По расчётам Нагиля, его и Пекин разделяло сейчас полторы тысячи ли ^[19], он был где-то в округе Шэньяна, который Дэкван и его отряд проезжали, вероятно, дней пять назад. Если они двигались достаточно быстро, то должны достигнуть столицы Империи уже через день, к полудню. Если Дэкван, следуя указам Нагиля, вёл отряд осторожно и обходил крупные города, то на дорогу до Пекина у него уйдёт ещё шесть дней.

При хорошем раскладе Нагиль успеет нагнать своих людей у границ околостоличных провинций. При плохом – будет отбивать их прямо из рук Императора Мин в Пекине. Мер’тонъ.

В сознание через силу возвращались мысли, им нехотя уступали место звериные инстинкты. Нагиль потряс головой, прогоняя оттуда завесу из дыма, и осмотрелся. Он стоял у излучины реки, огибающей полосу леса, перед его взглядом стелилось открытое поле. Холодный воздух колол открытую кожу щёк и шеи, задувал с юга: должно быть, Нагиля занесло в провинцию Бэйчжили и Шэньян он уже пролетел. Голова гудела, сосредоточиться на тёмном пятне поселения сразу за рекой получалось с трудом.

«Скрываешь нас на землях, что нам принадлежат по праву», – откликнулся Дракон Металла в груди Нагиля.

– Это давно… – засипел Нагиль и закашлялся. – Проклятье. Это давно не ваши земли.

«Когда-то были, – согласился с собратом Дракон Дерева. – Тысячелетия назад».

– Тысячу лет назад вы были тут хозяевами или вчерашним утром, неважно, – рассердился Нагиль. – Сегодня нам тут не рады.

Он не ел трое суток и почти не спал. Страх, что он не успеет нагнать Дэквана и обречёт своих людей на смерть, которая и без того отвоевала себе больше жизней, чем должна была, подгонял Нагиля вперёд без отдыха, и теперь этот вынужденный голод давал о себе знать. Коня он оставил на границе с Чосоном и через густой лес, отрезающий две страны друг от друга, прошёл пешком. Тогда, кажется, он ел в последний раз – три дня назад.

Надо поесть, решил Нагиль, заставляя себя отвернуться от светло-серых в свете солнца домов, и пошагал вдоль леса в поисках силков, которые могли оставить тут местные охотники. Поймать и зажарить зайца или белку – вот его задача на ближайший час. Потом – несколько часов сна. Без этих двух дел он развалится на части и не преодолеет больше ни ли пути.

Удача улыбнулась ему почти сразу же: у поваленного ветром дерева обнаружилась сломанная ловушка с птицей с перебитым крылом. Нагиль забрал её с собой в гущу леса и развёл там костёр, оглядываясь, чтобы его не заметили случайные путники.

– Надо было учить хотя бы байхуа ^[20], как советовал Ли Хон, – ворчал Нагиль вполголоса, лишь бы чем-то заглушить сосущее нутро чувство пустоты, от которого не помогло избавиться ни мясо птицы, ни талая вода. Это было ощущение отсутствия, и Нагиль знал его слишком хорошо, чтобы противиться тому, как оно заполняет его с головы до ног.

Перевалило за полдень, солнце клонилось к горизонту, пока Нагиль тушил костёр. Надеясь, что в накрывающем лес полумраке его не заметит никто из случайно забредающих ближе к поселениям зверей, он уснул прямо на земле. Стихия Дерева, берущая власть над его телом с вечера по раннее утро, не даст ему замёрзнуть. А ночью он продолжит путь в теле Дракона.

Но у судьбы – или имуги в теле Йонг – были иные планы. Нагиль проснулся, стряхнул с остатков одежды намёрзший слой льда (снег падал и таял на его коже, замерзал на ветру и снова таял) и поднялся. Размял ноги – снова гудели кости, ныли сухожилия. И попытался призвать драконов.

«Лишишь свою женщину силы, – поднял голову Дракон Дерева. – Перетянешь на себя Ци, и её змей ослабеет».

Прежде Великие Звери не предупреждали о подобном, даже ненавидели имуги, если их отношение к змею, породившему Дракона Металла, можно было обозначить человеческим чувством. Нагиль нахмурился, всматриваясь в линию горизонта. Он стоял на возвышении у западной границы леса и не хотел задумываться, почему Дракон решил поделиться с ним опасениями. У него была цель, которая требовала полной отдачи мыслей и Ци. Всё остальное сейчас игнорировалось, даже если приносило боль.

– Почему сейчас? – выдохнул Нагиль, злясь на себя за безволие: одно напоминание о Сон Йонг вносило в и без того хаотичные мысли полный разброд. – Она ещё слишком слаба, чтобы прибегать к силам имуги.

«Ты недооцениваешь змея», – ответил Дракон Металла. В горле заклокотало – то было раздражение Великого Зверя.

«Он хочет себе всё Ци, что есть в мире, – добавил Дракон Дерева. – Тратит его бездумно, безответственно. Он – разбитый сосуд, сквозь который утекает в небытие энергия мира. И он хочет получить её всю, без остатка».

«Доверься мы тебе, ты не удержишь в нашем теле чужую Ци. Отдашь её змею».

Существование имуги – ошибка вселенной. Случайность, которой быть не должно ни в мире Нагиля, ни в прежнем мире Сон Йонг. Нагиль знал, что вдвоём они ходят по грани, и каждый раз пользовался отведённым ему временем и силой с оглядкой на имуги.

Он держал один конец нити, Йонг – другой. Они тянули её друг у друга из рук, порой это противостояние было невыносимым, и проще было отпустить узел, чем держать из последних сил при себе. Но если бы Нагиль отпустил нить, отдал Йонг целиком, Ци Металла, что перешла бы в её тело, разорвала бы её на части. Но и забрать всё, освободив Йонг от имуги, Нагиль не мог: змей врос в неё так сильно, что, лишив его Ци, Нагиль убил бы и свою женщину.

Полгода назад Мун Нагиль нарушил баланс мира, проведя запретный ритуал, что вернул ему Йонг. С тех пор он расплачивался каждодневным страхом, что не успеет спасти её во второй раз, что сам станет причиной её смерти.

Лан сказала однажды, что он смотрит не туда. Нагиль не понял, о чём она предупреждает его, а теперь спросить было не у кого.

Воспоминание о мудан отозвалось тупой болью в груди. Нагиль сжал края зимнего ханьфу, истрепавшегося от нескольких обращений в Дракона, и повернулся лицом к горному хребту, покрытому снегом, за которым скрылось солнце этого дня. Ночью в горах опасно и холодно, и даже у ёнгданте было больше шансов сорваться в пропасть, переломав себе все конечности, чем добраться до вершины горной цепи невредимым. Придётся идти вдоль реки до самого утра, а там – молиться Великим Зверям, чтобы жители ближайших поселений не заметили, как одиноко идущий по заснеженным полям путник превращается в чудовище из легенд и взмывает в небо.

Нагиль прикинул время, за которое он преодолеет расстояние до первой горы и сможет спрятаться за её склонами от глаз случайных зрителей из деревни на востоке, и вздохнул. Ничего не поделаешь, Мун Нагиль. Ты разделил с женщиной из другого мира Ци и теперь зависишь от неё не меньше, чем она от тебя.

Никогда ещё дорога по снежному полю не тянулась так медленно, а ночь не покидала Чосон так долго… Он шёл до тех пор, пока горячее дыхание, насыщенное Ци Дерева, выпаривало с кожи солёный замёрзший пот, пока ноги, тонущие в снегу, сами его топили, и от жара тела хрустела под ступнями галька с берега реки.

Предыдущие дни дались Нагилю проще: он почти всё время был Драконом, обращался ранним утром на несколько часов пустого сна и снова возвращался в звериный облик, который допускал так мало человеческого сознания, что Нагиля хватало только на главную цель его путешествия. Нагнать отряд Дэквана, повернуть их вспять до того, как двор Императора Мин поймёт, что порог ему обивает не просто чосонский капитан с предателем из Хансона, а приспешники главного врага Империи, человека, что, по слухам, убил любимую дочь Императора.

Нагиль обходил жилые селения, но знал, что сплетни и пересуды долетят до Пекина раньше Дракона. Знал также, что в столицу Империи послали гонца с ужасными новостями, но не мог искать его и останавливать самостоятельно: это только доказало бы вину Чосона.

Сейчас, пока Нагиль шёл, перебирая усталыми ногами по мёрзлой земле, образы, один другого мрачнее, опутывали сознание и мешали смотреть вперёд. Голову забивали мысли, свойственные не уверенному в силе Великому Зверю, а человеку: страх перед будущим, сомнения в собственном выборе… Доверял ли Нагиль Рэвону, раз оставил на его попечение Сон Йонг сразу после роковой ночи в Хэнджу? Мог ли сказать уверенно, что брат не предаст его снова, не сдаст Сон Йонг своему генералу? Хватит ли Нагилю времени, чтобы догнать Дэквана? Смогут ли они вернуться на родину после?

Нагиль не мог, не имел права потерять своего главного воина, лучшего мастера мечей в Чосоне и, возможно, в Японии и Империи Мин. Нет. Он не мог лишиться друга.

Нагиль остановился перевести дух, крепко зажмурился. Тьма ночи была такой непроглядной, что казалось, будто он идёт вперёд наугад с закрытыми глазами. Если бы не драконье зрение и чутьё, он давно потерялся бы.

Давящая тишина обволакивала тело в такой плотный кокон, что мешала дышать, и из самого нутра Нагиля, из той глубины, в которую он погрузил воспоминания о былом и с тех пор не смел заглядывать, в голову лезли непрошеные образы. Дни, когда Нагиль и Рэвон учились у мастера Вонгсуна и мастера Го, Дракона Воды и его Хранителя. Дни, когда Нагиль и не думал о том, что на его плечи ляжет тяжёлая ноша защитника всей страны. Дни, когда о войне думалось как о чём-то героическом и далёком, почти святом… как о грандиозном событии, которое возвысит смелых и сожжёт в пепел трусливых, принесёт славу и почёт благородным и смерть – подлым.

Кто же знал, что на деле война мешала святых с грешниками, чистых с грязными, своих с врагами. Война осталась грандиозным событием, но обнажила не только благородные мотивы и правильные решения людей, которым Нагиль никогда не верил, но слабость духа и подлость души тех, кого ёнгданте считал другом и братом.

Кто знал, что война разведёт его с Рэвоном по разные стороны? Черта, которую хён ^[21] провел между ними, сейчас стиралась только благодаря Сон Йонг. И из-за неё же могла превратиться в точку невозврата.

– Останься в живых, – сказал Рэвон перед тем, как они с Нагилем разминулись на перепутье заснеженных дорог: одна вела к Пхеньяну, вторая уводила к границе Чосона с Империей Мин. – Вернись, чтобы мы смогли исправить то, что натворили.

Должно быть, хён говорил о себе. Нагиль помнил, как сильно Рэвон не любил признавать себя виноватым. Понимал ли он, что их разлад – дело рук его самого?

– Верни Сон Йонг в Хансон, – ответил Нагиль и повернул коня на север. – Если она погибнет, всё будет напрасно.

В тот момент он понял, что повторяет давние слова Лан, и невольно усмехнулся, отметив насмешку судьбы.

«Будьте живы, – упорно думал Нагиль теперь, всё больше чувствуя жар в теле. – Будьте живы, оба».

Когда занялся рассвет, Нагиль без сил привалился к горному склону, мягко уводящему тропу к вершине. Жар ослаб, кровь бежала по венам медленнее – ночь сменялась днём, время имуги, а вместе с ним и его сила, истончались, точно нити в ткани ханьфу на Нагиле.

Он размотал остаток плаща, отбросил его за спину, чтоб не душил шею, и втянул носом ледяной зимний воздух, чувствуя, как тот наполняет лёгкие.

«Дух твоего друга уже покинул этот мир», – сообщил Дракон Дерева. Нагиль и сам это понял, ощутил тоску, кольнувшую сердце. Лан казнили во дворце Хэнджу, на главной площади, должно быть. Нагиль старался не думать о том, сколько страданий шаманка вынесла за эти долгие дни, что для него слились в один, бесконечный и бесполезный, но этой ночью в полной мере осознал, что она умерла и отдала свою жизнь за дело, в которое верила.

«Жалеть себя – предавать память о тех, благодаря кому ты ещё жив», – заметил Дракон Металла. Великие Звери не ведали сострадания или страха, им непонятны были человеческие эмоции. Сейчас же – Нагиль позволил себе глупую мысль – они всё-таки утешали его.

Проклятье, он стольких потерял в этой жестокой войне. И стольких же ещё потеряет.