Шаса выступил с официальной речью до того, как «Моэт и Шандон» успело замутнить разум гостей или пока их не отвлекло шоу на танцполе. Публичные выступления всегда доставляли Шасе удовольствие. Ни канонада вспышек фотокамер, ни знойное сияние дуговых ламп, которые установили телевизионщики, не мешали ему наслаждаться этим вечером.

Серебряная река была на сегодняшний день главным достижением в его карьере. Ведь только он увидел вероятность того, что золотая жила могла дать ответвление от основной в Оранжевом Свободном государстве, и он лично договорился о дополнительном бурении. Только когда алмазные сверла на глубине почти в полторы мили под засушливой равниной натолкнулись на узкую черную полосу золотоносной породы, решение Шасы получило подтверждение. Результат даже превзошел все его ожидания: на тонну породы приходилось более двадцати шести пеннивейтов чистого золота.

Сегодня был вечер Шасы. Его особый дар помогал ему извлекать максимум из всего, что он делал, и теперь он стоял в свете дуговых ламп, высокий и жизнерадостный, в идеально сшитом вечернем костюме, повязка на глазу придавала ему вид щегольской и опасный, и он с такой очевидной легкостью владел собой и управлял своей компанией, что ему не стоило усилий увлекать всех за собой.

Гости смеялись и аплодировали в нужных местах и с зачарованным вниманием слушали, когда он говорил о размерах необходимых инвестиций и объяснял, как это поможет укрепить узы дружбы, что связывали Южную Африку с Англией и британское Содружество наций, и установит новые дружеские связи с инвесторами Соединенных Штатов Америки, откуда он надеялся получить почти тридцать процентов необходимого для проекта капитала.

Когда он закончил под продолжительные аплодисменты, лорд Литлтон, как глава банка-гаранта, встал, чтобы ответить на речь Шасы. Лорд был худощав и седовлас, в костюме с легким налетом старомодности, с широкими манжетами на брюках, словно подчеркивающими его аристократическое презрение к моде. Он объяснил гостям, что его банк давно имеет тесные связи с компанией Кортни и что в лондонском Сити возник серьезный интерес к этой новой компании.

– С самого начала мы в банке «Литлтон» были чертовски уверены, что с легкостью получим прибыль от наших вложений. Мы знали, что едва ли останется хоть какое-то количество невыкупленных акций. И мне доставляет большое удовольствие стоять здесь перед вами сегодня вечером и говорить: «Я же вам говорил».

Раздался гул комментариев и предположений, и банкир поднял руку, призывая к тишине.

– Я намерен сообщить вам кое-что, – продолжал он, – чего не знает еще даже мистер Шаса Кортни и о чем я сам узнал всего час назад.

Он достал из кармана листок сообщения по телексу и помахал им:

– Как вам известно, подписной лист на акции разработок на Серебряной реке открылся сегодня утром в десять часов по лондонскому времени, на два часа позже южноафриканского времени. Когда мой банк закрылся несколько часов назад, они прислали мне этот телекс. – Он водрузил на нос очки в золотой оправе. – Цитирую: «Просим передать поздравления мистеру Кортни и „Компании Кортни по разработкам месторождений и финансированию“ как промоутерам „Разработки Серебряной реки Ко.“. Точка. К четырем часам дня по лондонскому времени сегодня подписка превысила начальную в четыре раза. Конец. Банк Литлтон».

Дэвид Абрахамс сжал руку Шасы, первым поздравив его. Под гром аплодисментов они радостно усмехнулись друг другу, потом Шаса спрыгнул с возвышения.

Сантэн Кортни-Малкомс, сидящая в первом ряду, восторженно вскочила ему навстречу. Она надела облегающее платье из золотой парчи и полный комплект бриллиантов, каждый из которых был тщательно отобран из продукции рудника Ха’ани в течение тридцати лет. Стройная, сверкающая и очаровательная, она шагнула к сыну.

– Теперь мы получили все, матушка, – шепнул он, обнимая ее.

– Нет, chéri, всего мы никогда не получим, – прошептала она в ответ. – Это было бы скучно. Всегда есть к чему стремиться.

Блэйн Малкомс ждал своей очереди, чтобы поздравить Шасу, и тот повернулся к нему, все еще обнимая Сантэн за талию.

– Важный вечер, Шаса. – Блэйн пожал ему руку. – Ты заслуживаешь этого.

– Спасибо, сэр.

– Как жаль, что Тара не смогла приехать, – продолжил Блэйн.

– Я очень хотел, чтобы она была здесь. – Шаса тут же перешел в оборону. – Но, как вы знаете, она решила, что не может снова оставить детей так скоро.

Их уже окружила толпа, они смеялись и отвечали на поздравления, но Шаса заметил, что позади всех стоит директор компании по связям с общественностью, и протиснулся к ней сквозь толпу.

– Что ж, миссис Энсти, вашей работой следует гордиться.

Шаса улыбнулся ей со всем своим обаянием. Женщина была высокой и довольно худой, но с шелковистыми светлыми волосами, падавшими густой завесой на ее обнаженные плечи.

– Я всегда стараюсь полностью удовлетворить клиента.

Джилл Энсти чуть прикрыла глаза и надула губки, придавая своим словам двусмысленный оттенок. Они поддразнивали друг друга с момента знакомства накануне днем.

– Но, боюсь, у меня есть для вас еще кое-какая работа, мистер Кортни. Можете еще разок меня вытерпеть?

– Столько раз, сколько вам захочется, миссис Энсти, – поддержал игру Шаса.

Положив ладонь на его локоть, она повела его в сторону, сжимая его руку чуть сильнее необходимого.

– Телевизионщики из Национальной компании хотят взять у вас пятиминутное интервью, чтобы включить в программу «Внимание, Африка!». Это может стать прекрасным шансом обратиться напрямую к пятидесяти миллионам африканцев.

Команда ТВ расположила свое оборудование в зале заседаний директоров; лампы и камеры установили в дальнем конце длинной комнаты, где на обшитой деревянными панелями стене висел портрет Сантэн кисти Аннигони. У камер стояли трое мужчин, все молодые и небрежно одетые, но явно отличные профессионалы; с ними была какая-то девочка.

– Кто проведет интервью? – спросил Шаса, с любопытством оглядываясь по сторонам.

– Режиссер, – пояснила Джилл Энсти. – Она и поговорит с вами.

Шаса не сразу понял, что Джилл говорит о девочке, потом заметил, что та почти незаметно руководит группой, словом или жестом указывая на требуемый ракурс камеры или изменение освещения.

– Да это же просто ребенок! – запротестовал Шаса.

– Ей двадцать пять, и она сообразительнее целой стаи обезьян, – предостерегла его Джилл Энсти. – Не позволяйте ее детской внешности одурачить вас. Она профессионал, очень решительна и имеет большое число зрителей в Штатах. Она сняла целые серии невероятных интервью с Джомо Кеньяттой и террористом Мау-Мау, не говоря уже об истории перевала Разбитых сердец в Корее. Говорят, она получит за нее премию «Эмми».

В Южной Африке еще не было телевидения, но Шаса видел «Перевал Разбитых сердец» по каналу Би-би-си во время своей последней поездки в Лондон. Это был суровый, полностью захватывающий рассказ о корейской войне, и Шасе трудно было поверить, что снял его вот этот ребенок. А девушка между тем повернулась и направилась прямо к нему, протягивая руку, открыто и дружески, и выглядела она как милая инженю.

– Приветствую, мистер Кортни, я Китти Годольфин.

Она говорила с чарующим южным акцентом, ее щеки и маленький дерзкий нос усыпали золотистые веснушки, но теперь Шаса заметил, что у нее очень красиво очерчены голова и скулы, что заставляло предположить хорошую фотогеничность.

– Мистер Кортни, – продолжила она, – вы так хорошо говорили, что я не смогла устоять, и мне захотелось увидеть вас и в фильме. Надеюсь, я не причинила вам больших неудобств.

Она улыбнулась нежной, обаятельной улыбкой, но Шаса увидел за этим глаза такие же твердые, как любой из алмазов с рудника Ха’ани, глаза, светившиеся острым циничным умом и безжалостными амбициями. Это оказалось неожиданным и интригующим.

«Вот представление, за которое стоит заплатить», – подумал он и посмотрел вниз.

Груди девушки были маленькими, меньше, чем он обычно выбирал, но бюстгальтера на ней не оказалось, и Шаса мог видеть их очертания под блузкой. Они выглядели восхитительно.

Режиссер подвела Шасу к кожаным креслам, поставленным лицом друг к другу под прожекторами.

– Если вы сядете с этой стороны, мы сразу приступим к делу. Вступление я сниму позже. Я не хочу задерживать вас дольше необходимого.

– Насколько вам захочется.

– О, я знаю, у вас там полный зал важных гостей.

Она оглянулась на свою команду, и один из парней показал ей поднятый большой палец. Она снова посмотрела на Шасу.

– Американская общественность мало знает о Южной Африке, – пояснила она. – Я пытаюсь сделать поперечный разрез вашего общества и разобраться, как здесь все устроено. Я представлю вас как политика, промышленного магната и финансиста и расскажу зрителям об этом вашем сказочном новом золотом руднике. Потом мы все смонтируем. Хорошо?

– Хорошо. – Он непринужденно улыбнулся. – Давайте.

Перед лицом Шасы щелкнула хлопушка, кто-то спросил: «Звук?», кто-то ответил: «Включен», а потом: «Мотор!»

– Мистер Шаса Кортни, вы только что рассказали собранию ваших акционеров о новом золотом руднике, который, возможно, войдет в пятерку самых богатых в Южной Африке, что делает его одним из богатейших в мире. Можете ли вы сообщить нашим зрителям, какая часть этого сказочного богатства вернется к людям, у которых оно было изначально украдено? – спросила Китти с ошеломляющей прямотой. – И я, конечно, подразумеваю те чернокожие племена, которые прежде владели этой землей.

Шаса лишь на мгновение был выведен из равновесия, но тут же сообразил, что его втягивают в схватку. И ответил без запинки:

– Чернокожие племена, некогда владевшие землями, на которых теперь расположен рудник Серебряной реки, были вырезаны вплоть до последних мужчины, женщины и ребенка еще в тысяча восемьсот двадцатых годах воинами-импи королей Чаки и Мзиликази, тех двух великодушных зулусских монархов, которые вместе сумели сократить население Южной Африки вдвое, на пять миллионов человек. Когда белые поселенцы двинулись на север, они нашли эти земли полностью лишенными жизни, человеческой жизни. Земля, которую они застолбили, оставалась открытой, они ни у кого ее не отбирали и не крали. Я купил права на разработки земных недр у людей, имевших на нее неоспоримое право.

Он заметил, как в глазах Китти мелькнуло уважение, но она была так же стремительна, как и он. Да, она потеряла точку опоры, но была готова перейти к следующей.

– Конечно, исторические факты интересны, но давайте вернемся к настоящему. Скажите, если бы вы были цветным, мистер Кортни, скажем, чернокожим или азиатским бизнесменом, вам было бы позволено приобрести концессию на Серебряной реке?

– Это гипотетический вопрос, мисс Годольфин.

– Я так не думаю… – Она отрезала ему путь к бегству. – Ошибаюсь ли я, полагая, что закон о групповых территориях, недавно принятый парламентом, членом которого вы являетесь, запрещает небелым частным лицам и компаниям, принадлежащим чернокожим, приобретать земли или права на разработки где-либо на их собственной земле?

– Я голосовал против этого законопроекта, – хмуро произнес Шаса. – Но да, закон о групповых территориях воспрепятствовал бы цветному человеку приобрести права на рудники Серебряной реки, – признал он.

Слишком умная для того, чтобы задерживаться на уже отработанном, девушка быстро двинулась дальше.

– Сколько чернокожих работает на всех предприятиях «Компании Кортни по разработкам месторождений и финансированию» в целом? – спросила она с той же милой открытой улыбкой.

– В целом через восемнадцать дочерних компаний мы обеспечиваем работой примерно две тысячи белых и тридцать тысяч чернокожих.

– Прекрасное достижение, и, должно быть, вы этим гордитесь, мистер Кортни. – Девушка выглядела на изумление по-детски. – А сколько чернокожих заседает в советах директоров этих восемнадцати компаний?

Снова Шаса попался, поэтому ушел от вопроса: