Трудно было определить её точный возраст. Ходила она медленно с трудом, опираясь на палочку, но держалась прямо. Присаживаясь на низкую табуреточку подле своего импровизированного прилавка, женщина всегда расправляла плечи и гордо держала седую голову. И движения рук Софьи Михайловны были лёгкими и грациозными, как у молодой девушки. От неё постоянно исходил едва ощутимый приятный аромат свежести. Правильные тонкие черты некогда прекрасного лица с синими глазами говорили о её благородном происхождении. Одевалась женщина всегда в одно и то же старомодное, длинное, почти до пят коричневое платье с ослепительно белым и туго накрахмаленным кружевной воротником на плечах.

Сергеев был с ней знаком, но это было то поверхностное знакомство, когда люди, зная друг друга только в лицо, при встрече здороваются из вежливости. Однажды Сергеев, понимая, что женщина нуждается в средствах, попытался вручить ей некоторую сумму денег, но тут же в ответ получил категорический отказ. Тогда он купил стакан семечек и отказался от сдачи, и этот жест был с негодованием отвергнут. Холодный взгляд ярких голубых глаз красноречиво говорил о том, что подобного рода попытки ей помочь, обречены на провал. Товарка женщины, баба Катя, только молча наблюдала за этим молчаливым противостоянием богатства и гордой бедности и каждый раз с укоризной качала головой. С тех пор, проходя через импровизированный рынок, Михаил стал постоянно покупать у этой женщины семечки, которые он не любил и каждый раз выбрасывал в урну, но так, чтобы старенькая продавщица этого не видела. На самых Сергеев предпочитал фисташки.

В этот раз Михаил предпринял очередную попытку перехитрить упрямую продавщицу. Он вручил ей крупную купюру и как всегда попросил стакан семечек. Женщина гневно посмотрела на молодого человека и твёрдо произнесла:

– Мишенька, если Вы ещё раз попытаетесь таким образом подсунуть мне лишние деньги, то я перестану продавать семечки и буду вынуждена отдавать их Вам бесплатно.

– А Вы откуда знаете, как меня зовут? – после неловкой паузы растерянно спросил Сергеев.

– Молодой человек, я женщина уже пожилая, если не сказать престарелая и могу определить имя по внешности, – её холодный до этого момента взгляд вмиг подобрел.

– А разве так можно? – искренне растерялся Сергеев.

– Да, что Вы! – всплеснув руками, вмешалась в разговор баба Катя. – Вы тут однажды с женой мимо шли, а она Вас по имени назвала. Мы услышали, – заразительно засмеялась торговка. – Вот и весь секрет!

– Тогда мне подумалось, что Вы, сударь, тёзка моего батюшка, – женщина протянула Сергееву газетный кулёк с семечка. – Деньги завтра отдадите. Сдачи, как Вы правильно рассчитали, у меня нет.

– Михайловна значит, – молодой человек аккуратно взял семечки из рук продавщицы.

– Софья. Софья Михайловна, – женщина чуть поклонилась, не вставая с табурета.

– Софья… – протянул Сергеев. – Красивое имя, но…но старомодное. Простите, – тут же, смутившись, извинился он.

– Мил человек, Вы посмотрите на меня, – иронически усмехнулась Софья Михайловна, – Как думаете, сколько мне лет? Впрочем, можете не отвечать всё равно не угадаете. Когда я родилась моё имя было в моде.

– Ну…выглядите Вы… – замялся Михаил.

– Вот только не надо мне льстить, – бесцеремонно прервала его женщина. – Я уже жить устала, но приходится, – она вновь перешла на иронический тон. – Впрочем, любезный Мишель, я о смерти не думаю. Я всегда знала, что это наступит только тогда, когда я расстанусь со львом. Смею вас уверить, сударь мой, смерть не трагедия, а освобождение.

– Расстанетесь с Львом Толстым? – неловко пошутил Михаил. Однако его попытка сменить философскую тему жизни и смерти на более лёгкую, потерпела фиаско.

– Нет, – не приняла собеседница. – Я его не помню, а вот мой батюшка был знаком со Львом Николаевичем, но недолюбливал его. У Толстого были сложные отношения с Богом, да и характер тяжёлый, а порой язвительный, особенно в отношении своих коллег. Ну, ступайте уже домой, Вас, верно, жена заждалась.

Но Сергееву хотелось продолжить разговор, и он с искренним удивлением спросил:

– Ваш папа был знаком с писателем Толстым?

– Был знаком и не только с ним.

– А-а-а… – растерянно протянул Михаил и тут же осёкся.

– Опять хотите спросить сколько мне лет? – лукаво произнесла Софья Михайловна. Сергеев неловко топтался на месте, не решаясь задать вопрос, но потом все-таки промолвил:

– Кем же был Ваш папа?

– При дворе служил. Разумеется, при царском дворе, а не дворником в соседнем доме. Я Вам больше скажу, – перешла на шёпот Софья Михайловна. – Он и государем на короткой ноге был.

– Не может быть! – воскликнул Сергеев и недоверчиво посмотрел на женщину, а затем перевёл вопросительный взгляд на её соседку, и та утверждающе кивнула головой.

– Как же Вы очутились в нашем городе? Он ведь так далеко от… – Михаил покрутил в руках пакет с семечками и неожиданно для себя высыпал их обратно в кастрюльку Софьи Михайловны.

– Впрочем, милостивый государь достаточно разговоров, – прервала его собеседница, – Ступай домой, а я, пожалуй, тоже домой отправлюсь. Не возражаешь? – обратилась она к бабе Кате, и та только всплеснула руками вместо ответа. – Что-то я себя плохо чувствую. Разволновалась, должно быть, – Софья Михайловна высыпала оставшиеся семечки из кастрюли в полупустой мешок, который стоял у её ног.

– Давайте, я Вас до дому подброшу, – обрадовался Михаил.

– Побрасывать не надо, – усмехнулась женщина, и её синие глаза блеснули лукавым светом, – а вот, если довезешь до крыльца – буду весьма признательна.

– Я только домой сбегаю. Мне надо жену предупредить, что я задержусь. Хорошо? Я рядом живу, так что я быстро, – заверил Софью Михайловну Михаил.

– Беги, беги, а я пока вещички свои соберу.

Сергеев был рад возможности продолжить общение с этой невероятной и даже загадочной женщиной.

Глава 2. Странное предсказание

Когда Сергеев вернулся к киоску, Софья Михайловна уже собрала торговые принадлежности и терпеливо ждала его, сидя на табуретке. Молодой человек легко подхватил полупустой мешок с семечками, а другой рукой взялся за импровизированный прилавок.

– Нет, нет. Ящик пусть остаётся, – остановила его женщина. – Он здешний Его сейчас кто-нибудь для себя приспособит… а вот табуреточку, голубчик, потрудитесь прихватить, – Софья Михайловна, опираясь на свою видавшую виды трость, поднялась с места.

– Простите, но машины придётся прогуляться пешком, – извинился Михаил.

– Прогуляемся, прогуляемся, – охотно согласилась женщина и двинулась следом за молодым человеком.

В этот жаркий полдень машин было мало, и дорога не заняла много времени. Через несколько минут езды Сергеев миновал главную площадь города, и как только патрульный пост ГАИ остался позади, по просьбе пассажирки он направил автомобиль направо. Затем Софья Михайловна указала на едва заметный проулок, который сразу вёл круто вверх. Асфальт сменился старинной брусчаткой. Справа остался памятный камень, установленный в честь основания города.

Отсюда, с Воскресенского холма, открывался изумительный вид на город и на реку, на противоположном берегу которой начинался сосновый бор, но сейчас эти красоты ни Сергеева, ни его пассажирку не интересовали. После того как миновали католический костёл, к мостовой подступили старые деревянные дома.

Михаил любил этот забытый временем и властями уголок города. В юности молодей человек частенько прогуливался здесь по старинной брусчатке. При каждом посещении этого уединённого места Сергееву почему–то чудилось, что он уже жил здесь в старинном сибирском городе в дореволюционные времена. Романтические чувства охватывали душу, ностальгия о прошлом, которого у него не было, сжимала сердце.

Автомобиль медленно двигался по брусчатой мостовой одной из первых улиц Томска. Михаил то и дело посматривал на Софью Михайловну. Возле двухэтажного деревянного дома с мезонином она попросила Сергеева остановиться. Бывая здесь, на улице Бакунина, Михаил не раз проходил мимо этого, почти потерявшего жилой вид, особняка, и не мог подумать, что однажды судьба приведёт его в этому покосившемуся крыльцу, с остатками былой купеческой роскоши.

Сергеев помог женщине выбраться из машины, и пока она поднималась на крыльцо, достал все её торговые принадлежности из багажника машины. Не дожидаясь вопросов, Софья Михайловна обернулась и произнесла: «Сударь, оставьте мои вещи здесь на крылечке, я их потом запру в чулане».

Михаил отворил массивную деревянную дверь, пропустил женщину вперёд, и они вошли в полутёмный коридор. Внутри пахло квашеной капустой, воском и керосином. В этом купеческом доме будто ничего не изменилось за последние сто лет. Михаил присел перед печью, некогда предназначенной для обогрева коридора и давно утратившей своё первоначальное назначение. В свете тусклой лампочки его внимание привлекла чугунного литья печная дверца. Несмотря на то, что она была многократно покрашена синей масляной краской, в центре её были отчётливо видны витиеватые буквы «Н» и «Г».

Софья Михайловна, кивая головой, промолвила:

– Да-да. Это дом купца первой гильдии Горохова. Николай Митрофанович был щедрым меценатом. Под его опекой находилась гимназия его имени, библиотека, и даже театр. Это и погубило купца. Я сейчас имею ввиду занятость благотворителя на общественных должностях. Из-за нехватки времени основное своё дело – мукомольное производство – он препоручил своему двоюродному брату, а тот, сам не нажив капиталов, обобрал Николая Митрофановича до нитки. Всё имущество Горохова пошло с молотка в уплату долгов и перешло в руки купца Михайлова. Тогда милосердие было в чести, и Михаил Никитович, то есть Михайлов, оставил Горохова доживать свой век здесь же, вон в той комнате. – на мгновение умолкнув, Софья Михайловна указала на дверь в конце коридора и продолжила: – Тем не менее, Николай Митрофанович не чувствовал себя несчастным. Принял на себя обязанности истопника и благодарил Михайлова за то, что тот продолжал финансировать почти все его благородные начинания, включая театр. Преставился Горохов здесь же в 1913 году. Присел подкинуть дров в эту печь, аккурат по возвращении с церкви, и Господь взял его к себе без мучений.

Софья Михайловна говорила об этом, так как будто была лично знакома с теми, о ком рассказывала. Михаил даже хотел спросить её об этом, но побоялся оказаться в неловком положении и поэтому промолчал. По широкой деревянной лестнице с резными облезлыми балясинами они поднялись на второй этаж, и Сергееву вдруг почудилось, что вот сейчас им навстречу выйдет сам Горохов в шёлковом жилете и хромовых сапогах «бутылками». Конечно, этого не случилось, а Софья Михайловна повела гостя ещё выше по крутой и узенькой лестнице туда, где виднелся вход в мезонин. Наощупь, недолго повозившись с замком, хозяйка распахнула дверь, и они очутились в небольшой каморке с единственным оконцем, за которым виднелся маленький балкон.

Обстановка в этой комнатке была такой, что Михаил принял бы её за музейную экспозицию мещанского быта конца девятнадцатого века, если бы не знал, что это жилище Софьи Михайловны. Только белый электрический чайник напоминал здесь о достижениях современной цивилизации. Сергеев подошел к окну и с интересом кинул взор на улицу. Хозяйка внимательно посмотрела на гостя, проследила за его взглядом и грустно улыбнулась. Софья Михайловна, заметив, как он удивленно окинул взглядом её комнатку, произнесла:

– Миша, знаете, почему пожилые люди так не хотят расставаться со своим старьём? Потому что таким способом они пытаются вернуть прошлое и продлить настоящее, а будущего у них нет. Хотя кто знает, у кого оно есть? У меня или у молодого человека, к примеру, вон у того? – хозяйка кивком головы указала на парня в красной футболке, который в это время садился в иномарку жёлтого цвета возле соседнего дома. Сергеев посмотрел вслед резко стартовавшей машине и отошёл от окна.

– Странно, – удивился он, – балкон есть, а двери нет.

– Это после пожара в 1946 году перестроили, небрежно махнула рукой Софья Михайловна. – Присаживайтесь, присаживайтесь, молодой человек, – предложила хозяйка и подвинула к нему старый венский стул. – А хотите, я вам погадаю? – неожиданно спросила Софья Михайловна. Она подошла к недавно побеленной стене, подтянула вверх гирьки потемневших от времени ходиков, достала из комода шкатулку, и в руках её тотчас появилась старая колода необычных карт. Тасуя их, Софья Михайловна произнесла: – Впрочем, хотите вы того или нет, но вам придётся меня выслушать.