Обведя мутными глазами непонимающие лица сотрудников Управления, на которых зловещими кляксами сияли яркие… прямо наисвежайшие метки Смерти, я судорожно сглотнул. И, только теперь понимая, о чем именно предостерегала меня Лори, почти бегом кинулся на улицу.

Кэб удалось поймать сразу – в это время для них здесь самое доходное место. Место назначения извозчику, конечно, не понравилось, но я пообещал, что удавлю его на месте, если он не домчит меня до Базарной улицы за четверть мерной свечи. С учетом того, что я до сих пор не отпустил от себя Тьму и посмотрел на посеревшего мужика сквозь призму ее мрачного присутствия, мешкать он не рискнул и с такой силой хлестнул обиженно взвизгнувшую лошадь, что та едва не понесла.

Всю дорогу до дома Лори я себе места не находил от беспокойства.

Да, я мог ошибаться, считая, что бабка девчонки как-то причастна к похищению у жреца некоей… пока неизвестной нам вещи. Но вплоть до вчерашнего вечера… до того, как сыскари вошли в ее дом… ни у кого из нас печати Смерти на лице НЕ БЫЛО!

Я видел ребят после визита в храм и дом Алека Дроуди. Видел и потом, пока мы метались по городу в поисках ответов. Все они были чисты. И только вечером я поспешил покинуть место преступления, не в силах смотреть на мертвое детское личико, над которыми развевалась на ветру кроваво-красная лента.

Я не пошел в тот день обратно в Управление. И так быстро отпустил от себя Тьму после осмотра, что просто не мог заметить неладное. А сегодня все, кто там вчера был… и наши, и наверняка городская стража… уже помечены. И если я правильно понял, очень скоро нас ждет та же участь, что и погибший экипаж «Путешественницы».

Не видя всей картины целиком, я раз за разом пытался представить, что же такого могло случиться два дня назад, что запустило каскад обрушившихся на нас смертей. Что-то, что исходило из дома, куда всего пару свечей назад укатили Йен и Родерик. Что-то, что напомнило Фолу о брошенном когда-то проклятии и заставило выпустить его на свободу снова. Что-то, быть может, совсем незначительное. Обычная повседневная мелочь, на которую даже хозяева не обратили внимания…

У богов бывают скверные шутки – в этом Нииро абсолютно прав. Но их мстительность порой превышает все разумные пределы. Они не разбираются, кто прав, кто виноват, и карают не отдельных людей, а всю толпу. Корабль, деревню, город… одно отдельно взятое Управление, сотрудники которого оказались не в том месте и не в то время…

Причем процесс уже запущен. Первые жертвы уже случились. И следующим этапом гнев Фола обрушится на нас. Хоть и не виновников, но косвенных свидетелей совершившегося преступления… какого-то святотатства, не меньше, раз темный бог пожелал заклеймить сразу всех.

Хотя кто сказал, что он ограничится только нами?

От последней мысли я покрылся холодным потом и с ужасом понял, что понятия не имею, как это остановить. После чего высунулся в окно и гаркнул извозчику, чтобы поторапливался.

Когда я ворвался в дом, внизу было пусто. Но раздающиеся со второго этажа голоса заставили меня буквально взлететь по лестнице. Быстрее… как можно быстрее, пока не случилось непоправимого!

К приоткрытой двери в хозяйскую спальню я уже не бежал, а несся огромными скачками. На скрип невидимых половиц, на шепот внезапно проснувшихся голосов, на знакомый холодок, появившийся в воздухе, и едва уловимый горьковатый привкус, который с каждым мгновением становился все сильнее. А услышав, как Йен вскользь интересуется прошлым стоящей в спальне шкатулки, чуть не споткнулся от внезапно пришедшей на ум догадки и что было силы заорал:

– НЕ ТРОГАЙ ЕЕ, ЙЕН! НЕ СМЕЙ ЕЕ ОТКРЫВАТЬ!!!

Вот только сочащееся из комнаты ледяное дыхание Смерти наглядно доказывало, что я опоздал. Потому что шкатулка, еще вчера спокойно лежавшая на своем месте, снова была открыта. Точно так же, как и два дня назад, когда ее, заигравшись, случайно опрокинула на пол маленькая девочка. А потом, испугавшись, тихонько поправила сдвинувшуюся от падения крышку, чтобы никто не понял, что она вообще была потревожена.

При виде меня, в ступоре застывшего на пороге, молодая мать, как раз повернувшая к себе злополучную шкатулку, с огорчением уставилась на съехавшую набок крышку. Ее муж как раз наклонился, чтобы подобрать с пола отлетевшую от угла небольшую щепку. Стоящий рядом с ним и стремительно обернувшийся на шум Йен смерил меня непонимающим взглядом, а молодой сыскарь, пристроившийся на краешке заправленной постели, укоризненно покачал головой:

– Арт, а ты не мог бы входить потише?

Я в ужасе уставился на шкатулку вторым зрением и просто обмер, увидев, как из ее нутра медленно и величественно расползается во все стороны первородная Тьма.

Еще с утра, когда крышка лежала ровно, ничего подобного не было. Я находился рядом и не почувствовал угрозы. А сейчас меня буквально выворачивало наизнанку. Все нутро сковало дичайшим холодом, а на сердце лег тяжелый камень внезапного прозрения.

– Это была случайность, – прошептал я непослушными губами, глядя на ожившее проклятие темного бога. – Простая случайность… она ни о чем не знала… Лори… эх, Лори… вот для чего ты вернулась!

– Арт, ты о чем? – хмуро осведомился у меня Йен.

Но я, взглянув на неистово светящуюся на его лице метку, молча покачал головой. Ведь на моем лбу горела точно такая же. Как и у Родерика. У недоумевающей матери. И у застывшего с потерянным видом отца Лори, который все не знал, куда положить отлетевшую щепку.

– Откуда у вас эта шкатулка, сударыня? – хрипло спросил я, подходя к испуганно заморгавшей женщине.

– Это мамина… семейная реликвия.

– Что внутри? – тяжело уронил я, придвинувшись к ней вплотную.

– Не знаю, господин маг. Мы никогда ее не открывали.

– Почему? – снова спросил я, и мать Лори непонимающе вскинула брови.

– Что «почему», господин маг?

– Почему не смели открыть?! Боялись чего-то? Сомневались? Мама запретила?!

– Нет, – удивилась ничего не подозревающая женщина, а у меня все внутренности уже превратились в кровавые сосульки.

Бог мой! Как она это выдерживает?! Неужто до сих пор ничего не ощутила? Или только у меня создается впечатление, что клубящаяся по полу Тьма все теснее сжимается вокруг нас пятерых? И шепчет… неустанно шепчет, рыдает, а временами беззвучно кричит, пронзительными иглами врываясь в разум?

– Шкатулка заговорена, – стараясь избегать моего взгляда, пояснила мать Лори. – Мама сказала, что это – единственное, что у нее осталось от дедушки. Семейная ценность. Она живет в нашем роду уже много десятилетий. И ее никогда при мне не открывали, потому что мы верим, что только так она способна приносить удачу.

УДАЧУ?!

У меня из груди вырвался хриплый каркающий смех. А женщина в этот момент огорченно провела ладонью по крышке и понурилась.

– Я только сейчас заметила, что она сломана… и это не к добру.

Да уж конечно!

– Отдайте ее мне, сударыня, – потребовал я, властно протягивая руку.

– З-зачем?!

– Отдайте. Вам ее не удержать. Да и в себе я уже не уверен.

– Рэйш, да в чем дело?! – взорвался наконец Йен, уставившись меня как на врага. – Что ты себе опять позволяешь?!

Я криво улыбнулся и, пользуясь тем, что женщина окончательно растерялась, уверенно забрал у нее проклятую вещь.

Все правильно. Не было на «Путешественнице» никакого жреца. И не было на ней никакого проклятия… по крайней мере до тех пор, пока во время начавшейся качки с полки в одной из кают не упала маленькая деревянная коробочка, на крышке которой от удара слегка повредился крохотный замочек.

Откуда уж у бывшей купчихи взялась такая страшная вещь, трудно сказать. Возможно, кто-то в ее роду поклонялся темным богам, еще в те времена, когда это не было запрещено. А может, подобрал когда-то на алтаре отколовшийся кусочек разбитой вандалами статуи и бережно сохранил, намереваясь когда-нибудь вернуть тому, кому она принадлежала. Или же купил где-нибудь старинную вещь по дешевке и тихо гордился диковинкой.

Когда на судне началась суматоха, женщина, как и следовало ожидать, испугалась. Забилась в какой-нибудь угол, в ужасе глядя на десятки и сотни смертей, поспешно отыскала свою единственную ценность и судорожно прижала к груди, чтобы не потерять. И так, наверное, просидела до самого конца. Дрожащая от пережитого, ничего не понимающая и чудом уцелевшая, вероятно, лишь потому, что в момент падения шкатулки находилась в другом месте.

Она так до последнего и не узнала, что еще одна встряска вернула соскочивший язычок на замке на место, а плотно прижавшаяся крышка заперла разбуженное по неосторожности проклятие, направленное на возможных воров. Не подозревала, что за вещь все это время упорно прижимала к груди. И не догадывалась, что только случайный недосмотр вызвал все эти жуткие события. Точно так же, как такой же невероятный случай их остановил.

Когда корабль прибыл в Алторию, все уже было кончено: шкатулка закрылась, гнев Фола улегся, люди прекратили умирать. Те, до кого не успело добраться проклятие, с облегчением покинули Триголь. Все еще помеченные, хоть и неактивной печатью, они разъехались кто куда. Кто-то после этого стал служителем светлого бога. Кто-то, так и не оправившись от ужаса, забился в каменную норку, под крыло состоятельного покровителя. Кто-то прожил тихую и спокойную жизнь, унеся нереализованное проклятие с собой в могилу… и, если бы не оплошность маленькой девочки, сумевшей по роковому стечению обстоятельств потревожить собственность темного бога, никто бы снова не пострадал. Если бы не Лори, ее уставшая от слез мать не стояла бы сейчас перед непонятливыми следователями. Не утирала украдкой покрасневшие глаза. Не трогала бы проклятую вещь. Не сдвигала бы эту дурацкую крышку и не чувствовала смутного беспокойства от того, что в ее доме стало что-то неправильно.

Пока она раздумывала и колебалась, получившая долгожданную свободу Тьма уже ядовитой рекой вылилась на улицы города. Цепляла случайных прохожих, жителей соседних домов, бездомных бродяг, роющихся на помойках крыс… и каждого отмечала горящей во Тьме меткой, словно намекая Смерти, что для Нее есть новое угощение.

Всего через сутки, надо полагать, здесь начнется то же самое, что и на корабле – лавина нелепых смертей… массовые самоубийства, несчастные случаи, внезапно обострившиеся болезни, от которых перемрет добрая треть населения еще до того, как кто-то спохватится. И что тогда будет с городом? Остановится ли выпущенная на свободу Смерть здесь, или же Фол отправит любимицу дальше, по расширяющейся спирали, пока Она не уткнется во все то же Белое море?

Чувствуя, как леденеют пальцы, я вернул сдвинувшуюся крышку на место. Потревоженная шкатулка дернулась в моих руках как живая. Льющийся в уши шепот на мгновение возрос до оглушительного и возмущенного крика, а потом Тьма внезапно умолкла и крайне неохотно рассеялась.

Не бог весть что, конечно, но по крайней мере у этого кошмара когда-нибудь наступит конец. Быть может, не здесь, не сейчас, но разохотившаяся Смерть все-таки угомонится. Успокоенный Фол отзовет ее со своих угодий, и в Алтории снова станет спокойно. Другой вопрос, что шкатулка никуда отсюда не денется. И даже через сотню лет будет представлять такую же угрозу, как и сейчас. Потому что при всех своих талантах я просто не успею донести ее до храма и отдать в те руки, из которых она вообще не должна была уходить. И не смогу предупредить еще одну лавину незапланированных смертей до того, как она захлестнет меня самого.

Но что тогда? Надеяться, что метка подарит мне больше времени, чем Лори? Или просто стоять на месте, дожидаясь неизбежного? Рухнувшей на голову балки, например? Обвалившейся под ногами лестницы или еще какого-нибудь «приятного» сюрприза?

Да, я не касался содержимого шкатулки, как собака, поэтому время еще есть… но сутки, начавшиеся с момента моего первого появления в этом доме, были на исходе. А Фол уже доказал, что не делает различий между животными и людьми.