– Ты же хотел совета? – Было слышно, как собеседница щёлкнула зажигалкой и затянулась сигаретой. – Получай. Если ты ищешь стимул к жизни… Жизнь после тридцати и всё такое… Смешно вообще, знаешь, но ладно… Выбери самое простое из того, что тебе нравилось в молодости и… Вперёд! Начни с этого. Вот…

– Самое простое? Что это – «самое простое»? Может, есть ещё мысли поконкретнее?

– Слушай, Астахов, ты, по-моему, просто паришь мне мозг.

– Да нет, Настя. Послушай…

– Знаешь что?! Иди к чёрту, Астахов! Сам разбирайся со своими вещами-невещами…

Трубка разразилась короткими гудками.

Игорь отложил телефон и блуждающим взглядом обвёл комнату. «Самое простое из того, что нравилось в молодости…» Нет, это не подсказка, это так… Как совет преодолеть небольшой личный кризис – возможно, но для ситуации, в которой оказался Игорь, это не подходит. А если всё-таки… Ну, что ещё делать?.. Его взгляд упал на старое семейное фото с родителями, стоявшее в традиционном для многих людей месте – в серванте. (Кстати, он искал по вазочкам в серванте? Искал…) Если всё-таки…

Ему показалось, что он что-то нащупал, невесомое, готовое раствориться…

Всё-таки… Всё-таки… Всё-таки…

Сейчас-сейчас… Нужно ухватиться, удержать, облечь в слова возникшее ощущение… разгадки? Нет, но ощущение правильного направления мысли. Уже кое-что.

Игорь сорвался с места и метнулся к тумбочке. Там, на второй полке лежали распиханные по пластиковым бочонкам фотоплёнки. Одна, две… пять… девять… двенадцать. Некоторые подписанные, большинство безымянные. Проявленные давным-давно, но почти все так и не отпечатанные.

Он всё собирался однажды выбрать лучшие кадры, прикупить несколько красивых фотоальбомов, заполнить их памятными прямоугольниками фотокарточек, но желание это никогда не переходило в активную фазу.

А что? А ведь похоже на ответ задачки?! То, что собирался сделать, но так и не сделал. То простое, чем нравилось заниматься в молодости, – тоже подходит. Фотографировать Игорь раньше очень любил, первую плёнку отщёлкал ещё в детстве и карточки печатал сам, в завешенной одеялом ванной комнате в мистическом свете красного фонаря.

А как он на самом деле завидовал работам Порфирьича!..

Плёнки, плёнки…

Сердце забилось часто-часто. На миг бросило в пот, следом холодок пробежался по позвоночнику. Неужели это и есть ответ?

Игорь достал одну, размотал, глянул на просвет. Поход в горы. Большая компания. Красивые места. Он сам с какой-то девушкой, не рассмотреть. Настя? Нет, этой плёнке лет семь, если не больше.

Вторая. Дядя Витя и его дочка Ленка, совсем маленькая. Где же это? Кто к кому в гости ездил?

Третья. Новый год. В общаге, что ли? Множество лиц. Не вспомнишь так сразу, не разберёшь.

Нужно печатать. Нужно смотреть. Обязательно.

Ответ, наверняка, не сами плёнки, а фотографии. Или то, что на них. Это – ключ. Поэтому…

Он поспешно разыскал на кухне чистый пакет, сложил туда серые и чёрные цилиндрики и побежал к шкафу одеваться.

11. Миссия

Плёнок было так много, что ему пришлось заказывать печать в двух местах, чтобы не ждать следующего дня. Даже с полагающимися оптовыми скидками за всё набежала приличная сумма. Игорь даже засомневаться, хватит ли ему наличности. Впрочем, хватило. В одном месте ему пообещали выполнить заказ к трём часам дня, во втором – в четыре. До этого времени нужно было себя чем-то занять. Он по инерции вернулся к дому, но вдруг почувствовал, что подниматься наверх, в квартиру, где царит полный разгром, где так явственно ощущается запах безысходности и тень убегающего времени, решительно не хочется. Там его точно охватят сомнения в том, что фотографии – это ключ к загадке, снова вернётся злость и депрессия. Нет, уж лучше прогуляться, отвлечься, не дать себе усомниться.

Под подъездом на лавочке спиной к дорожке сидел соседский мальчишка лет одиннадцати. Сидел и задумчиво смотрел на начинающийся от его ног газончик. Единственным достойным внимания объектом на этом клочке земли являлся розовый куст, увенчанный несколькими крупными бутонами. Игорь вспомнил, что точно так же парнишка сидел и вчера утром, когда Игорь отправлялся на поиски старых друзей и новых приключений. Вчера, окрылённый и преисполненный оптимизма, он выскочил на улицу и пробежал мимо, даже не задумавшись, чем так занят его сосед по подъезду и почему он не в школе. Впрочем, причину последнего можно было объяснить гипсом на правой руке.

Игорь присел с противоположного края на лавочку, мучительно пытаясь вспомнить, как зовут парня. Такой информации в голове, увы, не водилось. Тогда он сказал просто, стараясь изобразить голосом максимум дружелюбия и хорошего настроения:

– Привет, дружок. Что с твоей рукой?

Ответная реакция поразила Игоря до глубины души. Мальчишка, не говоря ни слова, поднялся со скамейки и, не оборачиваясь, пошёл к подъезду. Это было уже слишком! Ошеломлённый Игорь хотел окликнуть его и рассказать кое-что про вежливость и уважение к старшим, но вдруг заметил тонкие проводки наушников, ведущие к ушным раковинам.

Мда… Бесполезно. От него шугаются даже дети!

Мальчишка скрылся за дверью подъезда. Игорь вздохнул, посидел с минутку и тоже поднялся. Побрёл на автомате со двора и дальше… Побрёл, что называется, куда глаза глядят, но вскоре опомнился, так как лишённое контроля тело повлекло его самым привычным рабочим маршрутом к остановке автобуса. Нет, это не годилось. Игорь вздохнул, развернулся и пошёл в парк.

Он побродил немного аллейками меж ёлочек, акаций и каштанов, получил ещё одно расстройство оттого, что его не узнал прогуливающийся там старый учитель математики Пётр Валерьяныч. Впрочем, старик не замечал его и раньше. Возможно, он не замечал и не помнил никого из своих бывших учеников.

В парке он бродил недолго. Шумный проспект, где в фотостудии сейчас зрело его спасение, а может и разочарование, притягивал магнитом. Игорь нащупал в кармане две квитанции и, тоскливо вздохнув, зашагал туда.

В половине пятого он уже разложил все фото по дому. Было их почти четыре сотни. Сначала он стал просто просматривать их одну за другой в пачке, но потом показалось, что правильнее сделать по-другому. И он разложил отпечатанные фотографии по всем горизонтальным плоскостям спальни. Стол, диван, пол, какие-то коробки, в которых он утром рылся и бросил… Отовсюду на него смотрели знакомые и позабытые лица. И Игорь тоже смотрел на них.

Сколько же их! Поразительно, как много людей встретил он за свою жизнь. Сколько девушек, с которыми что-то было… начиная с мимолётного флирта и заканчивая годами семейной жизни. Игорь вспомнил сон про кровати и попытался прикинуть примерное число своих влюблённостей. При том, что в этом плане он считал себя самым что ни на есть среднестатистическим мужчиной… выходило под два десятка. От этой цифры у него даже слегка округлились глаза, но, подумав о сроке, за который вёлся отсчёт, он расслабился. Пятнадцать лет – немалый срок. Но эта цифра отозвалась уже по-другому. Жизнь пролетает. Неустроенная, без счастья, без любимого дела, без близкого человека, без наследников… Хотя… что он может оставить в наследство?

Запаздывание… Чего юлить, оно ведь уже подобралось к стадии необратимости. В это не хочется верить, но вот он, его последний шанс – разбросанные вокруг фото. Ну, фото… И что?

Люди, люди, люди… Если представить жизнь каждого из нас пёстрой лентой, то какой бы мог получиться узор из переплетений и взаимопроникновений, пересечений и скрещиваний…

Он опустился на диван, уставившись в потолок. Протянул руку, взял фотку наугад. Улыбающиеся лица на вокзале. Встреча? Расставание? Положил, зацепил следующую.

Шашлык на озере. Компания, усевшаяся вокруг костра. Красное полотнище с намалёванной белой надписью: «Мир! Труд! Май!».

Вечер встреч выпускников на юбилей школы. Самая многочисленная встреча за все годы. Коллективное фото на фоне исчёрканной мелом доски. При виде «Дано» и «Найти» как-то по-особому кольнуло сердце…

А вот ещё одна. Из старых. Игорь прекрасно помнил её, последнюю чёрно-белую плёнку, которую он сам отпечатал при помощи фотоувеличителя и ванночек с реактивами в зашторенной ванной комнате. Пять девчонок и два пацана прогуливали пары на втором курсе. Что интересно, с этой плёнки не было ни одного кадра брака, все фотки вышли классные и всем понравились. Наверное, поэтому все и пришлось раздать. Себе ничего не осталось.

Агата… Надо же! Карточка с его первой машиной, которую он очень любил, которой дал это имя – Агата – и с которой пришлось расстаться. Расстаться, потому что у Агаты назрели проблемы и с мотором, и по кузову, потому что заниматься ремонтом было негде, некогда, да и накладно, а сосед предложил неплохой альтернативный вариант… Да, в общем, много тогда нашлось причин, оправдывающих нежелание восстанавливать старый автомобиль, оправдывающих… предательство. Где ты теперь, малышка, на какой свалке?

Сдача диплома. Морской круиз. Новый год на работе. Настя…

Так прошло более получаса. Он брал снимок, смотрел на него, вздыхал, клал обратно, следом тянул новый.

На какой-то миг он почувствовал, что эти карточки «10 на 15», разбросанные по дивану, столу, лежащие на ковре… Всё это давит на него. Игорь ощутил себя похороненным под пластами истории. Он тонул в воспоминаниях, погружался на дно, в сумрак минувших дней. Но, вопреки ожиданиям, это было не страшно. Уже не страшно.

Игорь понял, что ошибся, не угадал, выбрал не то. Шанс упущен. Значит, его забудут. Значит, дальше – лишь одиночество и пустота. Можно прощаться.

Игорь обвёл безвольным взглядом разложенные повсюду фотографии, пытаясь ухватить сразу множество лиц. Помахал им рукой.

Прощайте, люди! Можете с чистой совестью забыть про Игоря Астахова. Вычёркивайте из памяти! Считайте, этого человека больше нет.

Возникло желание поднять поминальный бокал и всплакнуть под печальную музыку. Да, именно! Оставаться в тишине становилось невыносимо. Захотелось заполнить звенящий вакуум квартиры чем-то особенным, близким его душе и его времени. Музыкальный центр был отвергнут. Игорь бросил взгляд на вытащенный вчера с балкона кассетник. Магнитофон уже ничего не писал, у него не работало радио, но звук… Звук он ещё мог сносно извлечь из магнитной ленты, и Игорь понял, что ему необходима именно такая музыка. Свою коллекцию кассет он, поддавшись импульсу, подарил одному приятелю, у которого в машине ещё сохранилась кассетная магнитола, подарил уже давно. Но неужели он отдал всё? Нет, по крайней мере, одну какую-то кассету он видел буквально сегодня, копаясь в хламе. Лежала она…

Где же она лежала? В каком-то неожиданном таком месте… Та-а-ак… Где? А, ну да, в старой коричневой папке! Игорь неторопливо, ибо торопиться было, по его мнению, уже бессмысленно, разыскал среди вещей эту самую папку, с которой одно время, давным-давно, ходил в институт. Утром он уже заглядывал в неё, там лежали какие-то вещи, не заинтересовавшие его, причём, какие именно вещи, Игорь даже не запомнил. Сейчас это можно было исправить.

Кассета в подкассетнике без вкладыша, потрёпанная колода карт, синяя общая тетрадь с простой и лаконичной надписью: «ВОЙНА» на обложке и отдельно листик из этой тетради с незаконченной пулькой – таково было содержимое папки. Ничего необычного, удивительно лишь, что папка в нетронутом виде пережила три квартирных переезда, не потерялась, не была выброшена, не понадобилась для переноски или хранения каких-нибудь документов, а так и валялась… «ВОЙНА» означала конспект по дисциплинам военной кафедры. Эпизодические записи лекций, схемы, рисунки на полях, а на последней странице – настоящая картинная галерея, в центре которой в рамочке жизнеутверждающе красовалось: «ВОЙНА окончена! Наступил МИР!» И карты, кстати, были неотъемлемой частью «военки». Если могли, то сбегали с лекции сыграть в буру или расписать пульку. «Вот эту партию не закончили, – Игорь взял в руки расчерченный лист, – хотя я даже выигрывал».