Правда Тоня её особо и не уговаривала, просто утром позвонила, уточнила – могла же подруга за ночь передумать. Не передумала. Поэтому на улице Тоня появилась одна. А Мишка уже торчал посреди двора, на детской площадке.

Увидел Тоню, вытащил из ушей наушники, убрал в карман, а когда она приблизилась, зачем-то глянул ей за спину, в сторону дома, и спросил:

– Ещё ждём?

– Зачем? – озадачилась Тоня.

– А как же? – воскликнул Горячев, добавил со значением: – Алёна же.

– Не, – Тоня мотнула головой, – она не идёт.

– Ясно, – заключил Мишка. – А я думал, всё-таки соберётся. Но… – задумчиво насупился и не договорил.

Тоня внимательно уставилась на него, предположила:

– Так ты из-за неё меня пригласил?

И почему-то обида кольнула. Или разочарование, что ли. Но сразу спрятались, пристыжённые.

У Горячева тут, возможно, трагедия, а ей… Что, кстати, ей? Неприятно? Так как всё на самом деле затевалось не ради неё, а ради подруги?

– Ты хотел, чтобы именно она пошла? – осторожно уточнила Тоня, напомнила тихо и сочувственно: – Так у неё же Дима есть.

Мишка пробормотал сбивчиво:

– Я… я… – Потом всё-таки вывел достаточно твёрдо: – Нет. Совсем не из-за этого. Не из-за неё. – Пожал плечами, пояснил: – Просто вы всегда вместе. Я думал, она тебя одну вообще никуда не отпускает.

Ха! Тоня фыркнула возмущённо, прожгла его взглядом, поинтересовалась въедливо-сладеньким голосом:

– Ты это, Мишенька, шутишь? Или хочешь меня обидеть?

Горячев опять растерялся, проговорил, запинаясь:

– Я… не хочу. Тонь, правда не хочу. Я… – и снова замолчал.

– Миш, да что с тобой? – поразилась Тоня.

Это точно он? Или, может, брат-близнец? О котором Горячев никогда не рассказывал. Которого скрывал специально вот для таких моментов: если вдруг понадобится обещание выполнить, а никак – другие срочные планы возникли, и не разорваться.

Полный бред, конечно, и на самом деле никакого брата-близнеца у Мишки нет, но его и правда не узнать. Настолько непривычно и необъяснимо, что Тоню саму уже тянуло смутиться.

Но тут Горячев словно очнулся, пришёл в себя, произнёс:

– Ничего. Всё нормально. – И кивнул в сторону дороги: – Идём.

«Меркурий» располагался совсем недалеко, можно дойти пешком и проехать две остановки на любом проходящем мимо троллейбусе или автобусе. Мишка там, похоже, тоже не редко бывал, не только на фуд-корте, в кинотеатре, и в магазинах, но и в том самом батутном парке. По крайней мере с парнем-инструктором, который сидел на пластиковом стуле возле выстеленной матами акробатической дорожки и сверху наблюдал за тем, что творилось внизу, он обменялся рукопожатием, как с хорошим знакомым.

Не считая его, девушки за кассой, и папаши, не отходившего от совсем маленькой дочки, Тоня с Мишкой оказались здесь самыми взрослыми. А все остальные – мальчишки лет по десять-двенадцать. Но Тоня всё равно чувствовала себя не слишком комфортно.

В голове невовремя всплыли все сказанные Алёной слова. Не про «вонючая и потная» – здесь, кстати, душ имелся, а полотенце Тоня тоже на всякий случай прихватила – а про «несерьёзно» и «обезьянок».

Ну чего они и правда как дети! Им же не по пять и даже не по десять. Но Горячев, похоже, опять чувствовал себя как рыба в воде, ничего его не смущало.

– Идём давай! – воскликнул подбадривающе, посмотрел с ехидным вызовом, будто опять собирался сказать нечто вроде «Всё-таки без Алёны не можешь? Боишься?»

Да ничего подобного! Не боится она, тем более без Алёны, а просто стесняется – сама по себе. Но чтобы Горячев не пялился настолько уж снисходительно, и чтобы не думал ничего такого, Тоня гордо вскинула подбородок, ступила на эластичный чёрный квадрат.

Тот упруго прогнулся под ногами, а Тоня чуть-чуть подпрыгнула – просто на пробу. Батут спружинил, подбросил вверх, а потом выше, и ещё выше, так что в животе приятно ёкнуло.

Тоня взмахнула руками, словно птица крыльями, приземлилась и опять легко взмыла вверх, едва сдержалась, чтобы не засмеяться, оглянулась на Мишку. Интересно стало: посмотреть на его лицо, узнать – он то же самое чувствовал? Но она почти мгновенно забыла, чего хотела, перестала подскакивать, застыла в центре сетки и наблюдала чуть ли не с широко распахнутым от изумления ртом.

Горячев не просто прыгал, Горячев почти летал. Реально.

Взмыл высоко-высоко, перекувырнулся в воздухе, ещё раз и ещё, вперёд, потом назад, то сгруппировавшись, то вытянувшись. И так легко, абсолютно естественно, что, казалось, у него получалось просто само собой, и не стоило ему ровно никаких усилий.

В очередной раз перекувырнувшись, он приземлился не на ноги, а просто плюхнулся на пятую точку, но и тут было понятно, что он это специально. Потом уселся, по-турецки скрестил длинные ноги, вопросительно уставился на Тоню.

– Ты чего встала?

– Я? – переспросила она, выдала, как само собой разумеющееся: – Смотрела. – И тут же выдохнула восторженно: – Даже не представляла, что ты так можешь. С ума сойти.

Горячев самодовольно улыбнулся, доложил:

– Я в детстве акробатикой занимался. Верхним был в паре. На соревнования ездили, даже изредка призовые места занимали.

– Правда? – Это Тоня тоже не представляла, даже мыслей подобных никогда не закрадывалось. – А потом?

– Потом бросил, – коротко откликнулся он.

– Почему?

– Так сложилось, – заключил неопределённо, потом всё-таки пояснил: – Поначалу долго без серьёзных травм обходилось, только по мелочи. Но один раз всё-таки навернулся неудачно, чуть шею не свернул. Мама перепугалась. Да ещё быстро расти начал. Для верхнего слишком длинный, для нижнего ещё рановато. Короче, папа сказал, что никаких супервыдающихся успехов у меня всё равно нет, поэтому нечего и здоровье гробить. Всё равно чемпионом мне не стать. Вот теперь на любительском уровне и развлекаюсь.

Тоня задумалась.

– Ты на него не обиделся?

– На папу? – уточнил Мишка, пожал плечами. – За что?

– Что вот он так сказал, – пояснила она. – Типа чемпиона из тебя не получится.

Разве это не обидно? Особенно, услышать от собственного отца. Родители же обязаны в своих детей верить.

– Да он в общем-то прав был, – совершенно спокойно заметил Горячев. – У меня азарта и злости не хватало. Чтобы к победе любой ценой. Да он и сам не хотел, чтобы любой. Он ведь врач-ортопед, и дело не только в том, что мы первые места не занимали.

Тоня кивнула, отвела взгляд. Всё равно как-то странно, что ли. Обычно, окружающие, наоборот, подстёгивают, подталкивают, направляют – давай, стремись вперёд, всех порви. Устал – не страшно, больно – терпи, не хочется – а это вообще неважно, позже оценишь. А Мишка, возможно, просто смирился с неизбежным, делал вид, будто всё нормально, но самом деле жалел и на отца обижался.

Она снова внимательно всмотрелась в Горячева, а тот тоже уставился на неё, сосредоточенно свёл брови и вдруг хмыкнул.

– Ты чего, меня жалеешь? – Усмехнулся беззаботно. – Перестань. Меня и так всё устраивает. Я же не просто ушёл и всё. Занимаюсь для удовольствия. Могу и сейчас – и стойку, и дорожку. Только в паре с тех пор больше не работал. Но, если потренируюсь, наверное, тоже смогу. – И в конце ещё добавил совершенно серьёзно: – А после школы хочу в Лесгафта. Или в пед на физкультурный.

Надо же. У него уже и планы на будущее расписаны, твёрдо знает, кем хочет быть. И вообще такое чувство, что они сегодня впервые увиделись. Хотя уже несколько лет знакомы, а, начиная с первого сентября, вообще обитают за соседними партами, общаются постоянно, пусть и не слишком интенсивно. Но всё-таки.

А, получалось, Тоня о Мишке в общем-то ничего и не знала. Понятно, когда до восьмого он ходил в другую школу (или, скорее всего, в спортивный интернат), да даже сидел в другом конце класса. Тогда ещё понятно и вполне простительно. А сейчас?

Ну, звали Михаил Горячев, ну, жил в той же стороне от школы, учился с переменным успехом, по каким-то предметам нормально, по каким-то не очень, излишней серьёзностью не отличался. С девушкой в данный момент вроде бы не встречался. Или точно не встречался, раз предложил Тониного парня изобразить.

И что? И всё? На этом её познания заканчивались?

Глава 5

– Хочешь и тебя научу сальто делать? – предложил Мишка.

– Ага! – хихикнула Тоня. – Собираешься на мне свой тренерский навык прокачивать? Перед поступлением.

Горячев тоже улыбнулся, но не возразил, не согласился, сообщил со всей убедительностью:

– Да это несложно. Тот же кувырок, только в воздухе.

Ну да, конечно, всего лишь кувырок. С учётом того, насколько он у Тони на земле обычно получается, легко представить, как это будет выглядеть в воздухе. Начинать ржать можно уже заранее.

Хотя, если честно, пока прыгала, её так и тянуло взлететь высоко-высоко и перевернуться через голову. Если бы не было вокруг никого, вообще-вообще никого, за исключением разве Горячева, может быть, Тоня и попробовала бы.

– Ты же умеешь кувыркаться, – не унимался Мишка. – Вот абсолютно то же самое. Только подпрыгни чуть-чуть. Даже сразу на ноги приземляться не надо. Для начала – просто на спину.

Он сам так и сделал, как рассказал: подскочил совсем невысоко, перекувырнулся, упал на спину, и только уже потом, подброшенный батутом, встал на ноги.

Глядя на него, и не усомнишься, что это легче лёгкого. Но Тоня уже в курсе, как он ещё умел, её не обманешь. Поэтому и не торопилась пробовать.

– Боишься, что ли? – искренне озадачился Горячев.

Тоня действительно боялась. Но даже не самого прыжка и переворота, не того, что может неудачно приземлиться и будет больно. Больше всего – чужих взглядов. Вот если бы все присутствующие отвернулись, или совсем ушли, вот тогда она… вполне возможно…

– Ну… я…

– Лучше нас научи, – раздалось совсем рядом, и они повернулись одновременно, узнать, что происходит.

В нескольких шагах от них собрались мальчишки, стояли стайкой мялись и молчали, а один – рыженький, веснушчатый, самый взъерошенный и, видимо, самый смелый – держался чуть впереди остальных. Он и повторил, посматривая то на Мишку, с искренним уважением, то на Тоню, с нескрываемой снисходительностью.

– Нас лучше научи. – Заверил убеждённо: – Мы сможем. И не боимся.

Остальные старательно закивали, подтверждая, а Горячев обвёл их взглядом, усмехнулся, сложил на груди руки.

– Вас – не имею права, – произнёс весомо. – А если хотите, тут тренер есть. – И указал на сидящего наверху парня.

– Он – только за деньги, – вступил другой мальчишка. – А ты – так.

– Ну правда, не имею права, – ещё раз пояснил Мишка.

Мальчишки разочарованно засопели, но возражать и уговаривать не стали, зато выдвинули новое требование, словно надеялись хотя бы моральную компенсацию получить за неисполнившееся желание.

– Тогда покажи ещё чего-нибудь. Что умеешь.

И уставились преданно, а глаза уже блестели от предвкушения.

Вот и как отказать восторженным зрителям? У Горячева решимости не хватило.

– Ну хорошо. Но немного.

Он выбрал батут побольше, возле ярко-жёлтой построенной из огромных прямоугольных матов стены, с которой эти же мальчишки прыгали всего несколько минут назад. И опять – высоко подлетал, кувыркался и переворачивался, приземлялся не только на ноги, но и на живот, на спину.

Зрители восторженно восклицали, показывали пальцами и что-то объясняли друг другу с видом знатоков. А Тоня устроилась чуть в стороне в кресле-мешке и, если не восторгалась, то уж точно в тайне гордилась, что она тоже причастна. И немного волновалась, потому что от Мишкиных трюков даже у неё, сидящей в полной безопасности, дух захватывало. Но что уж совсем удивительно, иногда ей самой хотелось испытать то, что сейчас чувствовал он, – ту же свободу, то же бесстрашие, то же ощущение полёта.