Я вышел на крыльцо ресторана. Ко мне подошли двое. Одеты неброско, но ладно. Морды вроде бы приветливые, но в глазах холодок:

– Закурить не будет?

Я огляделся. Улица опустела. Фонари лениво отбрасывали тусклый свет на тротуарчик перед гостиницей. Рука невольно потянулась к поясу, где обычно висела кобура. Но сейчас там пусто.

– Не курю, – буркнул я, примериваясь выбросить двоечку в морду ближайшего.

Второго сразу ногой надо бить, пока нож не успел вытащить.

– Извините, – улыбнулся тот, и двое прошли дальше.

Бл*ха… Нервы что-то сдают. Чуть людей не покалечил…

* * *

Полдень следующего дня. УВД города Новоульяновска.

– Зачем вы сбежали от сотрудников милиции? – Горохов сверлил взглядом хрупкую фигуру, вжавшуюся в стул.

– Я не знаю, – всхлипывала беглянка Лида.

Ее накануне вечером задержал Погодин, пряталась она у своей сестры. Ума не хватило укрыться получше.

– Я испугалась, что меня посадят. Испугалась.

– Если вы не виноваты, то вам нечего бояться, – Горохов незаметно кивнул Свете.

Та, приняв знак, встала и подошла к задержанной:

– Успокойтесь, Лида. Мы все хотим только одного, чтобы убийца Глеба Львовича понес наказание по заслугам. А сейчас мы с вами побеседуем.

Лида затравленно подняла глаза. После ночи, проведенной в КПЗ, она казалась совсем сломленной.

– Наедине поговорим, – Света многозначительно обвела нас всех взглядом.

Мы все поняли и вышли из кабинета. Минут сорок слонялись по коридору УВД. Следователь уже даже ворчать начал, что, мол, Светлана Валерьевна хватку теряет, раньше ей хватало и двадцати минут с задержанными побеседовать, чтобы те признались во всем.

Наконец, дверь распахнулась, и на пороге появилась Света. Она вышла в коридор и, прикрыв за собой дверь, потихоньку проговорила, собрав нас в кружок.

– Личность она неоднозначная. Психика неустойчива. Морально-нравственные ориентиры хоть и четкие, но присущ циклотимный тип акцентуации характера.

– А по-русски, Светлана Валерьевна? – поморщился Горохов. – Я эти ваши научные ругательства не понимаю.

– Да, простите, мне так легче думать. Другими словами, сегодня она один человек, жизнерадостный и веселый, а завтра или через месяц, или через час даже – совсем другой. Депрессивный и злой. Причем смена настроения происходит без всяких видимых причин.

– Она что? – округлил глаза Катков. – Ненормальная? Ее в дурку надо.

– В психиатрии такой тип акцентуации не является отклонением, – задумчиво проговорила Ожегова. – Но это осложняет мне работу…

– Вы просто скажите, Светлана Валерьевна, – запыхтел Горохов. – Могла она в силу своих этих самых сдвигов убить Дубова.

– Теоретически могла, но не факт…

– Вот обрадовали, – Никита Егорович поскреб макушку и ослабил галстук. Хотел вытереть им лоб, но вовремя опомнился и выпустил его из рук. – А нам-то что прикажете делать? Отпускать?

– Пока да, – кивнула Света. – Тем более, оснований держать ее нет, не так ли?

– Да я и без вас это знаю, – вздохнул Горохов. – Отпустим. Под подписку о невыезде. Кстати, по обыску, что в ее квартире?

Это уже адресовалось мне.

– Я же вам говорил, Никита Егорович, утром еще провели. Ничего интересного. Ножи все с кухни изъяли. На экспертизе у Каткова сейчас.

– Алексей, – Горохов недовольно повернулся к криминалисту. – А ты чего молчишь? Ничего не хочешь мне рассказать?

– А что я? – попятился Катков. – Жду вашего постановления о назначении экспертизы. Без документа вскрывать упаковки не имею право.

– Тьфу ты! – Горохов даже отвернулся, будто и вправду собирался плюнуть на пол. – Откуда же ты такой правильный, Алеша? Мухой в лабораторию и сличай клинки ножей с повреждениями на одежде Дубова.

– У вас научился быть правильным, – оправдывался Катков. – А постановление-то будет?

– Иди уже! – замахнулся Горохов, грозя кулаком.

– Понял, не будет, пошел исследование проводить.

– Только ты там тщательно все посмотри, Алеша.

– Это конечно, Никита Егорович, но вы на результаты слишком надежд не возлагайте. Там только по общим признакам сравнивать можно клинки с повреждениями. Даже если совпадут, таких ножей уйма, что под совпадения подойдут. Да признаки неточные, плюс-минус километр, потому и называются – общие.

– Брысь!

Катков умчался в криминалистический отдел. А Горохов тихо меня спросил:

– Чего он там задвигал про километр? Что-то я не совсем понял, Андрей.

– Он имел в виду, что, максимум, вывод по экспертизе будет такого плана: дескать, нанесение повреждений одним из представленных на экспертизу ножом не исключается.

– Так себе вывод, – поморщился следователь.

– Согласен, – кивнул я. – Но современная трасология, пока на большее не способна…

Я прикусил язык, пока не сказал чего-нибудь про будущее.

– А эта кукушка, – Горохов кивнул на дверь. – Пусть пока в кабинете посидит. Пока Катков дырки с ножами сличает. А там посмотрим. Отпустить всегда успеется…

Глава 2

Спустя пару часов вернулся Катков сообщить результаты исследований. Вид важный, будто научное открытие сделал, вылитый Циолковский, только седой бороды не хватает и пенсне.

– Ну что? – первым не выдержал Горохов. – Есть совпадения? Заключение где?

– Какое заключение, Никита Егорович? – заморгал Катков, потеряв на миг степенность. – Я же вам не типография. Его еще напечатать нужно, оформить как следует, фотографии сделать, такое быстро не изготовишь. Но предварительно я уже все исследовал. На словах расскажу.

– Валяй, – потирал руки следователь.

– Один из четырех ножей, что изъяли у Лиды, подходит по размерным характеристикам к орудию убийства.

– Етить-колотить… – Горохов забарабанил пальцами по столу. – Прошу прощения, товарищи. Это что получается? Лида могла Дубова пришить?

– Не обязательно, под такие параметры подходит примерно каждый десятый хозяйственный нож.

– Один из десяти – тоже улика. Не бог весть какая, но все же… Крови на ноже, конечно же, нет?

– Чист, как слеза, – ответил Катков.

– Так-с… А что с Лидой будем делать? – этот вопрос уже адресовался мне.

– Отпускать, – заявил я. – Скорее всего, нож совпал случайно, вы это сами понимаете. Не думаю, что Лида взяла бы обратно на свою кухню нож, которым убила любимого человека. Хотя всякое бывает…

– Ладно, – Горохов взял трубку. – Позвоню, скажу, чтобы выпускали.

– Подождите, – Катков многозначительно поднял палец вверх, – это еще не все.

– Ё-моё, Алексей, – поморщившись, Горохов положил трубку на аппарат, в этот раз без грохота, на радость Каткова. – Говори уже сразу все. Кто тебя так докладывать учил?

– Это не доклад, – набивал себе цену Алексей. – Это я вам сообщаю предварительные результаты исследований. Их нельзя так просто вываливать. Обстоятельно надо, вдумчиво излагать.

– Ну, давай уже, глаголь скорее вдумчиво, а то я тебе обстоятельно сейчас выговор влеплю, будешь знать, как умничать.

– На том ноже, что подходит по характеристикам, – затараторил Алеша, – рукоять деревянная с дефектом оказалась. Отщеп древесины имеется. Остренький такой и цепляется за все. Так в этом отщепе волокна текстильные застряли. Волоски микроскопические… Я даже их не сразу заметил. Темно-синего цвета шерстинки. Я химикам их Паутовским отдал. Они проверили. Сказали, что волокна натуральные, животного происхождения.

– И что?

– А то, что Дубов погиб в костюме синего цвета, из шерсти.

– Ого, – присвистнул Горохов. – Это что получается? Теперь, кроме Гоши, у нас еще и Лида подозреваемая? Это точно волокна от костюма Дубова?

– Не точно, конечно, – скривился Катков, будто разговаривал с несмышлёнышем, – Я же говорю, что и там, и там шерсть. Цвет синий. Теоретически, происхождение волокон от другого источника не исключается. Мало, что ли, у нас шерстяных синих тканей в обиходе?

– Немало, – задумчиво пробормотал Горохов, старательно обгрызая кончик химического карандаша. – Но и не много… А Лиду все равно придется пока выпустить.

– Как – выпустить? – возмутился уже Погодин. – Все же сходится. Неуравновешенная, злилась на потерпевшего за то, что тот не хотел уходить от жены – мотив есть. Плюс нож подходит и волокна на нем имеются соответствующие. А ножевые на теле убитого – неумелые, вкривь и вкось. Будто женщина колола.

– Это все, Федор Сергеевич, улики косвенные, – Горохов отплевывался от кусочков карандаша, губы покрасились в синий цвет, переборщил он в задумчивости, – Прокурор нам санкцию на арест не даст. Сам посуди. Активистка, комсомолка, не судима, прописка и работа имеются, репутация не запятнана. Грамоты и медальки за участие в общественных спортивных забегах есть. Не сможем мы обосновать ее задержание… Тут что-то более весомое нужно найти. Работайте, товарищи. У нас уже два подозреваемых с железными мотивами, а доказательств крот наплакал.

– А если Лида опять в бега ударится? – не унимался Погодин.

Тогда мы будем знать, что это точно она. И снова будем ее ловить. Что ж делать, работа у нас такая.

Дверь кабинета неожиданно распахнулась без стука. Мы удивленно обернулись. Обычно так никто не позволял себе вторгаться в восьмой кабинет московской спецгруппы.

Вошел дородный майор. Пузо набекрень, взгляд лихой, чуть с придурью, но в глубине хитринка сквозит или подлянка, сразу не поймешь.

– Здравствуйте, товарищи, – начальник участковых Сафонов Валерий Игоревич фальшиво улыбнулся. – Как продвигается расследование?

– Это вас не касается, товарищ майор, – сухо ответил Горохов. – Занимайтесь своей профилактикой, ловите пьяниц, самогонщиков и прочий несознательный элемент, а мы как-нибудь без вас разберемся.

– Ошибаетесь, Никита Егорович, – взгляд Сафонова из беспечно-придурковатого стал желчным и пронзительным, как у Кощея (так я и знал, что притворяется, под дурачка косит, на самом деле майор далеко не глуп), – очень даже касается. Я с сегодняшнего дня исполняю обязанности начальника УВД.

– Как? – удивился Горохов, – а Павел Гаврилович куда подевался?

– На заслуженный отдых оформляется. Отработал свое…

– А что, кандидатуры получше на должность начальника не нашлось? – спросил я. – Управление большое, какие-то трудности возникли с кандидатами? Раз вас поставили.

– Ты мне позубоскаль, Петров, – дернулся вновь испеченный начальник.

– А то что… – ухмыльнулся я.

Сафонов не нашелся, что ответить и громко фыркнул, сто раз пожалев, что я не его подчиненный.

– Я что пришел-то… – продолжал он с ехидством. – Учитывая, что вы работаете на подведомственной мне территории и дислоцируетесь непосредственно в здании УВД, я вас попрошу каждое утро докладывать мне, как продвигается расследование по убийству Дубова.

– А тебе зачем это, майор? – глаза Горохова превратились в щелочки.

– Как руководитель территориального органа я должен быть в курсе. Тем более, мне в область докладывать.

– А-а… Ну, если в область докладывать, тогда конечно, – закивал Горохов. – Вам, Валерий Игоревич, в письменном виде отчет предоставлять или можно в телефонном режиме докладывать?

– В письменном – это лишнее. Я попрошу присутствовать кого-то из ваших сотрудников у меня на утренней планерке.

– Так мы все можем ходить к вам на планерку, – продолжал глумиться Горохов. – Нам же делать-то больше нечего, а так, глядишь, научимся у вас воду переливать.

– Какую воду? – не понял Сафонов.

– Из пустого в порожнее, – Горохов старался говорить с серьезным видом.

– Я не понял, – взвизгнул Сафонов. – Вы меня за дурака держите?

– Ну что вы, Валерий Игоревич, вас никто не держит, вы сами такой…

– Я на вас рапорт напишу!

– Ты ничего не попутал, майор? – Горохов говорил тихо, но зло, будто змея шипела. – Я отчитываюсь только перед Москвой. Засунь свои планерки себе поглубже. А теперь иди уже, не мешай работать.