусть помнил «Прорицание вёльвы». Ничего не говоря, я начала расставлять принесённые сегодня книги, ощущая, что он наблюдает за каждым моим движением.

– Не думала над этим, – не оборачиваясь, произнесла. – И не собираюсь.

– Когда я тебя увидел, Ева, то понял, что ты мне всё ещё небезразлична, – спокойно донеслось из-за спины. – Думаю, что и я всё ещё небезразличен тебе.

Бамс!

Первый том «Войны и мира» рухнул на пол, увлекши за собой второй том и третий. Слова Гая не так уж меня и шокировали, но руки разжались сами собой.

Не успела я нагнуться, как слева рука Гая аккуратно поставила на место третий том, а справа – первый и второй. Спиной я ощутила его прикосновение. Если сейчас обернусь – он меня обнимет. Я поднырнула под его руку и отступила назад – к кафедре. Нельзя больше увиливать от прямого ответа. Надо что-то сказать.

– Гай, я любила тебя два года назад – так сильно, как могла своей глупой наивной любовью. У нас были высокие отношения – ну просто рыцарь и его дама сердца. Когда ты исчез, мне было очень тяжело. Но с тех пор многое изменилось. Я больше не испытываю к тебе никаких чувств. И общаться нам с тобой на каком-то другом уровне, чем «привет-пока», думаю, нет смысла. Давай разойдемся по-настоящему. И по-хорошему.

– Черта с два, Ева. Я хочу тебя. И ты будешь моей – теперь уже навсегда.

Гай ухмыльнулся своей зловещей полуулыбкой. А глаза злые-презлые.

– Что ты забыл в нашем времени, человек с типично средневековыми понятиями? – выдохнула я.

– Сама придешь. Попросишь денег, защиты и секса. И я дам сполна все, что ты захочешь.

Сказав это, Гай развернулся и вышел, ударив рукой по только что поставленным книгам.

Все четыре несчастные тома «Войны и мира» лепестками разлетелись по полу.

Закрывая массивную стальную дверь на два ключа, я вздрогнула от порыва холодного ветра. Сумерки уже сгустились, а фонари ещё не горели, и я почувствовала безотчётный страх.

Чернильно-фиолетовое небо иногда швыряло в лицо мокрые капли дождя. Проходя мимо частных домов, ещё не так ощущала я беспокойство. Многие окошки уютно светились теплым светом среди этих бесприютных синих сумерек.

Люди пили чай всей семьей или смотрели телевизор. Я заглядывалась в окна – и мне хотелось к ним. Но это невозможно – у меня нет семьи.

Не могу сказать, что я из трусливых, но совсем страшно стало, когда я вышла на узкую тропку, с одной стороны которой шла череда высоких неприступных заборов, а с другой – постанывал от порывов ветра почти оголившийся лес.

Стараясь не смотреть вглубь леса, где мне всё мерещились какие-то живые тени, я пыталась не сорваться на бег.

Неужели я такая трусиха? Никогда этого за собой не замечала… Почему у меня такое ощущение, что кто-то идёт параллельно со мной, то и дело мелькая среди стволов?

В довершение ко всему перед глазами почему-то возникла фотография Ангелины Несмеяновой. Но не та, где она живая, юная и красивая. Другая: длинные рыжие волосы, разметавшиеся по грязному асфальту, левая рука неестественно откинута, хорошо видна в свете вспышки фотоаппарата ночная рубашка с высоким горлом, охватывающим шею.

На розовом шелке в мелкий зелёный цветочек рваные дыры. Господи, это ведь от её ногтей… Неужели она летела с пятнадцатого этажа и рвала на себе рубашку?

Я смотрела на ту фотографию не больше трех секунд. Почему я так отлично запомнила все, что на ней было изображено?

Послышался смех. Я бы с удовольствием посмеялась тоже, если бы он не раздавался откуда-то из глубины леса.

Мороз продрал по коже, и теперь мой шаг смахивал на лёгкий бег.

Кто бы не смеялся в этом сумрачном лесу, встречи с ним я от всей души желаю избежать. Достигнув тропинки, сворачивающей к дядюшкиному дому, я обернулась.

Ветер затих и между стволами деревьев, казалось, поселилось безмолвие. За ближайшими стволами елей хрустнула ветка, и тускло блеснул розовый в зелёный цветочек шелк.

Я, забыв про приличия, рванула к дядюшкиному дому, и на шаг перешла только у крыльца.