Мари заверила мать, что они отведут Лидию в больницу к Стафису и тут же вернутся, и девочки ушли. Роза с беспокойством смотрела им вслед, пока дети не скрылись из виду. На узкой улочке, припорошённой снегом, царили тишина и безмятежность. Соседи просыпались, ставили чайники, слушали радио; никто не заметил, как маленькая Лидия вихрем пронеслась через весь посёлок. И почему она просит помощи у её дочерей? Почему не у неё, взрослой женщины? Роза бросила взгляд на часы, захлопнула дверь и вернулась к плите. Незачем думать об этом – у неё и без детских истерик забот полон рот.

* * *

– Что ты натворила? – Брата Лидии не пришлось долго ждать. – На тебе лица нет!

Кассандра фыркнула. Кто бы говорил! Они вызвали Стафиса с ночного дежурства: он и сам выглядел так себе. Кассандра и Мари не хотели его беспокоить, но из сбивчивого рассказа Лидии выходило, что женщине в поле срочно нужен врач.

– Ещё раз, где вы её нашли? – поморщился Стафис. – Ангел! Надеюсь, я ослышался.

– В секторе лиавер, – повторила Мари. Она умолчала о том, что Лидия ходила на поле одна. – Стафис, мы догадываемся, что это значит, но Лидия…

– Да, конечно, – кивнул он. – Ох уж эти… ливьеры. Женщина ещё жива, да? Погодите две минуты, я отправлю людей ей на помощь, и пойдём домой. Моя смена закончилась.

Две минуты растянулись на полчаса, и, когда они наконец покинули больницу, уже совсем рассвело. Стафис молча шёл рядом с сестрёнкой, сжимая её руку. Мари и Кассандра брели следом. Мари достала заколку и пыталась на ходу причесаться, а Кассандра рассеянно пинала камни на дороге.

– Что ж, лиаверы. Красивые цветы, верно, Лидия? – Стафис начал издалека.

Они остановились у старого дома, который был даже меньше, чем дом Мари и Кассандры. Просто невероятно, как всё семейство Стафиса и Лидии умещалось там, когда собиралось вместе. Наверное, поэтому их отец и сестры предпочли уехать и работать за пределами посёлка. Или всё-таки дело в безработице?

– Лиаверы прекрасные! – отозвалась девочка. – Но ориенту я люблю больше.

Стафис нахмурился, отпирая дверь и пропуская их вперёд.

– И всё же, надеюсь, после сегодняшнего происшествия ты больше не станешь самовольно сбегать в поля? Вы садитесь, я заварю чай.

Сёстры устроились на двух единственных стульях, а Лидия забралась на колени к Мари. Пока Стафис наливал воду в чайник, Кассандра продолжила за него, не выдержав вопросительного взгляда девочки:

– Лиаверы – безумно дорогие цветы, Лидия. Но дело даже не в этом. Есть такие люди…

– Ходят слухи, – вмешалась Мари. – Об этих людях ходят слухи, Касси. Мы не знаем наверняка.

– Как это не знаем, если Лидия своими глазами сегодня… э-э… то есть мы вместе своими глазами…

– Да брось, Касси, я уже понял, что Лидия улизнула без вас, – вздохнул Стафис.

Кассандра невольно улыбнулась: не ругается, надо же! Но тут же одёрнула себя и строго посмотрела на девочку.

– Так вот, Лидия, – продолжила она, – лиаверы – это цветы пятого класса, поэтому в их сектор запрещено ходить без допуска, там может быть опасно. Не то чтобы там часто случались такие вещи, но всё возможно.

– Так кто же это?! – нетерпеливо воскликнула Лидия. – Что за женщина?

– Ливьера, – отозвался Стафис. Ожидая, пока заварится чай из дешёвых пакетиков, он плеснул на себя водой и несколько раз провёл ладонями по бритой голове и лицу, словно надеялся смыть круги под глазами.

– Лив… как цветок, что ли?

– Созвучно. Говорят, что они обладают волшебной силой, потому что едят лиаверы. Но это, конечно, полный бред! Ты же знаешь, Лидия, – тоном школьного учителя сказал Стафис, – что раньше наша страна называлась Королевство Флориендейл. Как давно существует Соединённая Федерация, ну-ка?

– Пятнадцать… или нет, шестнадцать лет, – ответила девочка.

– Верно. А дальше всё просто. Ливьеры – это такие люди, которые собрались вместе, потому что до сих пор хотят вернуть королеву на трон. Про них иногда говорят по телику, выставляют их опасными преступниками и врагами Федерации, ничего нового.

– Мы же продали телевизор? – протянула Лидия.

– Да, но он есть у меня на работе.

– Ну вот, а в школе нет… – девочка поджала губы.

– Стафис, но они же на самом деле не опасны? – Мари приняла чашку из рук Стафиса и благодарно кивнула. – Много их?

– Этого я не знаю, Мари, а верить официальным цифрам нет смысла. Я их даже не запоминаю.

– Но ты на стороне лиавер, да? Тьфу, то есть ливьер, – спросила Кассандра. – Ты бы тоже хотел вернуть королеву?

Она сто лет жила по соседству со Стафисом, но не слишком хорошо его знала. Стафис больше времени проводил с Мари, которая помогала ему в больнице и часто оставалась приглядывать за Лидией, когда у него были долгие дежурства или вызовы.

– Да какие тут стороны? Я не то чтобы одобряю эту шайку у власти, – Стафис понизил голос, будто кому-то в такой глуши могло прийти в голову подслушивать их разговор.

Конечно, он обращался уже не к сестре, а к девушкам. Лидия быстро заскучала и занялась поглощением печенья, до которого могла дотянуться, не вставая с колен Мари.

– Сначала Линчев, потом Роттер… Я за достойную жизнь, вот за что я. Последняя королева была такая… неуверенная в себе дама, насколько я помню. – Он на мгновение задумался. – И всё-таки при новой власти жизнь стала… Да что вам объяснять, сами знаете.

Кассандра огляделась. Все без исключения дома в их посёлке обветшали и нуждались в капитальном ремонте. Работы тут было мало, особенно зимой. Каждый год власти округа отбирали у них несколько цветочных секторов и передавали более крупным поселениям. Можно было устроиться в школу или больницу, но и там платили так мало, что Стафис в своё время переругался со всеми родственниками, когда отказался уезжать в Индувилон на заработки. Ссора тянулась несколько месяцев, пока отец не придумал оставить Стафиса «на хозяйстве» с маленькой Лидией, а старших сестёр забрал с собой. С тех пор обе стороны, продолжая жить в крайней бедности, удивительным образом были довольны друг другом.

– Перемены тогда произошли радикальные… – вспоминал Стафис. – Роттер всё с ног на голову перевернул, многих арестовали. Это, конечно, не понравилось ливьерам. Правда, эти дамы не сразу о себе заявили… лет пять-шесть назад.

– Там только девочки? – удивилась Кассандра. Об этом она слышала впервые.

– Девочки, женщины, верно.

– А где же мужчины? Или их всё устраивает?

– Откуда мне знать? – Стафис пожал плечами. Он размешал ложку цветочного мёда и громко отхлебнул из чашки. – Нет, вряд ли, конечно, мужчин всё устраивает. Может, они там эти… феминистки. В общем, если полиция ловит ливьер, их забирают в Роттербург. А раненые или больные ливьеры иногда забредают на наши поля, как будто им среди лиавер умирать не так страшно.

– Тогда их души попадают в рай, – тихо сказала Лидия.

Мари невесело усмехнулась.

– Стафис, а с той женщиной, ну которую я нашла, всё будет хорошо? – спросила девочка и дотронулась до своей щеки.

– Не знаю, сестрёнка, но доктора постараются её вылечить.

– А что потом? Вы выдадите её? Властям, я имею в виду? – напряжённо спросила Кассандра, пристально глядя на Стафиса.

Он покачал головой, отводя глаза.

– Это зависит от пациента, Касси. Я помню пару случаев… Обычно ливьера благодарит за помощь и тихо уходит, если только ей не попадётся особо законопослушный врач – так это не про наше захолустье. А вот была одна девчонка, хитрая лиса, ещё и рыжая… Она сама попросила передать её в окружную полицию.

– И что потом? – Кассандра затаила дыхание.

Стафис нахмурился, словно не хотел говорить, но всё-таки ответил:

– Застрелила полицейских и сбежала.

β

– Мы не можем казнить Эстель Амейн! – снова повторил Игорь Линчев. От волнения он то и дело щёлкал шариковой ручкой, и Роттера это уже начинало раздражать. – Ты подумай, что напишут в газетах!

– Я подумал, – Роттер усмехнулся, не отрывая глаз от города за окном. – Но время пришло. Шестнадцать лет назад ты был против, и правильно. Я рад, что хотя бы тогда папаша к тебе прислушался…

Из толстого Игоря вырвался какой-то звук – то ли вздох, то ли возглас негодования.

– Конечно, в тот момент такое громкое убийство… то есть я хотел сказать, казнь… нам бы только повредило, – меланхолично продолжил Роттер. – Но это было давно, а сегодня всё иначе. Не надо цепляться за прошлое, Игорь, оставь его гнить на компостной куче. Флориендейл – миф. – Роттера передёрнуло от отвращения. – Королева Флориендейла – миф. Она годами сидит в своей алилутской тюрьме и ещё столько же просидит, тут большого ума не надо. Ты пойми, о ней уже не помнит никто, кроме кучки психованных фанатиков – так этим всё равно никогда не угодишь. Ты говоришь: газеты. К чёрту газеты! Сейчас такой момент, когда мы можем провернуть это дельце по-тихому. Я хочу от неё избавиться, и точка.

– Но как же обещание, которое мы дали, когда… помнишь, обещание, что мы не тронем Амейн и ребёнка в обмен на информацию и лояльность нашего… сообщника? – Игорь проигрывал, но явно не собирался сдаваться без боя.

– Не будь так наивен, – ухмыльнулся Роттер и, развернувшись к Линчеву, внимательно на него посмотрел. – Наш друг и «сообщник» спасал себя, свою жалкую загибающуюся душонку, когда просил не убивать их. Мол, я предатель и подлец, но всё-таки не убийца. И мы охотно ему подыграли – зачем же доводить человека до исступления?

Игорь салфеткой промокнул выступивший на лбу пот.

– Только где он теперь, наш приятель? – продолжил Роттер. – Мы, кажется, позаботились о том, чтобы среди наших новых друзей не было предателей. Он уже, небось, давно помер. Его маленькое желание мы выполнили, но срок давности истёк, финита. Так что… нечего тянуть, – подвёл он итог. – Плесни мне шампанского, Игорь, это надо отметить.

– Отдашь приказ прямо сейчас? – спросил Линчев, доставая бутылку шампанского из стеклянного шкафчика в углу просторного светлого кабинета.

Роттер задумался.

– Нет, позже. Переговорю с Холландом, как лучше с этим покончить. Передай ему, пусть позво… нет, вызови его сюда. Давно уже он не показывался.

Когда Линчев ушёл, Роттер встал, потянулся, разгибая затёкшую спину, и подошёл к окну так близко, что чуть ли не уткнулся в него носом.

– Отличная погодка сегодня, – довольно промурлыкал он.

Лучи солнца отражались в стёклах зданий; свет дробился, множился, и всё вокруг сияло. Восхитительно! В такую погоду Роттер гордился своим детищем даже больше обычного. Вот он – Роттербург, его столица, его мечта, а не Флора и Ориенталь, то жалкое подобие городов, где ему пришлось провести столько лет на пути к власти.

Роттер помнил, как его, тогда ещё тощего подростка, угораздило провалиться в этот мир с Поверхности. Это был не город и даже не деревня – место, куда его занесло. Так, горстка хижин на окраине леса. Роттер презирал людей, приютивших его, этих необразованных грубоватых дикарей, которые и носа не высовывали за ограду своих земель. В восемнадцать лет он свободно говорил на трёх языках, видел Чикаго, Пекин и Москву, погружался на подводной лодке и имел разряд по шахматам, но их интересовало только, умеет ли он доить коз. Просто кошмар! Роттеру до сих пор становилось дурно при одной мысли о козах, и он предпочитал не вспоминать об этом унизительном периоде своей жизни. Кроме разве что…

Впрочем, всё хорошо, что хорошо кончается, и через несколько лет скитаний по Флориендейлу, когда он наконец привык обходиться без электричества, научился ездить верхом и в совершенстве освоил их убогий диалект, Роттер случайно наткнулся на портал домой. Пространственные дыры открывались и закрывались произвольно в самых непредвиденных местах, но обычно – только в одну сторону. А ему повезло!