Агенты несвободы воли

Все кровати, шкафы и стеллажи, что были в этом просторном помещении, имитирующем кабинет для физиотерапии, они придвинули к двери. Живого псевдо-человека усадили в углу кабинета.

– Если попытаешься что-то сделать, я тебя пристрелю! – пригрозил пленённому мужчине Кошкин. Засохшая кровь на лице полицейского была не так уж заметна на фоне алого света. Она слиплась и создавала Феде дискомфорт.

– Что сделать? – спросил тот.

– Что-то, что мне не понравится.

– Что тебе не нравится?

– Ты издеваешься?! – Фёдор наставил оружие на псевдо-человека.

– Я однажды издевался над другом, и мы поругались.

Ласкин внимательно слушал ответы этого удивительного создания. Капитан и Алёна смотрели в окно на очнувшийся от спячки город. По всей видимой части улицы, по тротуарам в разных направлениях шли псевдо-люди бог знает по каким делам. Машины на дороге просто стояли, но в них были водители. В одном из окон дома напротив высунувшийся по пояс человек периодически подносил руку ко рту, будто курил.

– Как тебя зовут? – спросил Ласкин у пленника.

– Есенин.

– А имя есть?! – вмешался Фёдор.

– Есенин, это моё имя.

– Ты видел тут мальчика? – спросил Ласкин, – ему одиннадцать лет. Волосы темные. Раздетый – в трусах и в белой майке.

– Тут нет мальчиков. Мы все взрослые люди.

– Не тут, а в городе! – повысил тон Вася.

– В городе есть мальчики, есть девочки. Есть дети.

– Где они?!

– Кто?

– Где дети?!

– Дети в детском саду, в школе и на детских утренниках.

– Бесполезно, – произнесла Алёна.

– Отвечает, будто робот, – сказал Ласкин и оперся руками на подоконник. Уставился на автобус вдали слева по улице.

– Может, они и есть роботы? – предложил капитан.

– Может, – ответил Вася, а потом добавил, – надо идти за Мишей.

– Куда ты пойдешь? – сказал Фёдор, – ты посмотри сам: их там сотни! А если население тут, как у нас в потерянном, то больше десяти тысяч!

– И что ты предлагаешь, ждать пока они снова замрут?

– Если ты сейчас выйдешь, они… я даже не знаю, что они сделают, – запинался Федя, – очевидно, схватят тебя… а дальше… убьют, расчленят, посадят в подвал… все что захотят, сделают! Нельзя идти!

Есенин, – обратилась к нему Алёна, – ты знаешь, что это за устройство в небе?

– Это Лампа.

– Из-за нее вы все пришли в сознание?

– Я не знаю.

– Когда лампы не было на небе, где ты был?

– Лампа всегда на небе.

Вася повернулся и присел на подоконник.

– Если без Лампы они не в сознании, значит для них не существует момента, когда нет Лампы, – предположил Ласкин, и вновь посмотрел сквозь окно. Лампа взошла над горизонтом градусов на пятнадцать-двадцать. Василий прикинул в уме, что если это угловое расстояние по небосводу она прошла примерно за полчаса, то сядет она где-то через два с половиной часа. В Васе боролись два желания, первое – эмоциональное, которое заставляло его броситься прямо сейчас в одиночку искать сына, а второе – рациональное, предлагающее переждать. Мысленно Вася вышел из больницы и тут же увидел, как все вокруг остановились и уставились на него, а через мгновенье накинулись и…

– Нет, если я сейчас выйду, – думал он, – я не спасу сына с вероятностью сто процентов. Если мы переждем и выйдем, когда они вновь застынут, шанс вернуться домой с Мишкой появляется.

– Почему вы гнались за нами? Что вам от нас надо? – спросила следователь.

– Мы станем вами, – ответил Есенин.

Четверо настоящих людей переглянулись. В кабинете повисла пауза. Ответ существ не предвещал ничего хорошего. Ласкин тут же представил, что эти создания захватят Землю, что начнется война с их миром и мы проиграем. Алёна представила, как её тело медленно растворяется, а вместо него создается похожее, только с исковерканным демоническим сознанием, как это бывало в фильмах про похитителей тел. Кошкин подумал, что надо как можно быстрее зайти в этот уродливый мир с армией и разнести тут всё, а Сергей Петровича мучила жажда и похмелье, и всё, о чем он сейчас думал, это о бутылочке пива.

– Как вы собираетесь стать нами? – спросила Алёна.

– Я не знаю.

– Что вы делаете с пойманными людьми? – снова задала вопрос девушка.

– Я не знаю. Я не ловил. Спросите у тех, кто ловил.

– Вы убиваете людей? – спросил Ласкин.

– Да.

– Зачем?

– Если он мешает, мы убираем то, что мешает.

– Где похищенные люди?

– Везде.

– Где я могу найти своего сына?

– Я не знаю.

– Черт! – Вася стукну рукой по подоконнику.

– Мы видели вдалеке стену. Что за этой стеной? – спросил Алёна.

– Я не был за стеной. Я не знаю.

– Кто вы такие? – продолжила Алёна.

– Я Есенин.

– А другие существа?! – со злобой произнес Фёдор – тебе подобные! Все эти, кто на улице ходит, кто это?!

– Спросите у них.

– Мне кажется, это какой-то болванчик с записанными в память стандартными ответами, – сказал Федя.

– Что это за место? Где мы находимся? – спросила Алёна.

– Мы в поликлинике города Потерянное. В кабинете физиотерапии.

– На какой мы планете? – спросил Ласкин.

– Я не знаю.

– Ты не знаешь, с какой ты планеты?! – снова вмешался Кошкин.

– Я с Земли.

– А сейчас мы где?! – продолжил Кошкин.

– Я уже ответил. В кабинете физиотерапии.

– Н-да… – сказал Ласкин, – я думаю, он несознательный.

– Несознательный? – спросил Кошкин, – как животное?

– Нет, не совсем. Скорее, как искусственный интеллект, – пояснил Вася.

– Местами он отвечает впопад, – сказал Кошкин, рассматривая сидящее в углу, в луже собственной крови, вытекшей из пробитых коленей создание.

– Ты не чувствуешь боль? – спросил Федя.

– Я знаю, что мне больно.

– Тебе плохо от этого?

– Не знаю.

– Человек с сознанием робота? – спросил капитан, – или как это… с мозгом искусственным? Я в этом вашем И.И. ну… не особо шарю.

– Мозг у него из плоти и крови, – ответил Ласкин, – там дело в чем-то другом. Будто у него нет разума и сознания.

– А как он без разума разговаривает с нами? – спросил капитан.

– Чтоб отвечать на вопросы, разум не нужен, – Вася подошел к Есенину и сел возле него на корточки.

– Осторожнее, – сказал Федя.

– Разум, это такая философская категория, – начал Ласкин, – выражающая высший тип мыслительной деятельности. Разум это способность мыслить всеобще, способность анализировать ситуацию, способность абстрагирования и обобщения. А разговаривать умеет любой голосовой помощник у вас в телефоне.

– А.. ну… это да… так и есть, – важно закивал капитан.

Есенин, – произнес Вася, – ответь мне на несколько вопросов.

– Спрашивайте.

– Слушай внимательно: серый слон, который живет в Африке, не влезает в золотистый ящик, созданный мастером, потому что он слишком большой. Что здесь „он“?

Вася внимательно смотрел в лицо Есенину. Глаза пленника бегали, будто пытались где-то увидеть подсказку.

– Он, это… – начал Есенин – это местоимение. Мужской род. Он это слон и ящик.

– Выбери что-то одно.

Есенин вновь задумался.

– Одинаково подходят оба ответа.

– Хорошо. Еще вопрос, – сказал Ласкин, – все кошки любят рыбу. Мою кошку зовут Мышь. Что любит Мышь?

– Мышь любит сыр, – ответил Есенин.

– Ну? – кивнул Фёдор Васе, – что? Робот он?

Ласкин ничего не ответил. Продолжил задавать вопросы.

– Есенин, представь себе молоток, пилу, топор и полено. Можешь?

– Могу. Представил.

– Какой из этих предметов лишний?

Пленник нахмурился.

– Нет лишнего. Все эти предметы нужны.

– Почему?

– Если нужно разрубить полено, нужен топор или пила.

– Ты не понял условия, – сказал Вася, – тебе надо убрать лишний предмет из группы. Например – есть трое взрослых и один ребенок. Кто лишний в группе? Лишний будет ребенок, потому что остальные взрослые.

– Почему нужно убирать ребенка? Он должен остаться с другими!

– Ладно, давай вернемся к задаче с топором, поленом, пилой и молотком. Как можно одним словом назвать топор, пилу и молоток? Какое это слово?

Есенин посмотрел на красный потолок.

– Если назвать все три вещи “молоток” – это ошибка. Пила, молоток и топор все должны работать вместе, но полено тоже должно быть вместе с ними. Без полена эти вещи не нужны.

– Я считаю, что молоток, пила и топор схожи. Почему я так думаю? Какие у меня основания?

– У тебя много дров и тебе не нужно полено. Слово полено – лишнее.

– Но ведь молоток, пила и топор – это орудия, а полено нет.

– Да, орудия. Но даже если у нас есть орудия, все же нам нужно и дерево. Иначе мы ничего не сможем построить.

– Еще такой вопрос. Смотри: драгоценные металлы не ржавеют. Золото – это драгоценный металл. Вопрос: ржавеет ли золото? Ответ: золото не ржавеет. Этот вывод прост. Это логическое заключение является одним из свойств человеческого сознания.

– Я не видел золото, – ответил Есенин, – может ржавеет, может и нет.

– Ну подумай хорошенько. Свяжи между собой условия. Драгоценные металлы не ржавеют. Золото – это драгоценный металл. Золото ржавеет?

– Если я увижу золото, я попробую подождать и посмотрю, будет ли оно ржаветь.

– Но на основании того, что я сказал, может ли золото ржаветь?

– Если его намочить, как и другой металл, то надо смотреть.

– Еще раз. Ты знаешь, что драгоценные металлы не ржавеют. Так?

– Теперь знаю, но я не проверял сам.

– Золото – это драгоценный металл. Оно ржавеет?

– Если бросить золото в воду, то, наверное, заржавеет. Или нет. Спросите лучше у других, у любителей золота. Я всегда говорю только о том, что вижу и знаю. Я не говорю о том, чего не видел и не знаю.

Ласкин встал. Остальные в ожидании вывода молча сверлили взглядом Васю. Они ждали какое-то откровение от него, какую-то истину, позволяющую лучше понять этих существ, понять их мир. Понять, что им противостоит.

– Обычно для проверки И.И. задают такие вопросы, – сказал Ласкин, – размер базы данных для поиска ответа здесь не имеет значения. У этих существ база данных большая. Я думаю, они знаю примерно всё то, что знаем и мы. Но для ответов на подобные вопросы нужна способность делать логические суждения. Интеллект, который работает по принципу семантического разбора и поиска подходящих ответов в базе данных, не сможет ответить на мои вопросы.

– А можно проще? – сказал Кошкин.

– Это существо слушает мои слова, далее лезет в базу данных и подбирает подходящие ответы, – пояснил Вася.

– И? – спросил капитан.

– Его интеллект может лишь исполнять алгоритмы, что является свойством слабого интеллекта, – ответил Ласкин, – Интеллект, подобный нашему, может создавать алгоритмы. У нас интеллект сильный.

– Мы поняли, что он не очень умный, – констатировал Фёдор, – а дальше что?