Звонит телефон, номер незнакомый. Отвечать не буду. Потом я вспоминаю, почему пальто до сих пор мокрое, нос мерзнет, а на плите – подгоревшая чечевица, и решаю ответить.

– Привет, Белл. Это Рори Уолтерс.

– Рори?

Прикол. Было приятно увидеться с ним вчера – когда натыкаешься на людей из прошлого, возникает теплое чувство узнавания. Но зачем он звонит мне сейчас?

– Решил тебя побеспокоить. Хотел обсудить кое-что, но это деликатная тема.

Ясно, разговор пойдет о папе. Только этого дерьма мне и не хватало. С другой стороны, он же мне отец, так что придется. Долг и все такое.

– Понятно, про деликатность можешь не объяснять. Чем могу помочь?

– Мы можем встретиться?

– Встретиться? – Господи, грехи мои тяжкие. – Я… э-э … ну да. – Я закрываю глаза. – Когда ты хочешь? И где?

– Ты по-прежнему живешь в Бристоле?

– Ага. А ты тоже здесь остановился?

– Нет, в Бате, но в данный момент я у мамы. Я собирался ехать назад, но если ты свободна, то мы могли бы пересечься сейчас.

– Сейчас?! И что, народ обычно соглашается на такое твое предложение?

В ответ он смеется, и мне нравится его смех. Он басовитее и полнозвучнее, чем мне помнится.

– Обычно нет, но я надеялся, что ты согласишься. Это не отнимет много времени.

– Ладно. – Я смотрю в окно. Теперь по стеклам барабанят крошечные градинки. – Тогда подъезжай ко мне.

Я даю ему адрес.

– Это недалеко от той улицы, где ты жила раньше?

Он снова смеется, и в комнате становится теплее.

– Ага. Стоит мне влюбиться в место, и я сохраняю ему верность.

– У тебя всегда был нестандартный вкус. И, наверное, по-прежнему бардак такой, что черт ногу сломит?

– Сноб и чистоплюй.

– Ха! Не соглашусь. Это не я учился в школе для «золотых» деток.

– Тот факт, что она была платной, не означает, что она была лучше. Ранний секс, эмоциональная отстраненность и как забивать косяки – вот все, чему я там научилась в том возрасте, когда полагается кататься на пони.

– А у тебя был пони?

– Не-а. Слушай, если хочешь встретиться, то давай подтягивайся.

Считается, что девушки любят болтать по телефону, но это не про меня. Тридцать секунд – оптимальная продолжительность, три минуты – с теми, кого люблю. И без вариантов. Единственные исключения из этого правила – Луиза и Марша. Я предпочитаю видеосвязь, когда по лицу понимаешь реакцию собеседника.

– Ха! Ладно, уже еду. Буду через полчаса, мисс Уайльд.

* * *

Точно через полчаса раздается звонок. Я одергиваю топ и нажимаю на кнопку домофона. Живот урчит, запах гари еще не выветрился. Я слышу на лестнице его шаги и натягиваю топ ниже, чтобы скрыть живот. Затем подтягиваю вверх – чтобы не так была видна ложбинка груди. Черт. Вот поэтому я люблю проводить вечера в одиночестве.

Тут я вспоминаю, как он рыдал в больнице.

Тут я вспоминаю, как полчаса назад он смеялся по телефону.

Он стучит в дверь. Прямо у меня под ухом. Ну, привет, проходи. Я мысленно настраиваюсь на спокойный деловитый тон и открываю дверь.

Он здесь. Прямо тут. И глаза зеленющие. Может, линзы? Таких глаз не бывает! Вот ты, значит, какой, да? Взрослый Рори, весь из себя учтивый, в красивой одежде и с акцентом, намекающим на то, что твоя новая жизнь протекает в других широтах. Для такой лохушки, как я, ты слишком изыскан. Я отступаю внутрь, давая ему войти, спотыкаюсь и с тоской думаю о том, что сейчас он увидит мою квартиру. После университета я никуда не продвинулась, а он оказался на другом конце света.

– Ну, проходи.

Я старательно маскирую смущение широкой улыбкой и тут замечаю, что у него в руках коричневый бумажный пакет, на боку которого островком расплылось жирное пятно. Господи, не допусти, чтобы я сидела, смотрела и вдыхала запахи еды навынос.

– Я принес поесть. Надеюсь, ты не против.

А вот это зависит от того, предложишь ли ты мне присоединиться. Или предполагается, что я буду сидеть и смотреть, как ешь ты.

– Нет, конечно.

Я произношу это дрогнувшим голосом, а живот снова предательски урчит. Спасибо, организм, не подвел.

– Значит, вовремя. – Рори улыбается. Это означает, что еда на двоих. Я мысленно вскидываю кулак в победном жесте. – Это из «Тали». – При упоминании ресторанчика за углом я сглатываю слюну. – Мне нравится тамошняя кухня, со дня прилета хотел туда зайти, – добавляет он.

– В обмен на «Тали» готова ответить на вопросы о папе. Ты взял салат и, ох, эти кокосовые фиговины?

– Ха! Взял, но разговор будет не о твоем папе, – говорит он, следуя за мной на кухню.

– Что?

Я резко поворачиваюсь в тесном кухонном пространстве и выбиваю у него из рук пакет. Он описывает поворот вокруг своей оси и, снова оказавшись в руках у Рори, еще пару секунд качается на манер маятника. Я закрываю рот и смотрю на Рори – сердце колотится так громко, что даже мертвый проснется. Рори улыбается.

– Я пришел поговорить не о твоем отце.

– Но все всегда хотят говорить о нем. И потом, ты сказал, что тема деликатная. А это точно по его адресу.

– Может, поедим?

– Опасаешься, что моя вторая попытка выбить пакет у тебя из рук увенчается успехом?

– Ага.

– Следовало тебя предупредить, что, находясь со мной на кухне, ты вправе претендовать на надбавку за работу в опасных условиях.

– Я еще в универе понял, что пребывание в твоей орбите дает на это право.

– Ой.

– Шутка. На диване или за столом? – интересуется он, принимая от меня тарелки.

– Я – человек диванный, но, как мы оба понимаем, обязательно что-нибудь уроню, а действовать на нервы соседке мне не хочется. Честно говоря, со мной существует единственный безопасный способ – надеть слюнявчик и есть на ступеньках.

– Тогда на ступеньках.

Он подходит к двери, поворачивается, улыбается, и затем возвращается к столу и начинает доставать еду из пакета, а я расставляю тарелки и приборы.

– Вчера у нас не было возможности толком поговорить.

Он смотрит на меня, а я продолжаю возню с вилками и избегаю его взгляда.

– Ага, застольные разговоры – это по их части. Рот лучше держать на замке и переждать.

Мы садимся за стол, мой живот ликующе урчит. Цыпленок по-кералански, картофель в специях, кокосовый рис, всяческие соусы и мой любимый салат, супер!

– Расскажи о себе, чем занимаешься?

Зачем ему знать обо мне? Рори поднимает голову и ловит на себе мой взгляд – глаза у него серьезные. Он не нарушает молчания, просто оценивающе смотрит на меня и ждет ответа.

– Что ты хочешь знать?

Это звучит агрессивнее, чем мне хотелось бы, но он не реагирует на резкость.

– Чем ты сейчас занимаешься?

Ем вкусное карри и уклоняюсь от вопросов, на которые не знаю, как отвечать. А что тут скажешь? Что в тридцать один год меня по-прежнему прессуют родители, что я безработная, в полном дерьме и рада-радешенька, что ты принес поесть?

– Я только что закончила «Зимнюю сказку».

Я улыбаюсь ему – при этих словах губы сами собой растягиваются в улыбке.

– Шпинат.

Это он про мой рот. Разумеется, трава застряла. Я провожу языком, нахожу ее и как можно аккуратнее вынимаю.

– Ты ее только что прочитала?

– Нет! – Я смеюсь. – Я только что закончила ее разбор. Для проекта, которым занимаюсь. С точки зрения алфавитного порядка, «Зимняя сказка» стоит последней. Я не знала, как располагать материал – по годам или по алфавиту, а потом подумала, что по годам будет сложновато для тех, кто не в курсе, а алфавит знают все. Не важно. Я занимаюсь проектом.

Не тарахти. Он спрашивает из вежливости.

– У тебя ведь диплом был по Шекспиру?

– Да, бабушка привила мне любовь к нему, когда я была маленькой. И как только ты это помнишь?

Он улыбается и пожимает плечами. Это мило. Нет, не так. Это Рори Уолтерс, он сейчас большой человек, так что не увлекайся.

– Вообще-то я вчера случайно подслушал твой разговор по телефону. Ты говорила о своем проекте, и я предположил, что он связан с Бардом. Мне стало интересно.

– Правда?

– Правда. Я хотел бы на него взглянуть.

– Правда?

– Правда!

Он снова смеется. Его лицо меняется, становится открытым, и мне хочется ему верить. В этот момент на память приходят слова короля Дункана из «Макбета»: «Никто не распознает душу по лицу». Сколько раз я корила себя за то, что забывала об этом. Пусть Рори весь из себя распрекрасный и в студенчестве слыл хорошим парнем, но сейчас он работает с папашей, а это говорит о многом.

Остерегайся этого красивого лица, говорю я себе. Сопротивляйся. Он просто вежлив. Такое бывает сплошь и рядом, и за этим ничего не стоит. Но чтобы кто-то изъявлял желание послушать о проекте? Этого никогда не бывало. Никогда. Дам себе воли на пять минут и остановлюсь. Да, пять минут, не больше.

Я пододвигаю стул ближе и открываю ноутбук.

– О, боже. И все эти файлы твои?

– Ага. Все мои. Я брала пьесу за пьесой и к каждой создавала руководство, написанное очень доступным языком.

– Для всех пьес? – Брови у него ползут вверх.

– Ага. И для сонетов тоже.

– Сонеты мне помнятся с университета. Тогда я думал, что сонет как любовное послание – это верх совершенства. – Говоря это, он выглядит смущенным. – Что ж, вернемся к пьесам. Покажи, что ты сделала.

– Вот, смотри.

Чтобы его не смущать, я оставила замечание о сонетах без комментариев, хотя это прозвучало очень мило, и щелкнула по папке «Сон в летнюю ночь».

– Руководство содержит описание всех сцен пьесы, а также синопсис каждого акта и дословный перевод всех строчек на современный язык, понятный детям, а не в духе школьной болтологии, а также комментарии к темам и персонажам, снабженные перекрестными ссылками. Они не сильно отличаются от учебных пособий с кратким пересказом или…

Я смотрю, как он скользит взглядом по странице, перебегает от строчки к строчке.

– На мой взгляд, отличаются. У тебя более доверительная интонация, разговорная. Не сухая. Мне нравятся эти дословные переводы. Местами забавные, цепляющие… – Он не отрывает взгляд от страницы и тянется к тачпаду. – Можно?

– Конечно.

Он прокручивает страницу вниз, а я наблюдаю за его лицом. Он читает, быстро шевеля губами.

– Это замечательно… «Любовь глядит не взором, а душой…»^[8] Мне всегда нравилась эта фраза.

– «Крылатый Купидон – божок слепой», – продолжаю я цитату. – Мне тоже. Об этом мне следует помнить и не западать на симпатичную мордашку. Ум и характер – вот что важно. Видишь, он, как всегда, мудр.

Рори поднимает глаза от ноутбука и смотрит на меня. По спине пробегает холодок, отдаваясь дрожью в каждом позвонке. Волосы у него чуть падают на лицо, одна кудрявая прядь отбилась от остальных, лицо оживленно – так оно выглядело, когда он смеялся. Я млею. Наверное, такое чувство бывает у победителей музыкального шоу «Икс-Фактор». Я уже давно перестала искать извне одобрения тому, что для меня значимо. Я учусь быть счастливой и оценивать себя сама, а срывы после посещения родительского дома не в счет. Но, если честно, никогда бы не подумала, что чье-то мнение вызовет во мне такой бурный отклик. Это что-то ненормальное. И нечего на него пялиться так, точно он подарил мне слона на Рождество.

– Тут столько контента, это невероятно. Остальное в том же духе? – Он снова пробегается глазами по файлам. – У тебя есть карты всех мест – вымышленных и реальных?

– Да, всех, каких возможно.

Можно подумать, я открыла пенициллин, поставила мировой рекорд в беге на тысячу метров и приземлилась на Луну, причем все разом, но ощущение упоительное. Знаю, что не должна хвастаться, но не могу сдержаться.