– Как это? – искренне удивился Ахиллес. – Я ведь не сыщик?

– Сыщик-то не сыщик, зато как точно про меня вы расчислили – одним умственным усилием и этим… дядюшкиным методом. Сами же мне сказали давеча, что этакому умственному усилию научиться можно. Вот и Митька, все ваши книжки перечитавши, иногда как отчебучит что-нибудь этакое… Колдун, да и только. Выходит, от таких книг и польза бывает? Ахиллий Петрович, помогите! Ведь присосался ко мне этот лиходей, как пиявица, и что-то плохо мне верится, что перестанет… А самое-то печальное – что всем троим верить перестаешь, смотришь на каждого и думаешь: уж не ты ли? Вот как в таких условиях дело вести? В прошлом году у меня бухгалтер – тот, что книги насчет поташа вел, – начал было в свою пользу счета и расходы подчищать. Только там проще было: заподозрил я неладное, позвал другого кассира, столь же ловкого, он в три дня все махинации – за ушко да на солнышко, а тут у меня руки опускаются… Помогли бы, Ахиллий Петрович? По гроб жизни благодарен был бы.

Предложение было настолько неожиданным, что Ахиллес не сразу нашелся, что ответить. После недолгого раздумья сказал:

– Никак не получится, Митрофан Лукич. Нельзя же вот так просто, сидя у себя во флигеле и трубочку покуривая, «умственно исчислить» виновного. Никак нельзя. Нужно все видеть своими глазами – и тех, кого подозреваешь, и место, и поговорить с людьми. Я же офицер. Что люди скажут, если я начну слоняться по городу, заходить не в самые пристойные заведения, где офицеру и бывать неуместно, высматривать и выспрашивать, а то и следить за кем-то… С вами я все определил, потому что видел вас своими глазами… И люди будут удивляться, и начальство, когда узнает, взгреет так, что мало не покажется.

– Оно так… – пробормотал купец. – Оно, конечно… В самом деле, как вам, офицеру при мундире, за такое дело браться? Все равно что я начну выслеживать тех мазуриков, что на ярмарке часы и кошельки таскают… Спятил, скажут, Лукич на старости лет… А у вас еще и мундир императорской армии… Никак невместно… – Он долго сидел над своей пустой рюмкой, печально в нее уставясь, потом поднял голову, и его лицо форменным образом просияло. – Ахиллий Петрович! А что, ежели вам помощников взять? Они и будут высматривать да выспрашивать, а вы будете слушать, что принесли, да умственным образом рассчитывать? Митька рассказывал, что в романах ваших этот Чирок Хомс так и действует.

– Где же я таких помощников возьму? – пожал плечами Ахиллес.

– А их и искать не надо! – вот возьмите моего Митьку – чем не помощник? Только от него и слышу, что после гимназии хочет не в коммерческое, а в сыщики поступить. Уж он-то с превеликим удовольствием помогать вам возьмется – последить за кем, скажем. Уж его-то ни в чем таком не заподозрят – мало ли гимназистов по улицам болтается, последние каникулярные денечки догуливая? – Он не на шутку увлекся собственной идеей. – Никто и знать не будет, чем он на самом деле занимается. И вот что еще… Артамошка ваш – парень хитрый, тот еще ухарь, сам говорил, что приказчиком служил. Ежели его, скажем, одеть под мастерового да запустить в тот трактир, где Колька Егоров бывает, самый для меня подозрительный из трех… Вот кому деньги нужны – женой не обзавелся, по портерным болтается, опять же насчет женского пола дерзок на руку, горничным головы дурить мастер, а такие похождения денег требуют: где супир^[11], где платочек, где еще какой подарочек… Что скажете?

– Вообще-то это против всех воинских уставов – отпускать одетого в партикулярное солдата в питейное заведение…

– А кто узнает-то? – с жаром возразил купец. – Воинские патрули у нас по улицам не ходят. Да и выводят ваш полк, я слышал, за город в целях карантина. Горстка офицеров в городе остается… да и не ходят господа офицеры в дешевые портерные. Кто опознает? А ежели что – вытащу. Ваш командир полка, скажу по секрету, мне намедни четыреста рублей проиграл, и не похоже, что у него в скором времени будут деньги, чтоб отдавать. Придумаю что-нибудь, не брошу вашего Артамошку, мое вам купеческое слово. Поговорю сегодня же с Никифором Артемьичем Лягиным, что ношеным платьем торгует на широкую ногу, подберем вашему Артамошке надлежащий наряд: чтобы и справным мастеровым смотрелся, и оборванцем не выглядел. А уж я, со своей стороны, еще и денег ему дам. Долго ли такому хвату с Колькой познакомиться и в друзья-приятели набиться? С такими-то помощниками вы, Ахиллий Петрович, враз мне прохвоста умственно вычислите! Что скажете?

Ахиллес внезапно поймал себя на том, что эта идея вовсе не выглядит чем-то фантасмагорическим и в глубине души ему нравится. Расследование совершенно в духе Шерлока Холмса – и хороший способ проверить себя: годен ли он на что-то как сыщик? Авантюра чистейшей воды… а может быть, и нет? Как еще проверить, есть ли у него способности, чтобы стать сыщиком, или все было пустыми юношескими мечтаниями, как те, что его обуревали в гимназические годы, а сейчас обуревают Митьку?

И неожиданно для самого себя сказал:

– Я согласен, Митрофан Лукич. Артамошку бы еще уговорить надежно, ведь заупрямиться может…

Ухмыльнувшись, купец полез в карман шаровар, достал старомодный кошелек с большими медными застежками и, громко прищелкивая монетами, выложил на стол пять золотых червонцев:

– А вы ему вот это дайте, Ахиллий Петрович. И обещайте смело, что при удаче еще столько же получит. Никаких денег не пожалею, чтобы этого прохвоста ущучить. Давненько уж меня так нагло не обкрадывали… Ну что, за успех предприятия?

– Давайте за что-нибудь другое, – серьезно сказал Ахиллес. – Из чистого суеверия. А пока что… Митрофан Лукич, можете мне рассказать побольше об этих троих, сколько знаете?

– С полным нашим удовольствием! Считай, чуть ли не все время у меня на глазах, стервецы…

…Покуривая кривую трубочку, Ахиллес вольготно расположился в кресле, тщательно перебирая в памяти все, что узнал.

Если начать с самого молодого…

Итак, Колька Егоров, двадцати двух лет. Воинскую повинность не отбывал. Классический ухарь-приказчик из карикатур сатирических журналов – чуб наподобие казацкого, фатовские усики, лихо заломленный картуз, лакированные сапоги с напуском. Одевается со всем пошловатым шиком, присущим его профессии. Любит поиграть на гармошке в дозволенных полицией местах, хотя особым искусством и не отличается. Лукич у него – третий хозяин, причем Колька везде числился на хорошем счету. Любит бывать в портерной Волжина, что на Губернаторской. Выпить не дурак, но всегда уходит на своих ногах, в скандалах и драках не замечен. А впрочем, их там почти и не бывает – портерная числится среди приличных заведений, куда заглядывают и парикмахеры, и приказчики, даже мелкие чиновники с репутацией и молодые купцы невысокого полета. Вообще свободное время делит меж портерной и юными девицами себе под стать: горничными, служанками, кухарками помоложе, незамужними мещаночками. Постоянством не отличается. Несколько раз был бит ревнивыми соперниками, что воспитательного действия не оказало, разве что заставило быть чуточку осторожнее. Живет один в крохотном домике на набережной, доставшемся от покойных родителей, что позволяет приводить домой очередную симпатию. С деньгами расстается легко, хотя в долгах вроде не увязает. В картишки поигрывает, но не особенно завзято.

Терентий Якушев, во многом полная противоположность Коленьке. Восемью годами старше, послужной список, говоря военным языком, безупречен. У купца служит семь лет, трижды получал прибавку к жалованью. В трактирах, портерных и прочих заведениях такого рода практически не бывает. В карты не играет. Женат на дочери околоточного надзирателя здешней части, у тестя и снимает полдома, где обитает с женой и двумя детьми, шести и десяти лет. Старший обучается в реальном училище^[12]. Пользуется репутацией скряги и скопидома, каждую копеечку несет в дом – где, по сплетням, пребывает под каблуком у жены. В то же время те же сплетни гласят, что примерно раз в месяц посещает известное заведение мадам Архипцевой, где особенной любовью пользуется, потому что обожает торговаться.

И, наконец, самый старший из них – Антон Качурин. Самая, пожалуй, интересная биография. Отец – торговец шерстью средней руки, восемнадцать лет назад, когда сыну было пятнадцать, обанкротился так люто и качественно, что застрелился с горя. Мать тогда же от переживаний скончалась апоплексическим ударом, родных не было, так что гимназист шестого класса остался один-одинешенек, без всяких средств к существованию. Учился скверно, а потому на бесплатное обучение никак не мог рассчитывать, и гимназию пришлось бросить. Единственное, что удалось уберечь от кредиторов – флигелек одного из отцовских домов, где парнишка и поселился. Вскоре по протекции кого-то из отцовских знакомых получил место переписчика в одной из торговавших шерстью контор. Поступил в сухопутные войска вольноопределяющимся^[13] – и после возвращения со службы все это время был приказчиком, сначала у Зеленова, потом у Митрофана Лукича.

Был женат, жена скончалась родильной горячкой вместе с младенцем. Живет все в том же флигеле, ведет крайне замкнутый образ жизни, с людьми «своего круга» общается мало, порой недвусмысленно высказывая свое над ними превосходство, что порой служило причиной легких конфликтов. Иногда посещает ресторан «Париж» (самый доступный для человека его положения и доходов), но в чрезмерном употреблении спиртного не замечен – как и в отношениях с женщинами (как приличными, так и теми, о которых в обществе вслух не говорят). В общественном мнении имеет репутацию чудака или, как сказали бы англичане, эксцентрика (правда, в чем эта чудаковатость заключается, внятно никто еще не объяснил). Ходят слухи, что потихоньку дает деньги в рост, желая сколотить какой-то капиталец и завести свое дело.

Ахиллес до того несколько раз бывал в лавке Митрофана Лукича и легко сопоставил данные купцом описания с обликом всех трех приказчиков. Все сходилось: Колька являл собой классический образец ухаря-приказчика, грозы юных непритязательных девиц, Якушев выглядел разобиженным на весь белый свет ипохондриком, Качурин, в глубине души чувствовалось, зол на судьбу и на каждого персонально покупателя. Правда, внешне это никак не сказывалось – как и остальные двое, он был с посетителями вежлив и предупредителен – но избегал той чуточку лакейской услужливости, отличавшей Кольку. Правда, упрекнуть его не в чем – исправный приказчик. Митрофан Лукич им доволен.

Вообще Лукич, надо отдать ему должное, умеет подбирать толковых приказчиков. За двадцать лет пятеро из них, уйдя от хозяина, завели свое дело (наверняка живя по системе «пятачок с рубля» и прослужив достаточно долго). Один в конце концов разорился, проторговался и вынужден был вернуться в приказчики (но уже не к Лукичу – стыдновато, должно быть, было возвращаться туда, откуда ушел, исполненный амбиций). Зато трое стали вполне благополучными лавочниками средней руки, а пятый даже поднялся на пару ступенек повыше, чем они, занявшись не только бакалейной торговлей, но и шерстью. За те же двадцать лет один-единственный раз случился приказчик, взявшийся воровать крупно, но был вскоре вышвырнут с треском. Лукич поступил так, как принято не только в купеческой среде, огласки не последовало, но всем собратьям по купеческому делу было втихомолку сообщено, за что сей персонаж выгнан. Так что работы он не нашел и в конце концов куда-то запропал…

Итак… Применяя дедуктивный метод, какие логические выводы можно сделать из того, что Ахиллес узнал?