Кэррин непонимающе посмотрела на меня и после короткой паузы спросила:

– Что?

– Мы… э-э-э… Слушай, это не то, что я думал. И моя болезнь совсем не такая, как мы думали.

Она внимательно изучила меня.

– Нет? Тогда чем же ты болен?

Я рассказал ей.

* * *

– Ну хватит, поднимайся.

Она сидела на полу, трясясь от хохота. Ее тарелка с куском пиццы приземлилась рядом, когда несколько минут назад Кэррин свалилась со стула.

– Прекрати, – выдохнула она. – Прекрати меня смешить.

Я начинал сердиться. И был смущен. Лицо горело, как от легкого солнечного ожога.

– Проклятье, Кэррин, через двадцать минут нам нужно быть на скотобойне. Хватит уже, это не настолько смешно.

– Выражение… – выдохнула она, беспомощно хихикая, – …твоего… лица…

Вздохнув, я выругался себе под нос и стал ждать, когда Кэррин придет в себя.

На это ушло всего несколько минут. Пару раз она вновь принималась хихикать, но в конце концов оторвалась от пола.

– Ты закончила? – осведомился я, пытаясь говорить оскорбленно.

Она тут же снова разразилась икающим смехом.

В высшей степени непрофессионально.

Глава 25

К тому времени как мы вернулись на скотобойню, солнце уже село, и наступила холодная, промозглая ночь. Дождь висел туманным покрывалом, температура упала, и город начал покрываться тонким слоем льда.

– Ледяной дождь, – заметила Кэррин, паркуя машину. – Великолепно.

– Зато люди будут сидеть по домам.

– В зависимости от того, как пойдут дела, это может уменьшить число невинных свидетелей, – сказала Кэррин. – Не Мэб ли снова мудрит с погодой?

Прищурившись, я выглянул на улицу.

– Нет. – Ответ пришел мгновенно, автоматически. – Это просто зима в Чикаго. Мэб плевать на невинных свидетелей.

– А может, она хочет помочь тебе.

Я фыркнул:

– Мэб помогает тем, кто помогает себе сам.

Кэррин натянуто улыбнулась:

– То, что ты сделал с геносквой. Ты ударил по нему магией.

– Ага.

– Похоже, она не подействовала.

– Не-а, – согласился я. – Я применил свой лучший удар, которому научила меня Мэб. Сила просто утекла в землю.

– В землю, – повторила она. – Как по громоотводу?

– Именно. Лесные люди владеют магией, удивительно сильной магией, однако понимают ее иначе, чем мы. Мой знакомый использовал магию воды. Я никогда не видел ничего подобного. Этот геносква… Думаю, он точно так же использовал магию земли. На уровне, о котором я ни черта не знаю.

– Представь, что я тоже ни черта не знаю о магии земли, и обрисуй ситуацию, – предложила Кэррин.

– Я ударил его самой могущественной известной мне боевой магией, а он легко отмахнулся от меня. Уверен, он сможет сделать это снова.

– Иммунитет к магии? – предположила Кэррин.

Я пожал плечами:

– Либо он чувствует магию и принимает меры. И это значит, что он вовсе не столь умен.

– Хорошенький секрет он выдал, не собираясь тебя убивать.

– На самом деле, он мог переоценить меня и думать, что я уже в курсе. Как бы то ни было, теперь я точно в курсе.

– Верно, – кивнула Кэррин. – И это дает тебе преимущество. В следующий раз не будешь лупить его заклинаниями.

Я вздрогнул, вспомнив, каким стремительным и мощным был геносква, как он не испытывал передо мной никакого страха. И прикоснулся к рукояти моего нового револьвера, заряженного и спрятанного в карман плаща.

– Если повезет, следующего раза не будет.

Кэррин резко повернулась ко мне, и ее лицо стало серьезным.

– Гарри, – сказала она тихо, – эта штука тебя убьет. Я знаю, как это бывает. Не обманывай себя.

Я поморщился и отвернулся.

Убедившись, что ее слова дошли до меня, Кэррин кивнула и вышла из машины. Одна из ее фантастических пушек (она звала ее Крисс) висела в кобуре под пальто и была почти незаметна при движении. Она осмотрелась, затем достала гранатомет и повесила себе на плечо. В мокрой темноте он напоминал тубус, какими пользуются художники, длиной три с половиной фута.

– Ты правда думаешь, что его можно завалить этой штукой? – спросил я.

– Она с ним справится. При необходимости.

Я посмотрел на влажный туман и сказал:

– Я уже устал от этой работы.

– Так давай с ней покончим, – ответила Кэррин.

* * *

На этот раз Джордана на посту не было. Возможно, его сменили, чтобы поспал. Или Никодимус решил, что я разобью его чары и переманю парня, и перевел того на менее опасную должность. Скорее всего, так и было.

Когда мы вошли, большая часть команды уже собралась вокруг стола для совещаний. Был даже геносква, хотя и стоял в темном углу, напоминая гигантскую лохматую тень. Отсутствовали только Никодимус и Дейрдре – последнюю я приметил на галерее, она смотрела сверху на стол, за которым Вязальщик что-то оживленно рассказывал.

Дейрдре выглядела… неправильно. Не поймите меня превратно: девушка, которая откусывает у людей языки, в принципе не может быть правильной, однако динарианская убийца казалась по-настоящему встревоженной, или подавленной, или что-то типа того.

Кэррин перехватила мой взгляд и вздохнула.

– Дрезден, мы не можем позволить себе еще одну девицу.

– Я думал не об этом, – возразил я.

– Ну конечно.

– Вообще-то, я думал, что она выглядит уязвимой. Возможно, пришла пора спросить у нее, как умер Харви?

Кэррин задумчиво поцокала языком.

– Я буду за столом.

– Идет.

Она спустилась по лестнице, а я неторопливо прошел по галерее и остановился рядом с Дейрдре.

Та кинула на меня равнодушный взгляд и вновь уставилась на то, что происходило внизу.

– И тогда я говорю… – Вязальщик прыснул, явно приближаясь к кульминационному моменту. – «Почему же в таком случае ты их надела?»

Ханна Эшер издала утробный смешок, Анна Вальмон вяло усмехнулась. Даже Грей выдавил из себя улыбку. Улыбка выглядела неестественно на его совершенно равнодушном лице.

Дейрдре смотрела на них бесстрастно, словно исследовала каких-нибудь бактерий. На секунду ее глаза метнулись ко мне, тело едва заметно напряглось.

Как большой специалист по допросам, я начал так:

– И почему ты убила Харви?

Она несколько мгновений смотрела на меня, затем вновь уставилась вниз. У стола появилась Кэррин. Повисла секундная тишина – все разглядывали ее оружие. Потом Грей с неожиданной галантностью поднялся и предложил взять у нее гранатомет, словно это было пальто. Кэррин позволила, кровожадно улыбнувшись тени, где прятался геносква.

– Я не убивала финансиста, – тихо сказала Дейрдре. – Никодимус не разрешил.

Я удивился. Если она не хотела, чтобы я знал, могла бы и не лгать. Могла бы просто промолчать.

– Он сказал это на людях, – возразил я. – Может, в личной беседе он сказал тебе нечто совсем другое.

– Нет. Моя мать убила его заклинанием. Она называет его «Красный скальпель».

– Порез весьма напоминал те, что оставляешь ты, – возразил я.

– Перерезанное горло – это перерезанное горло, чародей.

С этим не поспоришь.

– И ты ее преследовала.

– Я хотела сказать… в общем, спросить ее.

– Спросила? И что она ответила?

– Это личное, – сообщила Дейрдре.

Я прищурился.

Что-то тут было не так. Дейрдре абсолютно не проявляла эмоций по отношению к собственной матери, на что, по моему личному опыту, мало кто был способен. Проклятье, даже Мэйв страдала жуткими материнскими комплексами. Если Тесса действительно желала обставить Никодимуса и Дейрдре и заполучить святой Грааль, должно было быть хоть что-то. Разочарование, раздражение, страх, гнев, покорность – хоть что-то.

Но не эта холодная отрешенность.

Тессу не интересовал Грааль.

Но какие еще мотивы могли у нее быть?

Дейрдре подняла глаза и спокойно посмотрела на меня.

– Он в курсе, что ты хочешь его предать.

– Значит, мы играем на равных, – ответил я.

– Нет, – возразила она все тем же отстраненным голосом. – Ничего подобного. Я видела, как он расправляется с мужчинами и женщинами опаснее тебя, по нескольку десятков зараз. Ты не сможешь опередить, обмануть или победить его. – Она сказала это таким тоном, словно это был факт. – Мэб тоже знает.

– Тогда зачем она меня послала?

– Она хочет избавиться от тебя, не настроив против себя твоих союзников. Ты ведь не можешь настолько заблуждаться, чтобы не понимать этого.

Внезапно меня пробила дрожь.

Это… действительно имело смысл. Если Мэб все-таки решила не использовать меня, мое присутствие больше не требовалось – однако весьма многие мои друзья могли причинить ей большие неприятности.

Разумеется, Мэб играла иначе. Если она что-то затевала, то заботилась о том, чтобы выиграть вне зависимости от обстоятельств. Возможно, она хотела, чтобы я выполнил ее поручение. Но не сказала, что устроила все так, чтобы мое поражение не причинило ей особого вреда. Если я не справлюсь с ее приказом, она сочтет меня обузой, с которой нужно рассчитаться – желательно не рассердив моих друзей. Если я потерплю поражение, в моей смерти обвинят Никодимуса, а чистенькая Мэб сможет выбрать себе нового Рыцаря.

Я стиснул зубы. Что ж, не стоило ждать ничего другого. Мэб была из тех матерей, что учат своих детишек плавать, швыряя их в озеро. Вся моя карьера формировалась именно таким способом: плыви либо иди ко дну.

– Посмотрим, – сказал я.

Едва заметно улыбнувшись, Дейрдре снова повернулась к столу. Грей сидел рядом с Кэррин и тихо, с улыбкой что-то ей говорил. Кэррин прищурилась, но уголки ее губ подрагивали. У него получилось ее рассмешить. Придурок.

– Ты хочешь спросить меня о чем-то еще? – поинтересовалась Дейрдре.

– Да, – тихо ответил я. – Зачем?

– Зачем что?

Я обвел рукой цех.

– Зачем все это? Зачем вы делаете то, что делаете? Зачем откусываете языки, и убиваете наемников, и тому подобное? Что может заставить человека совершать такие вещи?

Она молчала. Тишина становилась угнетающей.

– Скажи мне, дитя, – наконец произнесла она, – какие самые долгие отношения были в твоей жизни?

– Э-э-э. В смысле, которые раньше всего начались? Или дольше всего продолжались?

– Не важно.

– Наверное, с моим наставником из Белого Совета. Я знаю его с шестнадцати лет.

– Ты видишь его каждый день? Беседуешь с ним, работаешь?

– Нет.

– А, – кивнула она. – Отношения с кем-то, кто тебе близок. С кем-то, кто разделяет твою жизнь.

– Э-э-э, – протянул я. – Несколько подружек. Мой кот.

Ее губы искривились.

– Временные подружки и кот. Один кот.

– Это потрясающий кот.

– Твои слова означают, что ты никогда не делил ни с кем свою жизнь на протяжении долгого времени, – сказала Дейрдре. – Самое хорошее, что ты сделал, – это обеспечил домом и вниманием существо, которое принадлежит и полностью подчиняется тебе.

– Только не когда его мою…

Она проигнорировала шутку.

– У тебя были лишь скоротечные отношения, вспыхнули и погасли. Я же вместе с Никодимусом видела, как возвышаются и рушатся империи. Ты зовешь его моим отцом, но не существует слов, чтобы описать наши отношения. Да и откуда им взяться? Слова смертных не могут описать то, чего никогда не постичь и не понять смертным. – Ее губы сложились в ухмылку. – Ты ничего не знаешь про обязательства, дитя-чародей. И я не могу объяснить тебе, почему делаю то, что делаю.

– И что же именно, по твоему мнению, вы с ним делаете? – поинтересовался я.

– Мы сражаемся ради спасения мира, – совершенно искренне ответила она.

По правде сказать, это было самое жуткое, с чем я столкнулся сегодня.

– От чего?

Она слабо улыбнулась и промолчала.

Я не стал настаивать. Мне больше ничего не хотелось от нее слышать.

Я спустился к столу.