– Не будет её ни у кого, – вдруг подал голос Саня.

– В смысле?! Ты о чем?! – как за живое дёрнули меня его слова, но вдруг знакомая фигура переключила внимание на себя.

Тщедушный силуэт в синем пуховике и шапке неверной походкой как раз шёл дальним краем улицы, не реагируя на нас: видать свои пару стаканов он уже принял. Я догнал и придержал его, разворачивая за плечо и вглядываясь в расслабленно улыбающееся лицо мужичка:

– Добрый вечер! Вы девушки случайно такой высокой нигде не видели?

– О, паря! А говорил я – не любит он вот этого вот всего. А вы тут устроили, понимаешь, – и мужичок многозначительно покрутил пальцами одной руки в воздухе.

– Ты че несёшь!? Где Светка?! – заорал я, резко теряя остатки самообладания.

– Ты, паря, не ори. Ежели глаза залил, так людей неча винить. Вона баба твоя, у калитки сидит. Он пока так, предупреждает.

Меня как подбросило, разом обернулся – и впрямь, сидит. К забору спиной прислонилась, сама в сугробе – благо, пуховик длинный и тёплый, – снегом припорошенная. То ли мы впотьмах да с перепугу не заметили, то ли… На других вариантах моя фантазия упрямо пасовала.

Забыв о мужичке, я бросился к Светке. Та сидела как замороженная, уставившись в точку. Наконец отреагировала на тормошение и вопросы – как она, да куда делась, – сперва говоря с задумчивым недоумением, потом все больше приходя в себя:

– Да не знаю. Вышла вот – на небо посмотрела. Тут словно ветром ледяным дунуло, стужей: лицо аж зажгло и, когда моргнула, ресницы склеились Че-то растерялась даже, запахнулась вся, скукожилась так и чего-то пошла, пошла. Вроде домой, да все никак не дойду. Ниче не видно, глаза не открыть – ветром секёт. Волокусь куда-то: куда? зачем? Чет перед глазами замельтешило, звон какой-то в голове… И вот уже ты меня трясешь. Что случилось? Так, чего это я в сугробе? Я напилась что ли? Да вроде нет.

– Свет, давай Серега до дому тебя доведет, а я ща приду. – Я поднял её на ноги, малость отряхнул и, отправив во двор, набросился на Саню, так как след мужичка уже простыл, а вопросы грозили свернуть кукуху:

– Так, ты о чем тогда буровил, что не будет ее ни у кого? С чего взял? Знаешь о чем-то? Саня, блин, че молчишь-то?!

– А сказать не знает что. Такое, чтоб поведать и дураком не смотреться, еще суметь надо, да и знать поболе, – вечер неожиданных встреч еще не закончился: Марфа Никитична подошла незаметно и вступила в разговор. – Сашка, ты что-ль? – обратилась она к угрюмо молчащему Сане.

– Я, теть Марфа, – ответил тот.

Тут у меня в голове совсем все перемешалось: адрес вроде Серега нарыл – причем здесь Саня? И почему Саня не причем, если он местный? А если он местный, то почему мы вообще в этих краях, где такая хрень творится, о которой, судя по контексту, Саня скорее в курсе, чем нет? В общем, все это я и спросил, несколько эмоционально и нецензурно. Ну так, а что ж – нервы. Еще и Никитичну присовокупил: какого художника она дом сдает, когда такое вокруг?

– Ну-ну, раскричался – угомонись, – приструнила меня Никитична. – Тебя-то может и случаем сюда занесло, а мы живем здесь, где, как говоришь, всякое творится.

Я малость выдохнул: и вправду неудобно стало. Ну а в итоге следующее узнал. Серега и впрямь про деревню эту у Сани узнал: так, за разговором о том, где бы в тишине да на природе Новый год встретить. Родился он в ней, да потом родители его лет в десять увезли, другой родни там не осталось. Контакт Никитичны Серый в интернете нашел. Про странности этого места Саня уже и подзабыл: вспоминалась скорее, как некие отголоски детских страхов, чем как что-то реальное. А тут, когда он историю мою слушал, начало всплывать внутри.

– Ну а по поводу того, что дом сдаю – дак тихо в последнее время было, – добавила Никитична. – А так да, ране в этих местах, если пропал кто – по дворам не ищут, дело привычное. Это и Сашка своим детским умом запомнил, да сейчас вылезло из памяти.

– Пропадают-то почему? – выслушав все это, спросил я.

– Почему, спрашиваешь? Ну а если скажу, что есть в этих местах поверье про злого духа, который раз в несколько лет просыпается зимой и изводит людей, пока особого не найдет: дитя светлое, так сказать, годков семи от роду. Сам найдет, по человечку перебирая, или жители деревни такого отыщут и ему приведут. А может и приходит в этот мир, потому как ребеночек такой народился – кто знает? Поверишь такому?

Я угрюмо пожал плечами. Верить в подобное, конечно, то еще дело. Но и не верить – память упрямо подсовывала последние события, которые вполне себе укладывались в рамки этой истории. Картина целая еще не рисовалась, но совпадения имелись.

– Ну допустим, – сказал я в итоге. – Вот только чё ж я тогда здесь стою, а не пропал, и Светка тоже не совсем потерялась?

– То-то и оно. Все ж увидел ты – сам знаешь что. Отсвет остался – почуял он. Потому и тебя вытянуть получилось, и девушка твоя вернулась. Намекает ирод. Другие его прихвостни тоже лишь след заметить могут, а прямо понять – кто, не выходит. Но если припрет – пропадет кто из них или из семьи, – могут и тебя вязать прийти. Прямо тебе говорю. Ну а можешь сам наперед указать или взять попробовать и отдать, что увидел – он откроет тропку, – а там к столбу, на веревочку и обратно ходу к теплой печке, – напряженно проговорила Никитична. Смотрела она в этот момент так, словно насквозь хотела проглядеть.

Я сперва не все понял, потом как дошло – аж вскипело внутри:

– Да вы что, совсем?! Кто я по-вашему?! Да, блин, что ж такое?!..

Никитична еще какое-то время не отводила пристальных глаз, потом успокаивающе сказала:

– Ладно-ладно, проверяла я тебя. Вижу теперь – не такой ты, не серчай на старую. А и пойми – мне знать надо, кто в таком деле если не рядом, так хоть в спину не ткнет.

Все еще бурля от эмоций, я развернулся и направился к дому. Зашел, взял ключи от машины – девчонки смотрели вопросительно, но, слава богам, не истерили. Светка вроде оклемалась, но казалась несколько ушедшей в себя. Я сказал, что сейчас вернусь и Сереге головой махнул. Тот все понял правильно – за мной вышел.

– Валить надо, – буркнул я на улице и направился к своей Хонде.

Стартер, только начав с натугой крутить мотор, почти сразу смолк, только реле пощелкивало, хотя аккумулятор был новый. Рядом с таким же успехом пытался оживить своего Рафчика Серега. Я дернул рычаг открытия капота, чтобы глянуть в чем дело, поднял его и охренел: все в пространстве моторного отсека было покрыто толстым слоем инея, словно там произвели шоковую заморозку. Серега, подойдя, высказал емкое подведение итогов словами не для печати, но идеально описывающими ситуацию. Осмотр его машины показало ту же картину.

– И че, кипятком отливать? – в замешательстве добавил он.

– Да мнится мне, только льда наморозим при таком раскладе, – задумчиво рассудил я.

Внутри дозревало состояние что-то решать: всё, отнекиваться от пусть и нереально выглядящей реальности было уже глупо. Я пошел к все так же стоящей за калиткой Никитичне, которая негромко беседовала о чем-то с Саней.

– Что сделать со всем этим можно? Уехать нам, как оказалось, не получится. Тот вариант, о котором вы говорили… мне не подходит. Само как-то – я так понял, – не рассосется. Значит надо что-то решать. Должен же быть способ, в конце концов. Победить, изгнать, задобрить духа этого, чтоб его, – деловито обратился я к Никитичне.

– Способ есть, как не быть. Не по каждому только… Но как знать, может оно и лучше, что не герой… – думая о чем-то своем, ответила она.

Тут Саня слегка толкнул меня в плечо:

– Андрюх! Глянь!

Я повернулся: по тёмной улице к нам приближались люди: молча, угрюмо. Мужики, тётки. Видно было, как они по одному, по двое выходят из своих дворов и становятся частью целого, цель которого была мне практически ясна.

– Ну вот и избавляют нас от раздумий, – негромко произнесла Никитична.

Я невольно подобрался, по сторонам глянул: Саня встал рядом и набычился, Серёга с шальным выражением лица подгребал из-за ограды. Топор, кстати, опять прихватил. И откуда у него такая привычка? Но сейчас прям кстати.

Я посмотрели на Никитичну – она встретила мой взгляд своим, пристальным:

– Ну что, гостенёк? Теперь уж не отвертишься. Но хорошо, что сам успел вызваться: оно вернее, когда доброй волей.

Толпа надвинулась, охватила нашу компанию полумесяцем. Лица у всех как одно: хмурое, посеревшее, со льдом в лужицах глаз. Вперёд вышел кряжистый мужик – не видел его ещё. А вот того, кто перед этим на ухо ему шепнул что-то – этого встречал: тот самый, в волчьей шубе, что угрожал мне. Мужик обратился к Никитичне:

– Постоялец нам твой нужен, Марфа. Вот этот, – и на меня пальцем ткнул. – Знает кой-чего. Да и ты понимаешь, зачем в наших краях народ впотьмах выходит.

– Понимаю, Никифор Спиридоныч, как не понять. Только не нужен он тебе, – откликнулась Никитична. – Упрямый парнишка. Могет и не расколоться.

– Да ладно тебе, Марфа – не расколется, ага. Соловьем петь будет, не за себя, так за бабу свою спужается, – зло усмехнулся кряжистый.

– Говорю, не нужен, значит не пустое – ты меня знаешь, – суровость в голосе Никитичны зазвенела металлом, и показалось, что не женщина пожилая в шубейке потертой стоит – дама знатная перед простолюдинами. – Что он сказать может, всё равно мимо меня не пройдёт. Кого ищете – так это Нюрка моя.

Я не знал, что думать. Совсем что ли сбрендила старуха, от внучки избавиться решила? Только что ведь другое говорила.

– Ну, Никитична… – многозначительно выдохнул мужик Никифор. – Тогда девку отдай. Сама знаешь, как у нас тут всё.

– А ты не нукай. Отдать – не отдам, – при этих словах толпа грозно заворчала и зашевелилась, как один злобный зверь. – Но и ложится поперёк не буду: давно здесь живу, правильно говоришь – знаю. Девку он отведет, – и как до этого Никифор, на меня пальцем ткнула. – А вот за это костьми лягу. И лучше тебе, Спиридоныч, ногу через меня не заносить.

В воздухе словно напряжение сгустились, хотя казалось, куда уж больше. Толпа даже назад малость отхлынула, а Никифор как-то смущенно переминаться начал и прокашлялся, точно поперхнулся, убавил в облике значимости.

А я совсем что-то понимать перестал. На парней глянул: у тех то же на лицах. Вроде же драться сейчас надо было, своих отстаивать. И что? Все?

– Марфа Никитична, да как же так-то? Мы же только что об этом? Не поведу я! – растерянно начал я, постепенно опять заводясь.

Никитична повернулась ко мне, и я как-то сразу понял, что толпу присмирило: из темных колодцев ее глаз словно нечто древнее глянуло и душу мою за грудки к себе притянуло – изучило, взвесило, обратно в пыль у ног уронило. И тут же отхлынуло давящее присутствие – пожилая женщина напротив, смотрит устало.

– Это часть способа того, гостенёк. Сам спрашивал – помнишь? Разъяснить времени не было, как видишь. Ну да ты погоди, сейчас Нюрку поведем, я тебе обрисую, что сама знаю. Ну что, пошли? Эти долго ждать всё равно не дадут. Испугались пока, да и тот страх не слабее будет.

– Мне это… Щас я, в дом заскочу, – сказал я вдруг пересохшим ртом. – Пошли, мужики.

Девчонки разволновались конечно: что происходит, да что случилось. Рассказывать им всё не хотелось: пришлось как-то общими фразами отделаться, что тревожность только повысило. А когда я сказал, что сейчас уйду одно дело порешать, но скоро вернусь, а они пока с Серёгой и Саней дома посидят, тут вообще такое началось… Причём не знаю, кто больше орал, девчонки со Светкой во главе или Серёга. Саня-то молчал, как обычно. Правда сказал потом, что со мной пойдёт, что важно это. Чем маслица хорошо в огонь подлил: Серёжа начал на чистом матерном говорить, даже для связки простые слова вставлять перестал, а Наташка плакать взялась.