Распахиваю дверь и вхожу. Как в бреду плетусь по пустой гостиной, прислушиваясь к тишине. Скидываю кроссовки и оглядываюсь вокруг.

– Твою мать. – Произношу глухо. – Твою ма-а-ать! – Ору на выдохе, толкая руками пустоту. – Будь ты проклята, твою мать!

– Мяу. – Доносится откуда-то.

Я поворачиваюсь на звук и вижу котенка, выбегающего из-за дивана. Он направляется ко мне, но я отворачиваюсь и падаю в кресло. Закрываю лицо руками. Делаю тяжелый, судорожный вдох, но предательский кислород никак не хочет попадать в мою глотку, сопротивляется. «Черт, почему же так тяжело даже просто вдохнуть?»

– Мяу. – Что-то теплое касается ноги.

Мне хочется заорать, чтобы он убирался, хочется оттолкнуть его, но вместо этого я сцепляю зубы до хруста и тихо стону, по капле выдавливая из себя с этим звуком все раздражение и злость.

– Мр-р. – Хвостик прыгает мне на колени.

И я замираю. У меня нет даже сил, смотреть на него. Наверное, он все еще пахнет Марианой, и у него такие же большие, обманчиво-преданные наивные глаза. Я отворачиваю лицо и натыкаюсь на свое отражение в зеркале – ну, и мерзость. Выгляжу дерьмово: будто не спал две ночи. Но так и есть, и все время, пока я искал ее, мои нервы были на взводе, а мозг кипел.

Хвостик трется о мою грудь, мурлычет, но так и не добивается от меня ответной реакции. Я вряд ли способен дать тепла, чтобы обогреть даже такого кроху, как он. Мое тело абсолютно бесполезно, а внутренности черны – они сгорели, изгнили, превратились в прах, и от меня смердит одиночеством и болью. Единственное мое желание – никогда не вставать с этого кресла, врасти в него, превратиться в обивку и стать невидимым.

– Ты вернулся! – Разрывает тишину истеричный вопль. – Слава богу!

И меня начинает тошнить.

«Нет, господи, только не это, не сейчас…»

– Наконец-то, Кай! Я чуть не сошла с ума, не знала, ждать тебя или нет!

Котенок испуганно жмется мне под мышку, я зажмуриваюсь в надежде, что, когда открою глаза, все исчезнет – в том числе и этот визгливый голос. Но шаги приближаются.

– Ты чего? – Раздается перед самым носом.

Я с неохотой открываю глаза, прямо передо мной – Эмилия.

Не представляю, что держало нас вместе так долго? Не спорю, она – красивая девчонка, но мы абсолютно разные, нам даже говорить было не о чем. Просто хреновы традиции: король школы встречается с королевой, поэтому он и король. И я держался за это. Так было удобно.

– Что с лицом? Ты упал? Ударился? Опять с кем-то подрался? С кем? – Она выстреливает эти слова, как из пулемета.

– Эм. – Прошу я, поморщившись. – Не ори, у меня башка сейчас лопнет.

– Тебе больно? – Эмилия тычет пальцем мне в челюсть.

– Ай, – отталкиваю ее от себя, когда боль в месте удара простреливает молнией в голову.

– Ты ведь никогда не успокоишься, да? – Нависая надо мной, спрашивает она. – Так и останешься таким. Диким.

Ее губы обиженно поджимаются, а я пытаюсь сфокусировать на ней взгляд и разглядеть в ее лице что-то такое, что должно сейчас сдерживать меня от лавины грубостей, которую я хочу на нее низвергнуть. Эм сказала, что у нее будет ребенок. От меня. Мой ребенок. Эта новость должна перевернуть мое сознание, поменять мое отношение к ней, но ничего не происходит.

Что со мной? Неужели, я конченный? Неужели, настолько поломанный, что не способен на элементарные чувства? Почему у меня к ней даже тепла и сочувствия не возникает? Ничего не щелкает внутри, не екает, не отзывается. Пусто.

– Я стою перед тобой, ты смотришь на меня, но не замечаешь. – Озвучивает мои мысли Эмилия. Ее красивое лицо меркнет. – Что ты такое, Кай?

– Ничто. – Шепотом отвечаю я.

Ничтожество. Грязь. Пустота. Тьма.

– Столько лет, и ты ничего ко мне не чувствуешь? – Качает она головой. – Что мне еще сделать, чтобы ты меня заметил? – Эмилия падает передо мной на пол. – Встать на колени? – Прижимает руки к груди, будто собирается вырвать сердце. – Умолять тебя?

– Прекрати. – Меня ее поведение только злит.

– Все старшие классы я была рядом. – Говорит она надтреснуто. – Была твоим другом, твоей девушкой, твоей любовницей, товарищем. Я была рядом, когда тебе было плохо, и когда хорошо. Я оставалась с тобой даже, зная, что ты увлекся еще кем-то, и не раз. Мне казалось, они для тебя – лишь эпизоды, а я – твое большое, сильное, яркое. Я – твое главное! И только поэтому закрывала глаза на все.

– Ты была со мной потому, что хотела этого. – Вздыхаю я, глядя, как она улыбается, чуть не плача, и как ее губы дрожат. – Я не просил.

– За что ты так со мной? – Эмилия облизывает губы, делает судорожный вдох. – За то, что я всегда была тебе верна?

– Говорю еще раз: я тебя не просил.

– Ты бросил меня и свалил! – Вскрикивает она и бьет меня по ноге. – Столько лет! А ты не удостоил меня даже объяснениями!

– Брось. – Перекладывая перепуганного котенка на колени, цежу я.

– Чертов эгоист! Урод! – Взвизгивает Эмилия, поднимаясь с колен. – Непрошибаемый! Ты хоть понимаешь, что у нас будет ребенок?! – Она взмахивает руками. – Понимаешь, что из-за твоего скотского отношения ко мне он будет расти без отца?! Понимаешь, что, если я сейчас уйду, ты никогда не увидишь его?!

– Нужно еще разобраться… во всем. – Прочистив горло, говорю я.

Ее лицо вытягивается.

– Катись к чертям! – Бросает Эмилия.

Разворачивается и пулей припускает к двери. Останавливается на полпути и бежит обратно, подхватывает сумку, стоящую возле дивана, закидывает на плечо и снова бросается к выходу.

Я наблюдаю за ее метаниями с неясным чувством, похожим на досаду. Ребенок – не муха, от него не отмахнешься. Пожалуй, мне стоило бы мягче относиться к его матери – может, я и говно, но точно не хочу, чтобы мой сын повторил мою судьбу и тоже стал озлобленным, травмированным, не способным себя контролировать и обиженными на весь мир чудовищем.

– Стой. – Произношу я негромко, когда она отворяет дверь. – Да стой ты! – Ору ей вслед прежде, чем она захлопывает дверь за собой.

Да что за день такой!

Мне приходится встать, открыть окно и прокричать:

– Эм! Стой! Да вернись ты, ну, давай, поговорим!

Ее аккуратная фигурка замирает на подъездной дорожке. Эмилия медленно оборачивается, она тяжело дышит, смотрит на меня затравленно, недоверчиво, а я силюсь вспомнить все хорошее, что было между нами. Но больше вспоминается плохое, происходившее по моей вине. И неотвратимо наваливается ответственность: вступая в любые отношения, ты несешь ее в той или иной мере. Когда ухаживаешь, когда заботишься, защищаешь, когда что-то обещаешь девушке, делишь с ней обед или ложишься с ней в постель.

Эмилия не была той, что проходит через твою койку и остается незамеченной, той, чье имя ты не вспомнишь на утро. Она не была особенной, не была той самой, и уж, конечно никогда не была Марианой, которая одним взглядом впивалась в сердце. Но я ее выбрал. И она пару лет была моей официальной подругой – той, кого мне следовало уважать, и кому нужно было быть верным, чего я не смог или не захотел.

– Вернись в дом. – Вздыхаю я, позволяя чувству вины затопить меня до кончиков ушей.

Мой это ребенок или нет, но я должен взять ответственность за него и за его мать, независимо от того, в каком качестве мы продолжим с ней общаться.

– Папа еще не знает. – Всхлипывает Эмилия, переступая порог. Она стирает слезы с щек и прячет взгляд. – Он меня убьет…

Я стою, словно истукан, котенок тычется носом мне в грудь. Нужно что-то сказать, но меня мутит от происходящего.

– Мне некуда идти. – Девушка поднимает глаза, в них сквозит печаль и растерянность.

– Ты не думала про аборт? – Эти слова вырываются из меня помимо воли.

Она застывает в изумлении.

– Я в смысле… – С трудом собираю слова в предложения. – Зачем тебе ребенок от такого, как я? Ты могла бы начать жизнь заново: у тебя состоятельная семья, они оплачивают тебе учебу в университете, впереди карьера или семейный бизнес – на выбор. Сампо – городок небольшой, но тебя там ничто не держит, ты могла бы…

– Ты. – Выдыхает Эмилия, сцепив руки в замок на груди. – Ты держал меня там, и если бы я поехала куда-то, то только вслед за тобой. Я люблю тебя, Кай. И всегда любила. Иначе, зачем? Все эти унижения, боль, игнор, твои загулы – я терпела все, только бы быть с тобой. Я надеялась, ты возьмешься за голову. А теперь ты предлагаешь убить твоего ребенка. Хочу ли я? Нет. Смогу поступить так? Никогда. Он – часть тебя, которая навсегда останется со мной, даже если ты уйдешь.

– Ребенок – это большой шаг. Ты могла бы завести его с тем, кто захочет быть его отцом. – Мне хочется быть с ней предельно честным.

– Ладно, я поняла. – Поправив сумку, улыбается она.

Вот дерьмо.

– Не уходи. – Вздыхаю я. – Мы… придумаем, как быть.

– Ты не обязан. – Говорит Эмилия, сжимая ремешок сумки все сильнее, пока пальцы не начинают белеть.

Ей чертовски трудно произносить эти слова – это видно.

– Нет, обязан. – Чужим голосом говорю я. – Если ты решила его оставить, я буду рядом.

Она врывается в мои объятия, игнорируя котенка, который впивается когтями через одежду мне в кожу с перепугу. Но Эмилию это мало волнует. Орошая слезами мои футболку и куртку, она всхлипывает:

– Я знала, что мы будем вместе, что ты меня не бросишь. Я так скучала, Кай!

– Я… буду помогать тебе. – Растерявшись от ее напора, бормочу ей в макушку. – Слушай, Эм, я не говорю, что мы снова пара, я имел в виду…

– Спасибо, спасибо! – Пищит она, сотрясаясь в рыданиях.

Вот черт. Мои руки безвольно опускаются, но уже через секунду правая гладит спину Эмилии.

– Теперь все будет по-старому. – Шепчет она.

– Ты перегибаешь, я не это сказал. – Сопротивляюсь я, с трудом удерживая растущее раздражение.

– Тебе просто нужно время. Главное, что мы вместе.

Нет. Это не так. Но на этот раз я не спешу ее поправлять.

Мариана

Я не испытываю чувств. Только злость.

Однажды Кай бросил эти слова мне в лицо в приступе ревности. Жестокий, запутавшийся, огрызающийся на всех мальчишка, так и не решающийся повзрослеть.

Каждая мысль о нем причиняет мне боль. Обрывки наших разговоров, картины наших встреч, воспоминания о коротких счастливых мгновеньях разгоняют сон, стучатся в голову, бередят еще не зажившие раны. Чем сильнее я стараюсь думать о чем-то другом, тем навязчивее становятся эти флешбэки – и хороших среди них, конечно, намного меньше.

Память швыряет мне их, точно кадры старой кинопленки: вот Кай грубит мне, вот угрожает, пугает, больно стискивает запястье, шею, прижимает к стене, кусает мои губы, тянет за волосы, сминает мое тело в своих руках. И каждый раз я с благодарностью принимаю унижения и прошу еще – еще больше боли, ненависти, изощренной сладкой пытки, больше сумасшествия и горького яда, который маскируется под любовь.

Мне наивно казалось, что со мной он станет другим, но так бывает только в сказках. В жизни ты либо принимаешь человека, как есть, и любишь, несмотря ни на что, либо тратишь годы, нервы, здоровье и всего себя на то, чтобы переделать его и, в конце концов, идешь своим путем – без него.

Я еще не знаю, как буду жить без тебя, Кай.

Не знаю, смогу ли.

Но очень четко осознаю лишь одно: когда мы вместе, мы разрушаем друг друга. Ты привык к самоуничтожению, а я чувствую, что скоро от меня ничего не останется. Мне нужно привыкнуть жить без тебя. Мне нужно снова стать самой собой.

– Что? – Сонно бормочет Витя.

Я молчу, глядя в окно, где солнечный свет тщетно пытается разогнать хмарь сизых туч.

– Ты что-то сказала? – Он трет глаза.

– Нет, спи. Еще рано.

– Угу. – Его голова падает обратно на подушку, рука ложится на мое бедро.

Через секунду Витька засыпает обратно: его дыхание становится ровным и спокойным.