– Ага, по грязи, небось, соскучился? – хмыкнул Макар. – Вот уж где мы тогда все намаемся. Такая тьма народа вокруг толчётся, вмиг всё вокруг сапогами перемесят. А ещё и оттает всякое из нечистот, дышать нечем будет. Сами ведь знаете, как оно в больших лагерях. А тут ещё и крепостные развалины совсем рядом.

– Да уж, сколько там ещё мертвяков после штурма засыпано. Бр-р! – передёрнул плечами Кирюха. – До сих пор их подводами к реке свозят. Может, всё-таки войско на тот берег переправят. Чего же тут дальше-то нам сидеть?

– Начальству, ему виднее, где солдату сидеть, – хмыкнул Балакин. – Оно у нас сейчас особо-то не разворотливое. А чего я не так сказал? – посмотрел он на нахмурившегося Мухина. – Ляксандр Васильевич уехал, а за ним следом и князь. Кто без них на турку идти команду даст? Был бы тут Суворов, другое дело, а так, – и он махнул в сердцах рукой.

– Ну ладно, хватит уже о начальстве болтать, – проговорил капрал. – Не нашего ума дело, какие у него там задумки. Каков для нас приказ будет, такой мы и исполним.

– Вот и повечеряли, – сказал умиротворённо Пахом. – Сдалось оно вам спорить опосля такого ужина? Так, штуцер я перед самым сном смажу и, пожалуй, потом сразу же укладываться буду. Слышите, у драгун «вечернюю зарю» эскадронные трубы играют, значит, скоро и наши барабаны её пробьют.

Действительно с той стороны лагеря, где стояла русская кавалерия, донёсся знакомый всем сигнал. Егеря зашевелились, прибрали с импровизированного стола свои немудрёные трапезные приборы и потянулись за ружьями. Уход за оружием – дело святое!

Глава 5. Отпустили бы вы меня в полк…

В середине февраля морозы спали, ветер с недалёкого моря пригнал волну сырого и тёплого воздуха, растопившего за два дня все сугробы. О парусину лазаретного шатра били тугие струи дождя. Как ни прикрывали её, а нет-нет но влага просачивалась вовнутрь, капала с потолка или стекала по серым стенкам.

– Что-то уж больно рано в этом году весна подходит, – ворчал, меняя повязку Толстому, Акакий Спиридонович. – В прошлом-то году, вона, ажно до первых чисел марта на санях можно было по снежной каше ехать. А сейчас чего? Ни полозьями, ни колесом у Дуная по грязи не пролезть.

– Да, не вовремя как-то задождило, – с досадой проговорил Егоров. – Только-только прогуливаться у шатра позволили, а тут вон чего. В прошлый раз кое-как с комьями грязи на сапогах дошёл.

– Так вам бы, вашвысокблагородие, у шатра бы гулять, а вы-то вон чего, за лазарет, ажно к самому лагерю изволили идти, – ворчал подлекарь. – Ох, Ляксей Петрович, это вас ещё Дементий Фомич с нашим Ильёй Павловичем не видали. Попало бы мне, дураку, коль прознали бы они. Да и вы бы от них тоже сурьёзный выговор получили.

– Но ты же ведь не ябедник, а, Спиридонович? Ну ладно, ну чего ты, старый, бурчишь? – подначил Мазурина Алексей. – Ну что уж мне, по-твоему, и прогуляться даже немного теперь нельзя? Я вон вокруг нашего шатра уже хорошую тропку набил.

– Не сильно тянет, а, Митрий Александрович? Нигде не болит? – допытывался у Толстого дядька. – Вы, ежели чего, сразу лучше скажите. Я, коли что вдруг не так, всё заново вам перевяжу.

– Хорошо всё, Акакий Спиридонович, – успокоил его Митя. – Всё как надо сделал. Не беспокойся.

– Ага, ну тогда сделайте милость, полежите маненько, – попросил его подлекарь, – передохните. Вона ведь сколько терпели. За Лексеем Петровичем всё одно вам не угнаться, уж я-то его больше двух десятков годков, ещё с самих прапорщиков знаю. Не усидит он долго на одном месте, коли уже вставать начал.

– Сми-ирна-а! – донеслось с улицы.

– Вольно, вольно! Ну чего же ты, братец, в лазарете да команды подаёшь? – послышался такой знакомый Алексею голос. – На караул фузею взял, вот и довольно. Не на плацу ведь или у шлагбаума стоишь. Иди под навес, не мокни.

Входной полог распахнулся, и вовнутрь шатра, сбивая влагу со шляпы, шагнул главный квартирмейстер Дунайской армии, барон фон Оффенберг. Вслед за ним нырнули и ещё два штабных офицера.

– Ваше превосходительство! – вскочили с топчанов Алексей с Митей.

– Здравия желаем, господин генерал! – поприветствовал высокое начальство Лёшка. – Разрешите доложиться?! Полковник Егоров и секунд-майор Толстой находятся в шатре для выздоравливающих!

– Ой ли, точно «для выздоравливающих»? Не рано ли? – усмехнулся Генрих Фридрихович. – А мне вот главный армейский врач только недавно сказал, что вам ещё пару месяцев тут на излечении быть, и что даже вставать бы ещё не стоило. Но кое-кто, как я знаю, даже уже в свой полк пытался сбегать?

– Обман это, ваше превосходительство, поклёп и гнусная клевета! – возмущённо воскликнул Лёшка. – Я ведь только ради прогулки! Даже до первых палаток лагеря не дошёл!

– Так, тихо, тихо! – остановил объяснения Алексея фон Оффенберг. – Вы чего это тут из постели повыскакивали? А ну-ка быстро на топчаны оба легли! В посте-ель, я сказал! Не хватало мне ещё из-за вас от врачей выговор получать. Знаете же прекрасно Дементия Фомича, он ведь всю плешь выест. И ответить-то ему не моги, прав он со всех сторон. Вот спасибо, братец, – поблагодарил он метнувшегося со стулом Мазурина. – А этим не надо, – кивнул он за спину. – Пусть постоят немного, они и так в штабе засиделись.

Барон расстегнул подбитый мехом плащ и, оглядев его заляпанные грязью по́лы, сокрушённо покачал головой.

– Безобразие! И вот такое ещё пару месяцев нам тут терпеть! Какая уж может быть война?!

– А потом, ваше превосходительство? – осторожно спросил его Алексей.

– Потом? – Фон Оффенберг достал из внутреннего кармана белоснежный батистовый платок и, оглядев ладони, с брезгливым выражением тщательно их протёр. – Ужасно! Какая грязь! – покачал он головой и спрятал платок обратно. – Братец, ты бы сходил к конвою, – кивнул он застывшему по стойке смирно Мазурину. – Скажи хорунжему, что от меня. Пусть он те вьюки, что мы с собой захватили, в госпитальное хозяйство передаст. Там небольшой гостинец для всех раненых.

– Слушаюсь, ваше превосходительство! – гаркнул дядька и вынесся за пределы шатра.

– Шустрый, – усмехнулся барон. – Годами-то, небось, мне сверстник, а ведь не угнаться уже за ним. Так что ты про «потом» спрашивал, Алексей? – перевёл он насмешливый взгляд на Егорова.

– Да я про пару месяцев без войны, ваше превосходительство, – напомнил ему Егоров. – Потом-то всё у Дуная просохнет.

– Ну да, к маю месяцу распутице непременно конец придёт, – согласился с ним Генрих Фридрихович. – А вот что потом будет, как сам-то думаешь? – и он посмотрел пристально на Алексея.

– А вот потом должно быть как раз самое интересное, я так полагаю, – пожал плечами Алексей. – Кто первый сумеет собрать свои войска для удара и кто для этого выберет наиболее удобное место, тот и овладеет инициативой для начала летней кампании этого года. Так ведь, ваше превосходительство?

– Удобное место для удара, – задумчиво проговорил барон. – Вот и я так же думаю. Тот, кто владеет инициативой в выборе его места и во времени нанесения, тот и сможет навязать противнику тактику и само течение этой войны. И будет её строить так, как ему удобно и выгодно. Твои егеря, Алексей, хорошо поработали на турецком берегу, немало интересных сведений они нам о противнике донесли. Но для того чтобы обладать полной картиной, что там планирует неприятель, мне нужно их постоянно дополнять. Пока что турки скапливают свои войска в прибрежных крепостях и подготовку к переправе на наш берег они якобы не ведут. Но ведь всё может очень быстро измениться. И вот к этим самым изменениям мы и должны быть готовы. Турки потерпели ряд поражений в предыдущие годы, они потеряли важные крепости и уже вроде как утратили всякую инициативу. Но самое главное это то, что они понесли громадные расходы и людские потери, их казна совершенно пуста и не может платить своим солдатам за их службу. Ещё один полный год большой войны Османская империя просто не вынесет. В её провинциях бунты и настоящий голод. Всё сложнее становится загонять людей на службу и потом вести их в бой. Султан и его ближайшие сановники это прекрасно понимают, поэтому у них есть лишь один выход – это мощный удар по нашей армии всеми своими силами, чтобы разгромить её и потом навязать мир на своих условиях. По своей сути это есть реванш, то есть расплата с противником за уже понесённое от него общее поражение. Ну а наша задача остаётся прежней – разгромить неприятеля, добить его и уже потом заключать выгодный для нас мир, и на наших условиях. И тут твои егеря, Алексей, могут быть нам весьма полезными, как на этапе разведки и планирования боевых действий, так и во время их и даже после. Но сейчас меня больше всего интересует первое, то есть разведка. У тебя ведь постоянно тут в шатре полковые советы проводятся? Не зря же мне госпитальное начальство жалуется. Ну вот и нацеливай своих людей на поиски на той стороне Дуная. И всё, что там твои люди увидят, немедленно и безо всяких задержек мне докладывай. Твой полк, Алексей, снова переходит в прямое и полное распоряжение главного квартирмейстерства армии. Так-то в своё время вы для него и создавались, ещё даже будучи ротой и батальоном. Что-то сказать хочешь? – спросил он, заметив вопросительный взгляд Егорова.

– Ваше превосходительство, по своей сути для нас это ведь начало боевой работы, так ведь? – уточнил тот. – Пока другие полки и батальоны в распутицу в лагере сидеть будут.

– Ну-у, в какой-то мере, – осторожно ответил барон. – Чего ты хочешь, лис? Вижу ведь, что не просто так ты такие вопросы сейчас задаёшь? Люди для укомплектования ещё нужны? Штуцера, амуницию с одеждой новой хочешь просить? Это я и так всё знаю, можешь даже не начинать. Всем, чем сможем, обязательно поможем. Мы ведь вас никогда не обделяли. Ну?

– Генрих Фридрихович, отпустили бы вы меня в полк, – попросил Лёшка. – Ну какое может быть командование из лазаретной палатки? Задание ваше серьёзное и требует моего постоянного присутствия в нём.

– Ага, а если у тебя раны откроются?! – воскликнул фон Оффенберг. – Только ведь всё зарастать начало! Не хватало ещё с горячкой, с антоновым огнём совсем слечь.

– Не слягу, ваше превосходительство, – помотал головой Егоров. – Да мне уж лучше ходить, чем так вот лежмя лежать, – и попытался было порывисто вскочить с постели.

– Лежать! – скомандовал барон. – Ты мне тут свою прыть и удаль не показывай! Мне она от тебя ближе к лету понадобится, а не сейчас во время затишья. Гляди, Алексей, разбередишь раны, сляжешь, и не сможешь тогда своему кровнику отомстить. А-а?! Что?! Глаза-то как загорелись! Вот то-то же и оно! Небось, понимаешь, о чём я сейчас говорю? Сделаем всё правильно, так и не уйдёт твой Фарханг с остатками алая в Стамбул. Все его «волки» тут, прямо у Дуная вместе с ним и лягут. И в этом я тебе помогу, полковник Егоров, обещаю.

– Что я должен для этого сделать, ваше превосходительство? – хрипло спросил главного квартирмейстера армии Лёшка. «Беслы, беслы, они рядом», – тукала в его мозгу мысль.