– Вы не будете незваным гостем, – отмахнулся от ее возражений Мэттью. – Будем только я и несколько друзей.

– Звучит здорово, – сказала она, продолжая кивать.

– Они немного старше… нас, но мы все обожаем читать. Вы могли слышать про одного из них… Джером Найтли. Он актер. Много снимался в британских ромкомах в начале нулевых.

Рейчел явно слышала о нем.

– Да, ого… Не думала, что актеры занимаются обычными вещами вроде участия в книжных клубах.

– Оказывается, они всего лишь люди, – сказал Мэттью, и оба засмеялись.

На том и порешили. Она достала телефон. Он достал свой. Обменялись номерами. А я стоял и смотрел, как какой-нибудь посторонний, пока эти двое договаривались.

– Следующая встреча будет у нас дома, на Карлайл-сквер, – объяснял Мэттью. – Обычно все приходят около семи вечера. Мы собираемся у всех по очереди, но вы не обязаны.

Затем он дал ей, абсолютно незнакомому человеку, наш домашний адрес – адрес, где жили и спали мы и наш сын, – а затем пришла пора прощаться.

– Жду с нетерпением. Это задало мне настроение на всю неделю вперед, – крикнула нам вслед Рейчел, после чего скрылась в направлении касс.

– Что ж, это было мило, – сказал Мэттью с неподдельно счастливым видом, определенно довольный тем, что завел нового друга посреди рядов охлажденных продуктов.

Я коротко улыбнулся ему и положил в нашу тележку упаковку деликатесных бургеров.

– Что? – спросил Мэттью.

Он понял, что я немного злился из-за всего разговора. На самом деле, «злился» неподходящее слово. Был ошарашен, пожалуй. Во всяком случае, я считал, что это как-то… быстро. И было что-то странное в том, как Рейчел моментально ухватилась за идею присоединиться к книжному клубу, вплоть до договоренности прийти к нам домой через две недели.

– Ничего, – сказал я, слегка качнув головой.

Мэттью закатил глаза, что взбесило меня еще больше.

Домой мы шли практически в молчании. Единственным замечанием Мэттью было то, что Крофтфилды, живущие на другой стороне площади, недавно купили новый гибридный «БМВ». Дома Титус испек два кекса, а также поднос печенья, моя мама уже наслаждалась кусочком лимонного кекса, устроившись на одном из барных стульев, а из музыкального центра в гостиной доносилась программа «Диски необитаемого острова»^[1].

– Бабушка делала глазурь, – объявил Титус, пододвигая ко мне подставку с кексом. – Но кексы делал я, конечно.

– Выглядит вкусно, – похвалил я. – Можем сфотографироваться?

Мама неодобрительно хмыкнула.

– Тебе необязательно быть в кадре, – сказал я, вздохнув. – Если хочешь, можешь нас сфотографировать.

Она не ответила на это, а наклонила голову в сторону радио, как будто ее по-настоящему интересовало, что вышедший в тираж старый поп-исполнитель рассказывал Лорен Лаверн о своей борьбе с алкоголизмом. Маме не нравится идея «Инстаграма». Она пользуется «Фейсбуком» и то только для того, чтобы вместе с другими соседями поныть в безопасности закрытой группы про таксистов-иммигрантов и бездомных – новый вид подглядывания из-за занавески для высших слоев.

У нас особые отношения с «Инстаграмом». Вернее, сначала были только у меня. Я, наверное, был одним из последних, когда все мои приятели в офисе начали пользоваться им и говорить мне, что я не в теме. Арчи и другие бывшие одноклассники тоже. Это постоянно напоминало школьные дни, когда один человек оставался за бортом компании из-за какого-то пустяка. Мы как будто вдруг вернулись в прошлое: я не был частью «крутой компании», потому что у меня не было «Инстаграма». Я не фотографировал воскресным утром французские тосты или яйца Бенедикт, не просил никого щелкнуть мой рельефный торс на пляже, пока я беззаботно выхожу из моторной лодки, держа в одной руке бокал с чем-то пузырящимся, а другой обнимая своего спутника. А потом, как-то неожиданно, стал делать именно это. Я скачал «Инстаграм» однажды в пятницу вечером, когда простудился и не мог присоединиться к парням на вечеринке с бильярдом и громкой музыкой. Шел две тысячи тринадцатый год, как раз перед тем, как мы с Мэттью начали встречаться. Мне было одиноко и скучно, и я просто скачал приложение, чтобы посмотреть, о чем столько разговоров. Первым я сфотографировал бургер, который приготовил из картофельных оладий, толстых кусков чеддера, бекона и ломтика жареной курицы. С хэштегом фуд-порно^[2]. Людям понравилось.

Так что в следующие недели и месяцы я продолжил. Парни дразнили меня лицемером. Потом стали ревновать, потому что то, что я постил, работало. Людям нравилось. Признаю, моя внешность тоже помогала. Об этом говорилось во многих комментариях. Об этом и о моей физической форме. Скоро меня стали называть «Горячий Чарли», звать на свидания в сообщениях и даже отмечать меня в постах с признаниями в любви и пожеланиями иметь от меня детей. Такое внимание не проходит бесследно. Не хочется останавливаться. И я продолжал. Все в моей жизни стало документироваться. Ну, почти все. Определенный, очень фотогеничный срез моей жизни. Обработанный, отрегулированный по цветам и зафильтрованный до чертиков, прежде чем быть представленным в лучшее время дня «моей аудитории».

Тогда я был чуть более дерзким. Встречались умеренно пикантные кадры или мои фото, идеально взъерошенного, только что проснувшегося в постели другого парня, с хэштегом утро-после-вчерашней-ночи. Один или два снимка наших с Арчи задниц на вершине какой-то горы во время отпуска. Но я полностью их вычистил, когда начал встречаться с Мэттью. Просто он казался таким безупречным. Таким идеальным. Это действительно заставило меня посмотреть на фото в моей ленте со смущением, устыдиться, что я когда-то считал подобные детские глупости привлекательными или симпатичными. Я в одночасье переключился на приукрашенную, идеальную картинку жизни молодой пары в Лондоне. Тем более, что в комплекте с Мэттью, так сказать, шел маленький Титус, которому в то время не было и девяти лет, совершенно очаровательный, как любой ребенок. На самом деле мой жизненный план не предусматривал детей… пока я не увидел Мэттью с Титусом. И понял: это то, что мне нужно. Быть частью этого. Принадлежать к такому целому. Так я стал папой, как Мэттью, и скоро у Титуса было два образцовых отца, и мы стали умилительными однополыми королями «Инстаграма».

Я не был наивным и знал: многие любят нас, потому что мы родители-геи, и не обратили бы внимания на наши фото, если бы мы были парнем и девушкой. Периодически приходилось сталкиваться и с грубостью – сначала такие комментарии меня беспокоили, но потом я лишь закатывал глаза и пожимал плечами. Не все давалось легко. Над фотографиями наших «веселых прогулок» приходилось слегка потрудиться. Некоторые требовали кропотливой постановки, чтобы выглядеть спонтанными и естественными. Мои подписчики заглатывали их, лайкая фотки одинокого очаровательного плейбоя, ставшего семейным человеком, с настолько идеальной семейной жизнью, словно она создана в лаборатории.

Однако, недостаточно идеальной для моей мамы. Она считала это пустым и поверхностным и, пока я фотографировал улыбавшегося Титуса с куском кекса в руке и наклонившегося к нему Мэттью с широко разинутым в притворной жадности ртом, коротко покачала головой.

– Людям такое нравится, мам, – сказал я, просматривая получившиеся снимки и выбирая те, на которых в глазах Титуса светилось нужное количество естественного счастья. – Это мило. Это сладко. Это забавно.

– Как скажешь, – ответила мама, поднимая с одного из диванов брошенный там «Обзервер», чтобы просмотреть ежемесячное кулинарное приложение. Саму газету она никогда не читала, считая ее левой газетенкой.

– Удачно сходили по магазинам? – спросила она, просматривая статью Найджела Слейтера с полезными советами по садоводству.

Я прошел мимо нее и сел на диван напротив, держа в руке тарелку с двумя печеньями.

– Да, купили книгу, которую я хотел, и продукты для ужина.

– И познакомились с новой подругой, – крикнул Мэттью из кухни.

Я немного поерзал на диване, вытянув из-за подушки один из джемперов Мэттью и перекинув его через подлокотник.

– Новую подругу? – с интересом спросила мама. – Вас не было всего-то час с чем-то!

Она обернулась, глядя на Мэттью поверх своих очков для чтения. Он вышел из кухни, вытирая руки от сахарной пудры посудным полотенцем. Он сразу же заметил, что я все еще в обуви – он всегда ревностно следил за чистотой кремового ковра – но не стал пилить меня в присутствии моей мамы.

– Да, очаровательная молодая женщина по имени Рейчел. Чуть не врезались в нее в «Маркс и Спенсер», хотя Чарли встретил ее раньше. Она присоединится к моему книжному клубу.

При этих словах я нахмурился. Он так говорил, будто мы с Рейчел давние друзья.

– Мы всего лишь столкнулись в «Уотерстоунс» несколькими минутами ранее.

Последнее прозвучало похоже на оправдание, и думаю, что мама заметила.

– Может быть, тебе тоже присоединиться к книжному клубу? – сказала она мне. – Будет, чем заняться.

Подобные мамины замечания регулярно меня раздражали. Пару дней в неделю я работал из дома, но по ее словам выходило, что я практически безработный.

– Думаю, мне и так есть, чем заняться, – коротко ответил я.

Мэттью подошел ко мне и сел на диван, тоже с тарелкой в руках, хотя на его тарелке лежал большой кусок кекса, с которым я их фотографировал. Его тепло, аромат лосьона после бриться, смешанный с запахом свежеиспеченного кекса, моментально ослабили мое напряжение. Мэттью приобнял меня одной рукой и сказал:

– Почему бы тебе не прийти на нашу следующую встречу? Рейчел будет приятно видеть еще одно знакомое лицо.

– Может быть, – еле заметно кивнул я и вывернулся из-под руки Мэттью, пробормотав что-то о необходимости помыть руки.

Больше тему книжного клуба мы не поднимали и оставшуюся часть воскресенья провели, как обычно, – гуляли в парке, а вечером поужинали вне дома – в счастливом неведении о том, что шагнули прямиком в ловушку.

Глава 2
Рейчел

За двенадцать месяцев до

Для всех было лучше, что я покидала Йоркшир. Дерьмовая работа общей девочки на побегушках в унылом садовом центре не была пределом мечтаний, и я все еще не решила, что делать с маминым наследством. Идея сидеть на неиспользуемом банковском счете, при этом снимая комнату над гаражом моего менеджера, не радовала. Растраченные возможности. Расточительство. Некоторым нравится иметь под рукой кучу денег. Но не мне. Каждый фунт и пенни отмечены катастрофой из прошлого. И использовать их означало бы посмотреть в лицо этим демонам. Так что я не могла решить, как распорядиться деньгами, до того дня, когда открыла «Инстаграм», чтобы быстренько полистать ленту во время затишья между расстановкой кадок и удобрений. И в тот день моя жизнь изменилась навсегда.