– Ба! Летающую машину! Падать она умеет, а не летать! Распалась на куски и валяется среди скал! Ни один разумный человек не полетел бы на ней!

– Но они полетели!

– Какие они разумные? Они же французы!

– А куда приходят французы, по пятам следует ужас. Они воры и убийцы. Арабы на севере пострадали от их рук. Этих двоих надо убить!

– Арабы на севере заслуживают правление французов!

Спор становился все жарче.

– Ты знаешь, куда упали винтовки? – тихо спросил у Гаскона Анри.

– Я их не вижу, сир. Надо поискать повнимательнее. Куда ни глянь – сплошные обломки.

– Тогда ищи, и побыстрее, пока туареги спорят. Если найдешь, одну брось мне, но на них пока не наводи. Если не найдешь, у меня в саквояже пистолет. Будь начеку и смотри в оба. Думаю, сейчас они обсуждают, чем нас приканчивать – мечами или копьями. В случае чего беги туда.

Анри указал на два крупных валуна, располагавшихся почти впритык. Позади была стена из песчаника. Не ахти какое прикрытие, но лучше, чем ничего.

– Oui, mon comte^[7].

Гаскон направился к обломкам корзины. Заметив это, Тамрит закричал:

– Глядите! Он пошел искать оружие! У них есть винтовки! Остановите его!

Тамрит поднял копье. Остальные выхватили мечи и достали из складок одежды ножи. Рука Гаскона потянулась к ножу на поясе. Безоружный Анри мог лишь отступить.

– Стойте! – раздался голос Серены, которая видела, что ситуация становится неуправляемой, и понимала, что должна вмешаться; слова, прозвучавшие затем, были удивительны для нее самой, поскольку являлись ложью. – Оставь их, Тамрит. Слишком поздно. Я уже взяла их под свою защиту. Я дала им аман^[8] на безопасный проезд.

– По какому праву ты это сделала?! – взорвался Тамрит.

– По праву, которое у меня есть, и ты, Тамрит, прекрасно это знаешь. Французы погрузят свою летающую машину и вместе с нами отправятся в Арак.

– Серена, в этом путешествии я главный.

– Что сделано, то сделано! – хмыкнула она.

Разъяренный Тамрит вонзил копье в землю:

– Я не подчинюсь!

– В таком случае ты оскорбишь всех нас и будешь отвечать перед аменокалем.

Тамрит выругался. Эта женщина слишком независимая, слишком властная, а он безнадежно влюблен в нее. Он ухаживал за ней два года, дарил верблюжье мясо и прекрасные ткани, писал стихи и вообще делал все, на что способен влюбленный мужчина. Но она оставалась равнодушной и недосягаемой. А сегодня она посмела с ним спорить и унизила перед другими. Проклятая женщина! Конечно же, она была права. Если она даровала безопасный проезд, ему не оставалось ничего иного, как согласиться с ее решением. «Хотя бы до тех пор, пока не представится благоприятная возможность», – подумал он.

Серена заметила его нерешительность и поняла: удача на ее стороне. Теперь нужно побыстрее закончить начатое. Она подъехала к Анри и заговорила быстро и властно:

– Мои спутники подумали, что вы разыскиваете оружие. Я заверила их, что это не так, но если оружие у вас действительно есть и вы попытаетесь применить его против нас, ваша смерть, Анри де Врис, наступит очень скоро. Я собственноручно вас убью. Но если хотите, я предлагаю вам безопасный проезд. Можете отправиться с нами в Арак, где покажете свою летающую машину нашему правителю. А там примкнете к какому-нибудь торговому каравану и вернетесь на север.

Анри мешкал, просчитывая имеющиеся возможности, которые в данный момент были ограниченны. Он не знал, можно ли доверять словам этой женщины. Она завораживала его и, похоже, пользовалась влиянием среди соплеменников. Чувствовалось, ее слова обладают большим весом. Невероятно, но она управляла мужчинами. Какая африканская или, если уж на то пошло, европейская женщина вела себя подобным образом? Он повидал достаточно базаров, городов и деревень на севере Африки, где женщины выглядели робкими и бесправными существами, закутанными в паранджу ничтожествами. Отцы и мужья держали их под замком, требовали от них беспрекословного подчинения и били, как мулов. Эта женщина не являлась робкой и бесправной; не она, а мужчины прятали свои лица. Что же это за народ такой – туареги? На севере он вдоволь наслушался рассказов о вероломстве туарегов и сообщений о десятках путников, убитых ими. Однако сейчас ему и Гаскону предлагали безопасный проезд. Анри знал: если ткань оболочки шара сильно повреждена, починить его в здешних условиях не удастся. А если слова женщины о ветре – правда, нужного ветра можно так и не дождаться. Идти одним – сущее безумие. Даже если они с Гасконом и решатся на такое, есть опасность столкнуться с другим караваном и быть убитыми на месте.

Серена слышала недовольные голоса соплеменников и знала, насколько опасно сейчас медлить. В любой момент она могла потерять контроль над ситуацией.

– Решайте как можно быстрее, – поторопила она Анри. – От этого зависит ваша жизнь.

Анри взглянул на Гаскона. Тот, оценив их шансы, посчитал благоразумным согласиться, о чем и сообщил кивком.

– Ваше предложение с благодарностью принимается, – сказал Анри. – Сочтем за честь ехать вместе с вами.

– Тогда собирайтесь.

Воздухоплаватели свернули шар, собрали и сложили в кучу уцелевшие остатки багажа. Анри разыскал винтовки, упавшие в песок и придавленные обломком корзины. Он вел себя предельно осторожно, стараясь, чтобы туареги видели каждое его действие и не могли превратно истолковать. Винтовки он завернул в покрывало и опустил в корзину, которую предстояло погрузить на вьючного верблюда. Анри и Гаскон хотели помочь с погрузкой, но туарег по имени Бузу, одетый во все белое, бесцеремонно их отогнал. Он занялся этим сам, шипя, ругаясь и уговаривая животных без лишних капризов сделать то, что от них требуется. Бузу один возился с верблюдами. Остальные туареги молча сидели в тени. В них не ощущалось чрезмерной враждебности, но держались они замкнуто и недружелюбно.

Когда караван наконец-то был готов тронуться, Анри обнаружил, что выделенный ему ездовой верблюд имеет скверный нрав. Верблюд – животное, чье поведение отличается контрастами. В зависимости от настроения он может быть либо совершенно несносным, либо благородным и великодушным. К тому же он обладает способностью выглядеть совершенно естественно в любом обличье. Всадник забирается на верблюда, когда тот стоит на коленях, затем верблюд встает, и всадника резко отбрасывает назад, потом вперед и снова назад. Верблюд Анри дергался в разные стороны, отчего едва не сбросил его, вынудив схватиться за шею и сползти вбок, где Анри повис в опасной позе. Серена, уже находившаяся в седле, вовремя подоспела графу на помощь.

– А вы, месье, в корзине шара выглядели лучше, – весело сказала она, изо всех сил крепясь, чтобы не засмеяться.

Анри застенчиво взглянул на нее и покраснел. Кое-как он переполз по верблюжьей шее обратно в неудобное кожаное седло, попутно выронив сумку. Он тупо смотрел на упавшую сумку, раздумывая, как спуститься за ней и при этом окончательно не потерять достоинства. Гаскон уже сидел в седле, как и все туареги. И вновь графу помогла Серена.

– Сейчас подниму, – сказала она.

Она легко спрыгнула с верблюда, подхватила сумку, протянула Анри и снова забралась в седло. Ее верблюду даже не пришлось становиться на колени.

– Merci, – благодарно закивав, произнес Анри. – Сколько дней займет путь до Арака?

– Восемь.

– Через восемь дней я стану превосходным наездником.

– Или вы с верблюдом поменяетесь местами, и он поедет на вас, – засмеялась Серена.

Они ехали быстро, двигаясь гуськом по узкому вади, змеившемуся вдоль подножия плато. Караван покрывал милю за милей, не останавливаясь и не сбавляя скорости. Ехали молча. Верблюды были превосходными животными, полными сил, шли быстро, ударяя копытами по мягкому песку и выдерживая темп. Подражая манере езды туарегов, Анри обвил ногами верблюжью шею, но его верблюд не реагировал на движения ног. Упрямое животное так и норовило выбиться из цепи, чтобы полакомиться колючками или листьями редких кустов, однако Анри пресекал все поползновения, туго натягивая поводья. Несколько раз он дергал за носовое кольцо, ловя на себе злобный взгляд верблюда, а однажды тот попытался его укусить. Графу оставалось лишь надеяться, что за время пути между ними установится пусть и напряженное, но взаимопонимание.

Достав записную книжку, Анри попытался вести путевые заметки и делать зарисовки, однако качка делала это невозможным. Спрятав книжку, он довольствовался тем, что просто наблюдал, любуясь видами с высоты верблюжьей спины. Через какое-то время вади стало шире, и вскоре граф поехал рядом с Сереной.

– Вы меня радуете, месье де Врис. Вам удалось весь путь продержаться в седле!

– Он дожидается вечера, чтобы сбросить меня, – с грустью признал Анри. – Думаю, верблюду было бы предпочтительнее видеть меня в корзине воздушного шара. Главное – не забыть, что к нему нельзя поворачиваться спиной.

Серена показала Анри, как туареги сидят в седле, держат поводья и заставляют верблюда отвечать на движения ног. Для последнего графу понадобилось снять сапоги. Но верблюд не желал откликаться. Он громко возмущался и недовольно плевался, потешая Серену.

– Должно быть, ему не по нраву ваши французские ступни.

– А где вы так хорошо научились говорить по-французски? – спросил Анри.

– Мне шел десятый год, когда весной мы небольшим отрядом отправились в Эль-Гасси, – начала она. – Я оторвалась от своих спутников, забрела в сторону, споткнулась и упала со скалы. При падении я сломала ногу, да так сильно, что кость пропорола кожу и торчала наружу. Никто из нас не знал, что делать. Обычно лечением ведал марабут, но его с нами не было. На этом мое путешествие прервалось. В городке, куда меня принесли, жил французский миссионер из Алжира. Один из «Белых отцов»^[9]. Он умел врачевать переломы, вернул кость на место и закрепил ногу. В довершение к сломанной ноге я подхватила лихорадку и чуть не умерла. Я долго пролежала, не в состоянии подняться с постели. Тогда-то он и стал учить меня французскому языку.

– И прекрасно научил.

– Он был добрым человеком. Выращивал овощи и раздавал жителям, хотя самому не оставалось. Он пытался обратить меня в свою веру. До этого он пытался обратить других, но безуспешно. Так никого и не обратил… А потом кто-то перерезал священнику горло, и мои уроки прекратились.

Анри поразило, с какой будничностью Серена поведала о гибели священника, словно подобное было совершенно естественным явлением.

– Кто это сделал?

– Не знаю. Думаю, что шамба. – В устах Серены слово прозвучало как ругательство.

Так называли арабов, обитавших в центральных оазисах севера, тогда как туареги относились к берберским народам. Между теми и другими веками велась кровавая вражда с нападением на караваны и разграблением лагерей, что омрачало жизнь многим поколениям.

– Они строго придерживаются ислама и терпеть не могут «Белых отцов». Рано или поздно того священника все равно убили бы.

– Тогда почему шамба не тронули вас?

– Они, конечно, бен халуф. Но даже эти сыновья свиней не посмеют причинить зло маленькой девочке. И потом, священник надежно меня спрятал. Он тревожился о моей безопасности. Боялся, что расправятся со мной, а оказалось – расправились с ним. Найди меня шамба в его доме, они бы взяли меня в плен, а потом продали бы моим соплеменникам. Шамба ненавидят нас сильнее, чем… вас, и любым способом хотят нам навредить. Им никогда не удавалось подчинить нас или заставить жить так, как они. Когда мы сражаемся с ними, им здорово достается. Для них это хуже смерти. Они зовут нас «покинутыми Богом», но Бог, как видите, нас не покидал. Он вокруг нас. – Широким жестом Серена обвела впечатляющую местность, по которой они ехали.