Он всегда знал, что сеть их деловых отношений обширна, но только сейчас по-настоящему понял, насколько она сложна и запутанна. Еще совсем недавно у него было свое небольшое дело – винодельня в Марсале. Он любил время сбора винограда, любил вечера, когда солнце исчезает за силуэтом Эгадских островов, за лагуной Станьоне.

Теперь перед ним высится гора бумаг, денег, договоров и обязательств. Ему придется ее покорить, взобраться на вершину, но и этого недостаточно: он должен будет найти новую, еще не покоренную высоту. Флорио обязаны быть дальновидными. Такими, как его дед Паоло и дядя Иньяцио, которые перебрались из Баньяры в Палермо. Такими, как его отец, который создал винодельню в Марсале, взял в свои руки промысел тунца на Фавиньяне и упрямо, вопреки советам, решил открыть литейный цех «Оретеа», который сегодня дает работу и хлеб десяткам мужчин. У Иньяцио не было никаких сомнений в том, что придет и его время идти вперед. Он – мужчина, наследник, тот, кто должен продолжить род, укрепить власть и благосостояние.

Иньяцио расцепляет руки, они наконец-то перестали дрожать, и кладет их на стол. Смотрит на пальцы: на безымянном под обручальным кованое золотое кольцо, которое отец подарил ему два года назад, в день свадьбы с Джованной. Это кольцо принадлежало дяде, чье имя он носит, а еще раньше – его прабабушке, Розе Беллантони. Никогда еще оно не казалась ему таким тяжелым.

Нотариус продолжает чтение: он дошел до распоряжений, касающихся матери и сестер, для которых подготовлены дарственные. Иньяцио слушает и, кивнув, подписывает акты о принятии наследства.

Он встает, оглядывает собравшихся. Знает, что все ждут от него каких-то слов. Не хочет, не должен их разочаровать.

– Спасибо, что пришли. Мой отец был удивительным человеком: у него был непростой характер, но в делах он всегда был порядочным и целеустремленным. – Иньяцио замолкает, подбирая слова. Спина прямая, голос твердый. – Надеюсь, вы будете работать в доме Флорио с тем же усердием, с каким работали при моем отце. Я продолжу его дело и сделаю все, чтобы упрочить его. Я помню, что дом Флорио прежде всего источник существования для многих, он дает хлеб, работу, чувство собственного достоинства. Я обещаю, что буду заботиться о них… о вас. Вместе мы сделаем этот дом сердцем Палермо и всей Сицилии.

Иньяцио кладет руки на папки, лежащие перед ним.

Морщины беспокойства разгладились, настороженные взгляды стали мягче.

Пока им хватит моих заверений, думает Иньяцио и чувствует, как спадает напряжение, расслабляются плечи. Но уже завтра будет иначе.

Все встают, подходят к Иньяцио, выражают соболезнования, кое-кто даже просит о встрече. Иньяцио благодарит, дает секретарю распоряжение назначить встречи.

Винченцо Джакери вместе с Джузеппе Орландо подходит последним. Давние друзья семьи, с некоторых пор они стали сотрудниками и советниками дома Флорио. Винченцо – брат того самого Карло Джакери, который был правой рукой Винченцо Флорио и архитектором виллы «Четыре пика». Карло умер тремя годами ранее. Это горе Винченцо перенес с виду невозмутимо, переживания держал в себе. Джузеппе Орландо – опытный инженер-механик, знаток торгового флота, в прошлом гарибальдиец, а ныне – скромный служащий и примерный семьянин.

– Нужно поговорить, дон Иньяцио, – Джакери не любит предисловий. – Дело касается пароходов.

– Я знаю.

Нет, не завтра – сегодня, думает Иньяцио, плотно сжав губы. У меня нет времени на передышку, не было и не будет.

Он оглядывает собеседников, выходит вместе с ними из зала, где слуги протягивают перчатки и шляпы родственникам, прибывшим на похороны и на чтение завещания. Прощается с сестрой Анджелиной и ее мужем Луиджи Де Паче; пожимает руку Аугусто Мерле, тестю сестры Джузеппины, которая давно живет в Марселе.

Все трое идут в рабочий кабинет Винченцо. На пороге Иньяцио в нерешительности останавливается, как и накануне вечером, словно перед ним стена. Он столько раз заходил в эту комнату, но тогда отец был жив, отец управлял домом Флорио.

А теперь по какому праву Иньяцио здесь? Кто он без отца? Все говорят, что он наследник. А может, он – самозванец?

Иньяцио закрывает глаза и на миг представляет, что вот сейчас дверь откроется и он увидит отца, сидящего в своем кожаном кресле, – седые волосы растрепались, лоб нахмурен, пытливый взгляд, пальцы сжимают лист бумаги…

Рука Винченцо Джакери ложится ему на плечо.

– Не бойся! – отрывисто говорит он.

Нет, не сегодня – сейчас, думает Иньяцио, пытаясь прогнать давящий страх. У него смерть отняла отца; у них – управляющего. Сейчас, не потом, потому что настала пора доказать, что он станет достойным преемником. Что его жизнь, посвященная дому Флорио с момента рождения, не бесполезна. Что слабость печали не его удел, а если он чувствует свою уязвимость, то должен ее скрыть. Его задача отныне – ободрять. Время, когда утешали и поддерживали его, прошло. Хотя ему кажется, что оно никогда и не начиналось.

Он переступает через порог. Входит в комнату, завладевает пространством. Кабинет снова становится кабинетом – местом для работы: массивная мебель, два кожаных кресла и большой письменный стол из красного дерева, на котором громоздятся документы, бухгалтерские отчеты.

Иньяцио садится за тот самый стол, в то самое кресло. Его взгляд падает на чернильницу и на поднос, где лежат нож для бумаги, печати, линейка, пресс-бювар. На одном листе – слабый отпечаток пальца.

– Итак… – Иньяцио делает глубокий вдох. Замечает карточки с соболезнованиями. Самая верхняя – от Франческо Криспи. Нужно немедленно написать ему, думает Иньяцио. Его отец и Криспи познакомились в то время, когда в Палермо высадились войска Гарибальди. Между ними сразу возникли искренние, доверительные отношения, которые с годами лишь укрепились. Криспи стал адвокатом Флорио, а теперь, похоже, делает блестящую политическую карьеру: недавно его избрали в палату депутатов.

– Сначала нужно всех успокоить. Нам должны доверять, как и раньше.

– А вопрос государственных субсидий, что вы об этом думаете? Ходят слухи, что правительство не хочет продолжать поддержку, без нее дом Флорио окажется в сложной ситуации. В Средиземноморье много компаний, которые готовы на все, чтобы открыть дополнительные маршруты.

С места в карьер, думает Иньяцио. Решили начать с самого сложного.

– Я прекрасно об этом знаю и не собираюсь никому уступать. Планирую написать письмо синьору Барбаваре, генеральному директору почтового ведомства. Сообщу, что мы договариваемся о слиянии нашей компании «Почтовое пароходство» с компанией «Аккоссато и Пеирано» из Генуи, которая, как вы знаете, совместно с компанией Раффаэле Рубаттино осуществляет более половины всех морских перевозок. Этот шаг, несомненно, приведет к улучшению морских путей в целом и к укреплению нашего флота в частности. Но прежде всего я буду оспаривать отмену маршрута в Ливорно: это огромная потеря для нас, мы лишаемся прямой связи между Сицилией и Центральной Италией. В этом я полагаюсь на помощь и поддержку нашего человека в министерстве, кавалера Шибона, он передаст письмо и выступит на нашей стороне.

– Шибона – мелкая сошка. Что с того, что он работает в министерстве? Обычный бумагомаратель, к нему никто не прислушивается. Нужен кто-то повыше. – Орландо, усмехаясь, потирает бока.

Иньяцио согласно кивает, вскидывает брови.

– Поэтому я лично хочу поговорить с директором почтового ведомства, – медленно произносит он. – Он окажет необходимое давление… Даже если…

Иньяцио вертит в руке нож для бумаги.

– Проблема в другом: правительство решило сократить расходы. Они строят на севере железные дороги, их не интересует торговля с Сицилией. Мы сами должны предоставить веские основания для того, чтобы оправдать государственные субсидии, а значит, сделать морские пути рентабельными.

Джакери опирается локтями о стол, Иньяцио смотрит на этого человека с худым лицом и темными волосами, тронутыми сединой… В тусклом свете он так похож на брата, что становится жутко. Как будто я на совете призраков, единственный живой. И эти призраки не хотят уходить, думает Иньяцио.

– Что скажете, дон Винченцо? – спрашивает он. – Почему вы молчите?

Винченцо Джакери пожимает плечами, изучающе смотрит на Иньяцио.

– Потому что вы уже все решили и свое решение не измените.

Иньяцио смеется, впервые за эти дни. Это знак доверия.

– Конечно! Нужно, чтобы Барбавара согласился: работать с домом Флорио в его же интересах.

Джакери разводит руками, его губы растягиваются в подобие улыбки.

– Вот именно!

Иньяцио откидывается на спинку кресла, смотрит вдаль. В голове складываются фразы письма, которое он напишет. Нет, эту работу нельзя доверять секретарю. Он сам обо всем позаботится.

– В любом случае с конкурентами у нас под носом нужно держать ухо востро, – говорит Джузеппе Орландо. – До меня дошли слухи, что судовладелец Пьетро Тальявиа намерен построить флот для торговли в Восточном Средиземноморье.

Орландо прикрывает зевок кулаком. В эти дни всем было тяжело, сказывается усталость.

– Когда французы откроют в Суэце канал, плавать в Индию будет гораздо проще и быстрей…

Иньяцио прерывает его:

– Мы поговорим и об этом. Мой отец разбогател на торговле пряностями, но теперь спрос на них не такой, как раньше. Сегодня нужно сосредоточиться на том, что люди хотят передвигаться быстро и по возможности комфортно. В общем, они хотят жить современной жизнью. Именно это мы и должны им гарантировать, отправляя по маршрутам Средиземноморья самые быстрые пароходы, быстрее, чем у наших конкурентов.

Гости беспокойно переглядываются. Отказаться от торговли пряностями, на которой строилось благосостояние торгового дома? Они немолоды и многое повидали, поэтому знают, что резкая смена деятельности может привести к катастрофическим последствиям.

Иньяцио встает, подходит к стене, на которой висит большая карта мира. Вытягивает руку в направлении Средиземного моря.

– Пароходы – вот наше богатство. Они и винные погреба. Наша главная цель – защищать и развивать эти два направления. Если не получим помощи от правительства, будем искать ее сами, выцарапывать ногтями. Нужно найти друзей, а главное, нужно знать в лицо врагов, бороться с ними, смело идти вперед, потому что ошибок нам никто не простит.

Иньяцио говорит спокойно, твердо, глядя в глаза собеседникам.

– Необходимо расширить транспортную сеть. Для этого нужно, чтобы такие влиятельные люди, как Барбавара, были на нашей стороне.

Собеседники снова переглядываются, но не решают заговорить. Заметив это, Иньяцио делает к ним шаг.

– Поверьте мне, – говорит он тихо, – мой отец был человеком дальновидным. Я тоже смотрю далеко.

Джакери кивает первым. Встает, протягивает руку.

– Вы – дон Иньяцио Флорио. Вы знаете, что делать, – говорит он, и в этой фразе есть все, что хочет слышать Иньяцио, по крайней мере сейчас: признание, доверие, поддержка.

Орландо тоже встает и идет к двери.

– Зайдете завтра в банк? – спрашивает он.

– Я планирую сделать это прямо сейчас. – Иньяцио кивком указывает на папку на столе: – Нужно закрыть счета отца и открыть мои.

Орландо молча кивает.

Иньяцио остается в кабинете один. Прислоняется лбом к дверному косяку. Как говорится, первое препятствие преодолено. Очередь за остальными.

На столе его нетерпеливо ждут деловые бумаги. Он садится, отводит взгляд. Еще немного подождите, умоляет он, проводя рукой по лицу. Берет визитные карточки и телеграммы с соболезнованиями. Они пришли из разных уголков Европы. Иньяцио узнает фамилии и с гордостью думает о том, сколько важных людей знало и уважало его отца. Есть даже телеграмма от русского императорского двора.