С другой стороны, участники действа вели себя сдержанно, скабрезных шуток или пошлых намёков не допускали, держались спокойно, дружелюбно, но чуть нетерпеливо, как люди, ожидающие начала чего-то весьма интересного и приятного. «Старых» участников оказалось шестеро: уже знакомые Свете Бочка и Шумахер, их девушки, во всяком случае, Света решила, что Ангелина и Кристина их девушки, и ещё одна пара – Игорь и Юля, которые сразу же присоединились к парням. А Свету взяли под опеку девушки.

Но если собравшиеся люди пока – пока! – производили приятное впечатление, то место, в котором предполагалось провести косплей-карнавал-шабаш, вызвало у Светы лёгкую оторопь. Оно находилось в подвале унылого пятиэтажного дома, затерявшегося среди себе подобных. Сначала отдельный вход преграждала самая обыкновенная, деревянная, обитая жестью дверь. За ней находился небольшой тамбур, и чтобы оказаться в помещении, требовалось пройти через следующую дверь – мощную, современную, с глазком и двумя непростыми замками.

И уже за ней находился зал.

«Для косплея? Да, какой, к чёрту, косплей?!»

И карнавал к чёрту – это был зал для шабашей, и точка. Всё выкрашено в чёрное: стены, пол, потолок… светильники продуманно тусклые, в помещении царит полумрак, хорошо освещена только дальняя стена, на которой нарисована пентаграмма с вписанной в неё головой козла. Над пентаграммой – козлиный череп, а под пентаграммой – плоский чёрный камень, видимо алтарь. Пол деревянный, сухой, в углу свалено несколько матрацев. И всюду человеческие черепа: лежат под пентаграммой, висят возле настенных светильников и смотрят пустыми глазницами на собирающихся участников действа.

Ждут.

Заглянув в зал, Света захотела немедленно уехать, но Ляпа оживлённо болтал с парнями, стоя рядом с алтарём, Ангелина с Кристиной увлекли разговором, и потому решила повременить. Оставалась в раздевалке, непонимающе наблюдая за тем, как продолжающие разговор девушки принялись снимать с себя одежду, и окончательно растерялась, когда Кристина протянула ей чёрный шёлковый балахон с капюшоном:

– Надень. И не волнуйся, он чистый.

– Как надеть?

– Обычно его носят на голое тело. – К этому моменту Кристина осталась в одной лишь в футболке, и, отвечая на вопрос, сбросила её, продемонстрировав оторопевшей Свете «как». – Здесь расправляешь, здесь затягиваешь верёвочку, и ты готова к шабашу.

– И снимается легко, – хихикнула Ангелина. – А без балахона в зал нельзя.

– Но я… – Света судорожно подыскивала правильный ответ. – Я ведь гостья.

– Ну, надень на бельё, – подумав, предложила Кристина. – Только остальную одежду снимай, нельзя, чтобы торчали джинсы или кофта.

– А мужчины? – выдавила из себя Света.

– У них точно такие же балахоны. – Ангелина хихикнула. – И носят они их точно так же.

Дело принимало совсем неожиданный оборот. Света вновь выглянула в зал, тихо ойкнула, увидев, что находящиеся там ребята уже переоделись – даже Ляпа! – подумала и решила воспользоваться советом Кристины: сняла всё, кроме лифчика и трусиков, и натянула на себя балахон.

– Тебе идёт, – рассмеялась Ангелина, помогая новенькой расправить капюшон. – Настоящая красотка.

И быстро переглянулась с Кристиной.

///

– И много вас? – поинтересовался Ляпа, глядя на переодевающихся в углу Игоря и Юлю. Особенно на Юлю.

– Не очень, – спокойно ответил Бочка. – Мы, как ты понимаешь, не даём объявления в Интернете. Людей подбираем аккуратно. Точечно.

– А их как нашли?

– Случайно. – Стоящий рядом с Бочкой Шумахер широко улыбнулся. – Но они не столько верующие, сколько свингеры, любители острых сексуальных ощущений.

– Ах, свингеры… – пробормотал Ляпа.

– Какие-то проблемы? – небрежно осведомился Бочка.

– Нет… вроде… нет… – До Ляпы только сейчас дошло, почему при встрече Юля целовала Бочку и Шумахера в губы, а во время разговора с интересом поглядывала на него, ничуть не смущаясь присутствия мужа. – Свингеры…

А затем пронзила неприятная мысль: «А вдруг они знают, что в среду я… звонил Кристине?»

И не только звонил. Девушка сказала, что ей лень выходить из дома, и попросила привезти бутылку вина, потому что вечером ждёт подруг «на поболтать». Ляпа сказал, что ему не трудно, спросил адрес и в результате передача бутылки затянулась на два с половиной упоительных часа. О которых, разумеется, он ничего не рассказал Свете.

«Проклятье! Наверняка знают!

Но виду не подают.

Но смотрят так, что никаких сомнений – знают. Но Свете, наверное, не скажут, зачем говорить? Или скажут?»

У Ляпы вспотели ладони.

– У тебя сегодня гостевой пропуск, – сказал Шумахер, глядя парню в глаза. – Принуждения не будет, здесь всё происходит исключительно по доброй воле. Но если произойдёт, то не обессудь, всё будет так, как здесь принято. Понимаешь, что я имею в виду?

– Кажется, да.

– Уверен, что понимаешь.

Будет оргия, не зря же они подчеркнули, что Игорь и Юля – свингеры. Да и Кристина с Ангелиной, судя по всему, совсем не целомудренные особы. Очень бойкие. Весьма умелые… во всяком случае – Кристина. Обещанная оргия манила новыми, ещё неизведанными эмоциями, обещала их, обещала наслаждение на грани, а может, и за нею. Будь Ляпа один, без раздумий принял бы предложение, но Света… Будет оргия, а делиться девушкой Ляпе не хотелось.

«Уйти? А если они скажут Светке? Или Кристина скажет? Или уже сказала?»

Молодой человек понял, что окончательно запутался. И Кристина как раз вышла из раздевалки, высокая, улыбающаяся, в чёрном балахоне, под которым ничего нет. Совсем ничего – выйдя в зал, девушка стала поправлять волосы, поясок развязался и полы балахона распахнулись, открыв обнажённое тело.

Ляпа кашлянул, с трудом заставил себя перестать смотреть на Кристину и спросил:

– А если Света захочет уйти?

– А ты захочешь остаться?

– Наверное…

– Тогда ты сам решишь, что будешь делать, если твоя женщина захочет уйти. – Шумахер выделил голосом слово «твоя». – Но билет на шоу у вас общий.

– Я понял, – кивнул Ляпа. – Понял…

Или остаются вместе, или вместе уходят.

Он бросил взгляд на Кристину, затем на Юлю, она, в отличие от Кристины, даже не стала завязывать балахон, и медленно пошёл к раздевалке.

– Дурак, – очень тихо сказал Бочка.

Шумахер поморщился и в тон ему произнёс:

– Сфотографируешь меня со Светой.

– Ты сдурел? – не сдержался Бочка. – Мы здесь не снимаем!

– Это фотки – только для меня, и чтобы Света знала, что они есть. Иначе она точно больше не появится.

Бочка понял, что Шумахер окончательно закусил удила, угрюмо кивнул и уточнил:

– Но мы ведь их сотрём?

– Главное, чтобы Света знала, что они есть, – повторил Шумахер. – В этом смысл.

А потом можно и стереть – когда всё зайдёт достаточно далеко. Но оставался вопрос – зайдёт ли? Потому что единственное, чего Бочка точно не собирался позволять другу, так это насилие. На этом Бочка стоял твёрдо.

– Ты уверен, что у вас сладится?

– Уверен. – В голосе – ни грана сомнений. – Сейчас этот… дурак… как раз её уламывает. Для меня. И для тебя тоже. – Шумахер улыбнулся и крепко поцеловал подошедшую Кристину. – Ты молодец.

– С Ляпой было неплохо, – промурлыкала в ответ девушка. – И ему явно меня не хватило.

///

– Я не хочу здесь оставаться, – прошептала Света, вцепившись в руку Ляпы. – Не хочу.

– Да почему?

Девушка передёрнула плечами, и её голос стал ещё более нервным:

– Ты что, не понимаешь, что здесь будет?

– Шабаш, – пробубнил парень. – Типа…

– Типа в конце все перетрахаются, как кролики, это же очевидно, – закончила Света. – Я читала про такие шабаши, я знаю! – Она вдруг осеклась, чуть отстранилась, внимательно глядя Ляпе в глаза, и осторожно поинтересовалась: – Или ты этого как раз и хочешь?

– Я…

– Хочешь или нет? – с напором спросила девушка, сжимая его руку очень-очень крепко.

– А ты хочешь? – нашёлся он.

– Что? – опешила Света. И хватка её ослабела.

– Ты давно поняла, что нас ждёт на шабаше, но всё равно приехала, – продолжил Ляпа, глядя своей девушке в глаза. – И даже переоделась.

– Ты тоже переоделся.

– Ну и что?

– То, что я в белье, а ты?

– Я переодевался с мужиками, – выкрутился Ляпа. – Они разделись, и я не мог… не мог по-другому…

– Они действительно настолько важны для тебя?

Света отпустила руку молодого человека и теперь просто стояла рядом. Совсем рядом. Но уже не касаясь его.

– Они… Мы здесь в гостях, – произнёс, после короткой паузы, Ляпа. – Мы просто смотрим, наблюдаем. Если нам что-то не понравится – уходим. Это я тебе обещаю: мы ничего не сделаем, если нам не понравится.

Он выделил «мы» и «нам» и добился того, что девушка вновь его коснулась – положила ладонь на грудь и предложила:

– Давай уйдём прямо сейчас.

– Подождём, когда всё начнётся. Убедимся, что ты права, и тогда уйдём. – Тон парня показывал, что это – единственный компромисс, на который он согласен. – Если всё действительно будет так, как ты говоришь, я здесь не останусь. Мы аккуратно и незаметно уйдём.

– Незаметно?

– Они будут слишком увлечены друг другом.

– Хорошо. – Девушка помолчала. – Почему они важны для тебя?

– Я… я чувствую здесь силу, – ответил Ляпа, развернулся и пошёл к алтарю.

Света вздохнула, положила их рюкзаки и кроссовки у самого края раздевалки, чтобы долго не искать, и медленно побрела в зал, из которого уже доносилась тихая музыка.

///

Которая постепенно становилась громче.

И проникала всё глубже и глубже. Проникала ненавязчиво, аккуратно, мягко, но неотвратимо. И наполняла собой душу. Идеально гармонируя с легчайшим ароматом благовоний, которые Бочка разжёг в курительнице, и молитвой, которую, стоя перед алтарём, громко читал Шумахер. Читал, держа в руке жёлтый лист, возможно даже, настоящий пергамент, хотя Света в этом сильно сомневалась. Читал так, что не оставалось сомнений – не в первый раз. И текст знает наизусть, а пергаментный лист в руке нужен ему для страховки и создания законченного образа.

Впрочем, все сомнения Светы – и в том, что в руке Шумахера настоящий пергамент, как и в происходящем вокруг – постепенно рассеивались. Полумрак, благовония, молитва, музыка, благожелательные взгляды, уверенное обещание Ляпы, что они уйдут в любой момент, когда захотят, мягкие прикосновения окружающих… Атмосфера обволакивала душу нежной мягкостью, убаюкивала обещанием изысканных наслаждений, расслабляла, дозволяя принимать чужие улыбки искренними, а чужие прикосновения – ласковыми.

Очень незаметно туманила голову, заставляя считать неважным всё, что мешало принимать происходящее вокруг. Делая важным только то, что здесь и сейчас.

– Сделай глоток!

В руках у Светы вновь оказалась металлическая чаша с густым вином. В первый раз Бочка пустил её по кругу в самом начале церемонии, и тогда девушка, в отличие от остальных, лишь пригубила напиток. И Ляпе не позволила приложиться как следует. Сейчас же она с жадностью припала к чаше и сделала два больших глотка.

«Остановись!»

Голос разума звучал очень тихо, едва угадывался, но тем не менее заставил девушку оторваться от чаши.

«Что я творю?»

Ещё ничего, но душу наполняет предвкушение праздника, упоительное ожидание чего-то совершенно незнакомого… запретного… сладкого… острого… обещающего полную свободу и абсолютное раскрепощение… ради удовольствий…

«Что я творю?»

Слова и музыка продолжают звучать, но после того, как чаша прошла по кругу второй раз, стоящие на коленях адепты, которые до сих пор сохраняли небольшую дистанцию, начали от неё избавляться. Пример подала Юля – тесно прижалась к Игорю, а он мгновенно запустил руку под балахон жены. Причём так запустил, что тонкая ткань балахона собралась выше бёдер Юли. И кроме Игоря, гладить женщину принялся Бочка. Света замерла, а в следующее мгновение почувствовала, что её шею обнимает чья-то тонкая рука, повернулась, увидела улыбающуюся Ангелину, тихонько выдохнула… и ответила на жаркий, очень страстный поцелуй в губы.

«Что я творю?»