Поскольку это дает мне ложное ощущение счастья… Хотя потом оно всегда оборачивается стыдом.

Но сейчас не тот случай. Хотя мысленно я умираю от желания доесть его. На самом деле я уже сыта.

– Нет. Я правда наелась.

Начинаю заворачивать остатки, но Феникс выхватывает бургер.

– В таком случае мне больше достанется.

Закатывая глаза, я смеюсь. Думала, что это у меня ненасытный аппетит, но он не сравнится с аппетитом Феникса.

Только у него есть преимущество – быстрый метаболизм, потому что он высокий и худой.

Безупречный.

Я чувствую, как Феникс пристально изучает меня, доедая остатки моей порции.

– Что в том блокноте, в котором ты раньше писала?

Я неловко ерзаю. Мне кажется, что сейчас я могла бы рассказать Фениксу все что угодно, но то, что находится внутри блокнота, слишком личное.

К тому же последняя песня, которую я пишу, посвящена ему.

– Ничего. Просто иногда рисую там кое-что.

Кажется, мой ответ пробуждает в нем еще больший интерес.

– Что именно?

У меня начинают потеть ладони, поэтому я вытираю их о джинсы.

– Ничего особенного. Не имеет значения.

Мне хочется, чтобы он уловил намек и перестал меня допрашивать.

Но Феникс продолжает.

– Так расскажи мне, если там нет ничего особенного.

Боже. Он как собака, которая пытается выкопать погребенную под землей кость.

– Может, хватит? – Я набрасываюсь на него с гораздо большей враждебностью, чем необходимо. – Это не твое чертово дело.

Явно оскорбленный, он проводит рукой по волосам.

– Проклятье, я же просто спросил.

Очевидно, я его обидела и теперь чувствую себя ужасно. Феникс только пытался расспросить меня о том, что увидел, а я не только не ответила, но еще и несправедливо спустила на него всех собак.

Я собираюсь извиниться, но тут меня осеняет: ведь есть еще кое-что, что я тоже хотела бы о нем узнать. Возможно, мы могли бы обменяться секретами.

– Я расскажу тебе, что у меня в блокноте, если расскажешь, как ты узнал, где я живу.

Схватив с ящика пачку сигарет, он подносит одну ко рту. У меня на языке так и вертится фраза, что курение – верный способ испортить его удивительный голос, но тут он произносит:

– Прошлым летом я занимался благоустройством участка для вашей соседки, миссис Палмы, и видел тебя на улице.

– Ох.

Я рада, что он наконец-то рассказал мне, но по нашему уговору он определенно получит более личный секрет.

Ладно, мне нечего терять.

– Я как бы… вроде как… пишу песни.

Выражение его лица остается невозмутимым, когда он закуривает сигарету.

– Ты имеешь в виду тексты? Или музыку?

– И то, и другое.

Феникс потирает челюсть, прожигая меня взглядом.

– Хочу их услышать.

Я скорее проглочу гвозди, чем спою ему одну из своих песен, но я готова предложить компромисс.

Я выуживаю блокнот из сумочки. Ни за что на свете не покажу ему все свои песни, но есть у меня одна самая любимая.

Хотя она невероятно личная… и немного странная

– Вот. – Я нахожу нужную страницу с текстом. – Можешь прочитать эту.

Мне хочется пнуть себя в тот же момент, когда с губ срываются эти слова. Я уже собираюсь предложить ему воспользоваться подаренной мной ручкой, но он берет у меня блокнот и закрывает его.

– У меня проблемы с чтением, помнишь? Нот это тоже касается.

Как это возможно?

– Но ты играешь на клавишных.

Я брала уроки игры на фортепиано в течение трех лет, и научиться читать ноты – не банальная необходимость, а основное требование.

Феникс указывает на уши.

– Потому что у меня есть это.

Черт возьми. Я знаю музыкантов, которые могут играть исключительно на слух, но обычно это те, кто занимается музыкой десятилетиями.

Опять же, однажды я слышала, что некоторые люди с ограниченными возможностями обучения невероятно одарены в других областях.

Очевидно, это относится и к Фениксу.

Каждая клеточка его тела живет, дышит музыкой и создает ее.

Вот для чего он был рожден на этой земле.

– В любом случае, – продолжает Феникс, будто то, что он сказал, не имеет большого значения. – Я хочу полноценных ощущений. – Он кивает на инструменты, установленные в другом конце комнаты. – Не знаю, что тебе понадобится, но можешь пользоваться чем угодно.

Я качаю головой, потому что об этом не может быть и речи.

– Точно нет…

– Ну же, Группи. – Он тушит сигарету в ближайшей пепельнице. – Ты не можешь заявить, что пишешь песни, и не сыграть для меня ни одной. Все равно что сказать ребенку, словно у тебя есть конфета, но ты не собираешься отдавать ее ему.

Он прав, но все же. Я не хочу делиться чем-то настолько личным.

Не хочу, чтобы он смеялся надо мной.

– Нет.

Однако Феникс не сдается.

– Я играл для тебя.

Это правда. Играл. И был превосходен.

Однако у меня не хриплый и одновременно ровный и бархатистый голос, как у него.

Мой голос грубый и скрипучий. Будто мое альтер эго – семидесятилетняя курильщица по имени Берта, у которой вечно болит горло.

– И голос, и песня у меня странные, – предупреждаю я Феникса.

– Обожаю странности. – Взгляд его холодных голубых глаз устремляется на меня, высасывая из комнаты весь кислород. – И мне нравится твой голос.

Я теряю дар речи, и все мои аргументы испаряются в воздухе. Потому что Феникс Уокер смотрит на меня так, будто это я самый талантливый музыкант в комнате.

Когда я встаю, мои ноги напоминают желе.

Будем надеяться, что я его не разочарую.

Глава 10

Феникс

Существует нервное состояние… и окаменевшее.

И сейчас Леннон, несомненно, впала в последнее.

Никогда не видел, чтобы эта девушка потела, поэтому наблюдать за тем, как она волнуется, чертовски странно.

Господи. Она выглядит так, будто ее сейчас стошнит.

Я уже собираюсь спросить, не нужно ли ей ведро, но Леннон встает за синтезатор.

– Я играю не так хорошо, как ты.

Мне плевать, насколько хорошо она умеет играть. Просто хочу снова услышать, как она поет.

Учитывая, что я гораздо выше, микрофон нависает над ее головой.

– Опусти микрофон.

По ее взгляду понятно, что она этого не хочет.

Не повезло ей. Я желаю слышать каждый звук, который вырывается из ее рта.

– Обещай, что не будешь смеяться, – просит она, поправляя микрофон. – Вообще-то, обещай, что ничего не скажешь.

Я тот еще придурок, но не когда дело касается музыки. Знаю не понаслышке, что нужно очень много мужества, дабы обнажить свою душу перед другими.

– Я не буду смеяться.

Только если она не станет играть какую-нибудь клоунскую музыку.

Ее взгляд опускается на клавиши, а пальцы начинают двигаться, наполняя гараж мрачным мелодичным звуком с резкими нотками.

Я сдвигаюсь на край дивана, потому что она уже полностью завладела моим вниманием.

А потом Леннон начинает петь.

Крепок, словно гвоздь,
Подобно лезвию заострен,
Но продолжаю лежать здесь
В хаосе, что тобой учинен.

Изрезан и сломлен,
Бледен и без сил вновь,
Куда бы ни повернул,
Я вдыхаю тебя и теряю кровь.

Ведь я должен был стать резаком,
Но это ты режешь меня ножом.

К черту воспоминания, которых не будет никогда,
К черту боль, нанесенную твоим лезвием,
К черту оставленные тобой чувства…
К черту то, что мы жизнью зовем.

Я не двигаюсь с места, когда песня подходит к концу. Просто не могу.

Потому что Леннон Майкл только что возбудила меня, даже не прикасаясь.

Ее низкий, страстный голос обхватил мой член и потянул к себе.

И даже не заставляйте меня комментировать текст. Он болезненный и осязаемый…

Чистейшая форма искусства.

И все это в сочетании с медленной резковатой мелодией, которая с каждым куплетом перерастала в гипнотическое крещендо, пока не проникла в грудь и не вырвала бьющееся сердце…

Проклятье. У этой девушки дар.

Отведя взгляд, она неторопливо возвращается к футону.

Словно не сотворила только что нечто такое, от чего у меня перехватило дыхание и захотелось большего.

– Леннон.

Знаю, она просила ничего не говорить, но я должен. Чтобы она перенесла хотя бы половину своей веры в меня на себя.

Я поворачиваюсь к ней.

– Это было…

Словами этого не передать.

– Я… ты…

Черт. Теперь я спотыкаюсь о собственные слова.

Я прочищаю горло.

– Ты написала это? Сама?

Я не стану осуждать ее, если ей помогал отец. Это не умалит восхищения, которое я только что испытал.

– Да. – Она морщится. – А что?

Придвигаясь ближе, я задеваю ее коленом.

– Это было пре…

– Как дела, чувак? – врывается Сторм. Как только он заходит в гараж, его взгляд останавливается на Леннон. – Привет, Группи.

Мой взгляд устремляется к нему, а по спине струится волна раздражения.

Внезапно у меня возникает желание подойти и впечатать кулак в лицо лучшего друга.

Леннон – моя подруга. Не его.

Не обращая внимания на то, что он называет ее дарованным мною прозвищем, Леннон улыбается.

– Привет.

Закурив косяк, Сторм снова смотрит на меня.

– Нам пора репетировать.

Лицо Леннон озаряется светом.

– Можно я останусь и посмотрю?

– Конечно, – отвечаю я одновременно со Стормом.

Вставая, она закусывает нижнюю губу.

– Эм… Простите, но могу я сначала воспользоваться ванной?

Сторм указывает на дверь, через которую он только что вошел.

– Вторая дверь справа. Но бабуля готовит ужин, а это значит, что она не пропустит тебя, пока не попробуешь ее соус. Считай, что я тебя предупредил.

Когда Леннон уходит, его взгляд мечется между мной и дверью.

– Что между вами?

Мне хочется сказать, чтобы он завязывал с дурью, потому что та убивает его мозговые клетки.

– Она помогает мне с учебой, – напоминаю я ему.

Сторм делает долгую затяжку, прежде чем затушить скрутку.

– Не похоже, чтобы она обучала тебя, когда я вошел. – Выражение его лица становится любопытным. – И, насколько я знаю, ты не приводишь цыпочек на репетиции.

Потому что это слишком отвлекает. Единственный раз, когда я привел девушку на репетицию, в итоге прервал ее, дабы мы могли потрахаться в моей машине.

С Леннон у меня нет такой проблемы.

Но в отличие от тех девушек, которые даже не могут назвать пять своих любимых рок-групп – или объяснить мне разницу между альтернативным роком и хеви-металом, – Леннон может навскидку назвать пятьдесят и перечислить песни их сайд-проектов^[16].

К тому же ей, похоже, искренне нравится слушать, как мы играем, что является дополнительным бонусом.

– Я…

– Братишка, все в порядке. – Он подходит к барабанной установке. – Я не против.

Мне плевать, что он не против. Я не жду его одобрения. Кроме того, между нами с Леннон ничего не происходит.

– Ничего нет, – бросаю я ему, подходя к микрофонной стойке и регулируя ее. – Леннон крута, но не в том смысле. Мы друзья.

– Ну, если ты так говоришь, – бормочет Сторм позади меня.

Наклонив голову, я пристально смотрю на него.

– Ты последние мозги растерял, приятель? Она, черт побери, не в моем вкусе.

– Ладно, чувак. Проклятье. Давай уже отрываться.

Глава 11

Леннон

– Все будет отлично, – говорю я Фениксу, пока мы идем по коридору к классу миссис Герман.

Судя по виду, мне не удалось его убедить.

Понимаю, что он нервничает, ведь от исхода экзамена зависит его судьба.

Но я знаю, что он сдаст.

– Я куплю тебе ужин после, чтобы мы могли отпраздновать, – обещаю я, надеясь немного развеять его тревогу.