Земля стонала, точно раненый зверь, шквалистый ветер бесновался в могучих кронах. Ваня, путаясь в собственных ногах, едва успевал за Алёной, которая словно сорвалась с цепи. Студентка, лавируя меж вывернутых бураном деревьев, неслась в лесную глушь, перепрыгивая через фосфоресцирующий сфагнум, словно лань.

– Стой, дура! – надрывно орал Вано ей вслед. – Заблудишься же!

– Так не быва-а-ет! – звучало далеко впереди. – Не бывае-ет!

За спиной Вани рокотала тьма. Ожившая чаща наполнилась звуками дикого гона. Треск ломающихся вековых стволов растворился в громогласном зверином рёве.

Ваня даже толком не понял, что заставило их с Алёной, бросив все свои вещи, покинуть лагерь и бежать. Бежать, не оглядываясь ни при каких обстоятельствах. Первобытный страх гнал горе-туристов прочь от подножия холма, на вершине которого Вано обнаружил яму с костями. Ваня помнил лишь тот краткий миг, когда кубарем вывалившись из палатки, всё ещё пребывая в липких лапах кошмара, он увидел белую, как полотно, вопящую Алёну. Студентка, вперив стеклянные глаза куда-то в темноту, давясь собственным криком, спиной отползала к лесной чаще. И Вано мог поклясться, что на фоне сереющего неба, в красной дымке тумана, стекающего по склонам холма, он видел всполохи чёрного пламени, вырывающегося из чрева могильника. А затем, босиком, ринулся за улепётывающей Алёной. Сделал он это в тот самый миг, когда на вершине холма, раздвигая могучим торсом деревья, будто это был камыш, появилось огромное, противоречащее всем законам природы существо.

* * *

– Ты это видел? Видел?! – лепетала запыхавшаяся Алёна, когда они с Вано, держа друг друга за плечи, без сил рухнули в сырую траву на опушке. В воздухе витал сладкий запах падали. Хоть и небольшое, но открытое пространство дарило чувство иллюзорной безопасности. Хищный лес вновь погрузился в привычное безмолвие.

– Видел, – ответил Вано, крутя пару обручальных колец на пальце.

– Что это, блядь, было? Я такого даже в Кунсткамере не видела!

Вопрос остался без ответа. Студентка села рядом с растянувшимся в траве Ваней, робким голосом спросила:

– Можно вопрос не по ситуации?

Вано кивнул.

– Что случилось с твоей женой? В смысле я знаю, что она погибла, просто… – Алёна замялась. – Просто ты кричал во сне. И… и звал её.

Вопрос действительно был не к месту. Ваня приподнялся на локтях, тяжело выдохнул:

– Её затоптала лошадь, – в горле застрял тяжкий ком. – На тренировке по конкуру.

– Пиздец! Прости, – щёки Алёны вспыхнули от стыда.

– И шлем на Соньке был, и опыта хватало, – продолжил Вано, – но почему-то, падая под копыта, она отпустила вожжи…

Алёна виновато опустила взгляд.

– Толку от шлема, когда полутонная кобыла бьёт тебя копытами в лицо? – Вано умолк, всё ещё вращая холодные кольца на безымянном пальце.

– Прости, я правда не… а это что за хрень? – Алёна потрясла Ваню за плечо, указывая рукой туда, где начинался подлесок.

В предрассветных сумерках, у самой границы леса, словно избушки на курьих ножках, чернели необычайно огромные солонцы.

– Очень похоже на… кормушки? Ясли? – ответил Ваня и, желая поближе рассмотреть строения, поспешил к солонцам.

– Кормушки? Таких размеров? Да погоди ты! – Алёна едва поспевала за ним.

Приблизившись к исполинским солонцам, на краткий миг Вано подумал, что всему виной обильные заросли дурманящего багульника или высокая концентрация рудничных газов. А как иначе можно было объяснить увиденное? Но всё это оказалось не навязчивым кошмаром и не галлюцинацией. Ещё за несколько метров до кормушек до Ваниного слуха донёсся монотонный гул, будто где-то рядом находилась пасека. По мере приближения к солонцам жужжание становилось всё громче, а в нос бил ядрёный сладковатый смрад падали.

– Не смотри, – сказал Вано, отвернувшись от кормушек. Желудок скрутило спазмом, а к горлу подкатила желчь. – Валим отсюда! Не смотри.

Он подбежал к Алёнке, схватил за узкие плечи с жалкой попыткой развернуть девушку. Оградить от отвратного зрелища.

– Да что ж ты заладил, не смотри, не… – Алёна, смотря через плечо Вано, сорвалась на дикий визг.

Нутро солонцов было до отказа набито человеческой убоиной. Несвежее, почерневшее мясо пестрело оспинами опарышей, из-за чего в утренней полутьме создавалась иллюзия движения падали. Беспорядочно расчленённые тела облепили мухи.

Что-то шепеляво свистнуло. Чёрная мушиная туча картечью разлетелась над кормушками. Стеклянные глаза Вани смотрели куда-то мимо Алёны.

– Боль-но… – прохрипел он, повис на девушке, обвив её шею слабеющими руками, и вместе с Алёной рухнул в мокрую траву, придавив девушку своим телом.

Из поясницы Вани торчала арбалетная стрела, явно вымоченная в чём-то нервно-паралитическом. Страх сменился паникой, а через два долгих удара сердца перерос в неподдельный ужас, когда из-за кормушек показалась высокая, плечистая фигура в оранжевом дождевике.

Пытаясь выбраться из-под гнёта обмякшего тела, выкрикивая обречённые мольбы о помощи, Алёна даже не заметила, как краски начали блекнуть, а её шею обвила гаррота.

* * *

В тёмном срубе пахло плесенью и сбором диких трав. С побитых грибком стен, чёрными провалами глазниц, кичась белёсой костью, на Ваню смотрели с полдюжины охотничьих трофеев: лисьи, медвежьи, оленьи черепа. На ветвистых рогах последнего висел кислотного цвета дождевик, явно выбивающийся из общей тлетворной цветовой гаммы

– Просто отмой её, – загудело сдавленным эхом в ушах приходящего в себя Вано. – Банок пустых у нас много, спасибо старухам с окрестных хуторов, храни Мать-Земля их белые кости. А зимы нынче долгие. Голодные, – надтреснутый голос перемежался слабыми всхлипами Алёны:

– За что вы так с нами? – причитала подвешенная за руки к ма́тице студентка.

Голую девушку обтирала мокрой тряпкой мужеподобная смуглая женщина неопределённого возраста. Вода бурыми ручейками стекала по бёдрам Алёны, со звоном капала в металлический таз под ней. Узловатые руки незнакомки обтирали живот девушки, сгоняя капли влаги к лобку. Шершавая ладонь прошлась по внутренней части Алёнкиного бедра. Пальцы тут же стали липкими, алыми.

– У суки начались месячные! – рявкнула незнакомка лежащей в углу тёмной хижины дряхлой фигуре, укрытой толщей штопаных одеял.

Груда зашевелилась, издав протяжный гортанный стон:

– Корм…

Мужеподобная женщина принюхалась. Прильнула к Алёниному животу, где на месте шрама от операции по удалению аппендикса красовалась безвкусная татуировка в виде ножниц и пунктирной линии с сопровождающей надписью «Cut it». Палец женщины скользнул по Алёнкиной промежности, окрасился красным.

– Человек человеку корм, – скалясь пеньками зубов, прошепелявила незнакомка, рисуя окровавленным пальцем на теле Алёны штриховую линию от грудины до паха.

* * *

– Нас будут искать, – процедил Вано сквозь зубы, воротя лицо от кружки с пряным отваром. – Нас уже ищут!

– А ну заткнись и глотай! – женщина, внешностью мало чем отличающаяся от кроманьонца, закрыв мужчине нос, вливала ему в глотку какое-то пойло. – Либо Матка захочет твой стручок, либо нет…

Сдавшись, Вано проглотил горячее варево. Горло обожгла горечь полыни и чего-то ещё. Незнакомка стянула с мужчины штаны:

– И ты называешь себя мужиком? – угольно-чёрные глаза с насмешкой смотрели на Ваню из-под сбившихся, грязных волос.

– Нас уже ищут… наши друзья, – блефовал подвешенный за руки Вано.

– Вас никогда и никто не найдёт, – неожиданно раздался надтреснутый голос из дальнего угла сырого сруба. – Нас нельзя найти. Нас нигде нет.

Голос, очевидно принадлежавший старухе, сменился хриплым кашлем.

– Друзья? – усмехнулась мужеподобная. – Разве это не ваших друзей?

Она указала рукой на стол, на котором покоилась пара нательных крестиков и два разбитых мобильника. Один из них Вано безошибочно узнал: с чехла Юлиного смартфона Ване улыбался Гомер Симпсон.

– Судя по вашим игрушкам, – продолжила незнакомка, – со времён изобретения пенициллина утекло много воды.

– За что вы их… – Алёна зашлась в рыданиях.

– Крещёные, – донеслось из-под толщи одеял. – Их пожрала Мать. Она всегда голодна.

– Больные ублюдки! – сорвался Вано. – Кто вы, мать вашу, такие? Мы ничего вам не сделали!

– Не смей трогать Матку! – прорычала мужеподобная. – Она есть суть! Она – лес, она – жизнь. О, вы слышали Тёмную Мать! Ты даже видел её лежбище.

Ваня вопрошающе смотрел на свихнувшуюся дикарку.

– Её ворожба сильна! Она нашёптывала вам, играла, – продолжила женщина. – Тёмная Мать привела вас к яме с костями. Наверняка вы задавались вопросом: почему компасы сходят с ума, почему время играет в прятки? Наконец, почему вы ходите кругами? – она лукаво улыбнулась. – Даже мы с сестрой не знаем, где мы находимся. Ваши учёные назвали бы это… – дикарка запнулась, нахмурила чёрные брови, вспоминая мудрёную, когда-то от кого-то услышанную фразу. – А, во! Пространственно-временной ямой! Этого места нет ни на одной карте.

– Какая мать? Какая яма? Какая, на хер, сестра? – Алёна махнула головой в сторону нар, на которых лежала старуха.

– Когда-то Тёмную Мать называли Китовра́сом и почему-то наделили мужскими причиндалами, – начала дикарка. – По вымирающим сёлам ходили небылицы, в которых Матку называли Костяной кобылой, возможно, из-за её лежбища – ямы с костями, под которыми она коротает вечность, а племена восточных славян отчего-то нарекли Мо́кошью и наделили вполне людскими, бабьими чертами.

– Где такие мухоморы брали? – спросил Ваня, стараясь не смотреть на обнажённую спутницу, подвешенную прямо перед ним. – Я тоже хочу.

– А ты, сладкий, послужишь великой цели, – оставив вопрос без ответа, сказала мужеподобная и стрельнула взглядом на член мужчины. – Мы вымираем. Уже много зим Матка не давала потомства. Мы с сестрой последние.

Женщина направилась к нарам, где, хрипло дыша, лежала старуха. Цок-цок – звучали шаги, словно она шла на каблуках.

– Ты себя слышишь? Вы же конченые, абсолютно! – заорал Вано. – Скрестить человека с кобылой? И кто должен родиться? Кентавр?

– Отвар скоро подействует, – сказала дикарка, склонившись над нарами сестры, – кровь прильёт туда, куда нужно, и ты сам всё узнаешь. Матка всё сделает сама.

Женщина лукаво ухмыльнулась, поправив сестре одеяла, из-под которых торчала пара лосиных копыт.

* * *

Печная труба, словно вулкан, выбрасывала клубы ароматного дыма. Звонкий воздух был насыщен дурманом жжёных трав. Ваня не помнил, как он оказался привязанным к столбу на поляне за ветхим срубом. Обнажённое тело бил озноб, лицо пылало. Глаза медленно обволакивала мерцающая серая дымка, в ней метались пульсирующие белые круги, точно светлячки во тьме, мешая фокусировке зрения.

Возможно, Вано слишком медленно моргнул, ибо он совсем не помнил тот момент, когда стволы берёзовой рощи раздвинула пара костлявых, похожих на сухостой рук.

Из расступившегося березняка, издав гортанный рёв, появилась тварь, образ которой противоречил всем законам природы. Массивное тело лося, вдвое больше обычного, с проплешинами в слипшейся шерсти, возвышалось над подлеском. На расстоянии длинные ноги существа можно было легко спутать с молодыми берёзами. Но не размеры твари и даже не её роль в сложившейся ситуации вынудили Ваню орать выпью в вечерней мгле.