– Ну что, – сказал я с порога, – снял коробку, разобрал. Милости просим. Гляните, – посмотрел я на механика по ремонту Степаныча, – что там, с ней, произошло.

Степаныч, видя мое веселое лицо, нахмурился и вжал голову в плечи. Завгар Федотыч глянул на наручные часы, приподнял брови.

– Ого. Шустрый ты, Игорь. Лихо справился.

– Это только половина работы, – сказал я весело, отчего механик посмурнел еще сильнее, – самое тяжелое впереди. Вот только чтобы собрать коробку, мне нужны запчасти.

– Погодим еще, – начал механик Степаныч, – посмотрим сначала, за чей счет будет ремонт: за колхозный, или за твой личный, Землицын.

Было видно, как ему не нравится, мое выражение лица. Кажется, Степаныч решил, что я улыбаюсь, чтобы позлить его. Конечно же, это было не так. Я просто испытывал невероятное удовольствие от проделанной работы. Мне казалось, что еще никогда я так не радовался результату своего труда.

– А что там с коробкой то случилось? – Посмотрел на меня завгар вопросительно.

Глава 4

– Мда… Развалился подшипник, – Вздохнул завгар Федотыч.

– Налицо некачественная сборка детали, – суховато сказал я, – Шар выскочил из обоймы. Застрял между шестернями вала и второй передачи. Выбил я заразу, – я показал слизанный шарик, лежавший на моей грязной ладони. Все с интересом склонились над рукой, – главное – зубья сильно не покаршились. Чуть напильником рихтануть и сцепятся.

– Эх! Тьфу ты! – Махнул рукой завгар и поднялся от коробки.

Разборку коробки пришлось проводить прямо тут же, на месте. Все ремонтные боксы с ямами и верстаками были заняты сломанными машинами. Еще с прошлой моей жизни я помнил, как сложно было туда попасть. В большой семье клювом не щелкают. Кто первый поломался того и яма.

Вот я и взялся за КПП прямо у правого колеса ГАЗа. Работать было неудобно, но привычно. На удивление привычно. Казалось, не было тех сорока лет, что пролетели между той и этой жизнью.

Я радовался, когда сливал черное пряное масло из агрегата, обделав им все руки и даже рубашку. Радовался, когда срывал тугие винты с крышки. Радовался даже выпресовывая молотом вал.

Все просто горело в руках, и времени я не замечал.

Когда я позвал завгара к машине, вместе с ним уцепились и оба механика. Механик по ремонту Степаныч, с нашей ссоры был темный, как вырытая ночью могила. Он свел суровые брови, а нос его от нахмуренности стал казаться еще больше.

Механика по выпуску Никиту Олеговича Федотова я помнил еще из прошлой жизни. Это был очень крупный мужик под пятьдесят. Высокий рост и крупное тело его создавали такое впечатление, будто смотрит механик на всех с надменностью и холодом. На самом деле это было не так. На широком лице с крупными лошадиными чертами горели очень добрые глаза. Был Никита Олегович добрым, спокойным и немного меланхоличным человеком.

Когда я привел завгара и механиков к своему рабочему месту, все окружили коробку, как котелок с кашей. Принялись заглядывать внутрь. Брали и критически осматривали детали, старательно разложенные мной на сером куске материи.

– Запчасти сыпятся, как песочные, – сказал очень низким голосом Никита, – Женя Лыков подшипник и шестерни менял в КПП. Так и месяца не отъездил. Подшипник также развалился и зубья все послизал.

– Они там что? – Гневно засопел завгар, поднявшись на ноги и топча недокуренную папиросу от злости, – ногами детали, на своем заводе делают?! Не дело это все! Не дело! Надо срочно менять поставщика, а не экономить! Бо все перевозки колхозные встануть! И что тогда?

– А тогда все, – низко протянул Никита, поднимаясь с корточек – тогда накатаемся.

– Степаныч, – я встал, посмотрел на механика по ремонту, – ну что? Пойдем за запчастями?

Степаныч хмуро посмотрел на меня снизу вверх. Недовольно искривил тонкие губы. Потом взял с холщины смятый подшипник вала. Встал, покрутил деталь в грязных руках.

– Да что ты его нянчишь, как родного? – Нервно выпалил ему завгар, – выдай парню запчасть, не вредничай. Видишь же в чем дело?

Степаныч что-то недовольно пробухтел себе под нос.

– Уговор помнишь? – Спросил я с усмешкой.

– Да помню-помню, – сказал он хмуро, – пойдем до склада. Выдам.

Когда механик по ремонту побрел прочь от машины, я уже было хотел пойти следом, но завгар меня остановил.

– Молодец Игорь, – сказал он с улыбкой, – шустро работаешь. Дела не боишься. Молодой, а толковый. Честно, не ожидал.

– Да ладно, дядь Миш, – махнул я рукой, – изголодался я по этому железному делу, – показал я ему вымазанные маслом руки, – ой как изголодался.

– Изголодался? – с ленцой улыбнулся Никита Олегович и посмотрел свысока покровительственным взглядом, – ты ж только недавно из армии вернулся. Водителем был. Там тебе, что ли, машин не хватило?

– Не хватило, – хохотнул я, – ой как не хватало.

Олегович не ответил, а только одобрительно хмыкнул, а потом попрощался и пошел к диспетчерской.

– Ты как решил? – спросил завгар, – домой, или тут, в гараже еще походишь?

– Соберу коробку, пока руки горят, – улыбнулся я, – а там глянем. Может и поставить смогу.

– Так, – он глянул на часы, – в пять мужики в гараж возвращаться начнут. Попросишь кого-нить тебе подсобить с установкой. Если, конечно, собрать к этому времени успеешь.

– Глянем, – кивнул я, – ладно. Пойду за подшипником, – я улыбнулся, – а то Степаныч, видать, заждался уже.

– Игорь, – остановил меня вдруг завгар.

– Ммм? – я обернулся.

– Весь день наблюдаю, как вы с Серым цапаетесь. Знаю, что ты сейчас и дядьку его, Степаныча, теребить начнешь. Выспрашивать. Просьба у меня такая есть к тебе.

– Это какая же? – Я вопросительно изогнул бровь.

– Ну не расспрашивай пока его ни о чем. Не надо свое личное в гараж. То, что промеж вашими семьями, пусть за воротами будет. Бо придется мне собрать товарищеский суд. Если уж сами, по-человечески порешать не сможете, порешает за вас коллектив.

Признаться, я и правда думал спросить Степаныча, что же происходит. Но вот эти слова завгара: “То, что промеж вашими семьями, пусть за воротами будет.” Вселили в мою душу беспокойство. Что же промеж нашими семьями? Не уж то там что-то непростое? Приду домой – выспрошу. А сейчас послушаю завгара, раз уж ему это так важно.

– Хорошо, дядь Миш, – согласился я, – я правда хотел его расспросить. Но разу уж ты просишь, не буду.

– Спасибо, Игорь, – заглянул завгар мне в глаза, – у нас на носу уборка. Тут не о том думать надо. Тебе, например, о том, чтобы в поликлинику сходить. Боевой мне рассказал и про солнечный удар, и про потерю памяти. Много забыл?

– Так, – отмахнулся я, – чуть-чуть. Не проблема это.

– Ну, коль считаешь, что не проблема, то хорошо, – завгар сжал губы, – добро-добро, – вздохнул он.

Не ответив, я кивнул, и мы разошлись.

Склад запчастей представлял из себя небольшой продолговатый сарай с серой от времени шиферной крышей. Расположился он за диспетчерской. Когда я приблизился, увидел, что одна его высокая деревянная воротина, выкрашенная синей краской, откинута. Внутри горел тусклый свет.

Когда я вошел, в нос ударил приятный запах свежего моторного масла и консервационной смазки. Всюду, у стен, стояли тяжелые железные стеллажи. На полках лежали новые и не очень детали. Я обратил внимание, что большинство полок пустовали.

Степаныч, пыхтя, взобрался на деревянный стул без спинки и шарил руками на верхней полке стеллажа.

– На, вот, – сказал он, когда слез со стула и подошел, – бери подшипник. Но, так и знай. Была б моя воля, не ведать тебя его было бы за колхозный счет.

– Я пообещал Федотычу, – сказал я, заглядывая в хмурые глаза механика, – что все, что промеж наших семей произошло, будет только за воротами гаража. Там дуйся на меня сколько влезет. Хоть не разговаривай. Молчи как рыба. А тут, ты – механик, я – шофер. Работаем мы. Колхозу мы и руки, и ноги. Так что тут, между нами, ничего личного быть не должно.

Старый механик засопел. Потом мелко закивал.

– Хорошо. Но вне колхозной жизни дружбы между нами не будет.

– Глянем, – бросил я через плечо, выходя из сарая.

Не скрою, что коробка эта попила у меня крови по самое горлышко. Собирать ее, запрессовать вал обратно, было сплошным мученьем. И все же, к вечеру я справился с этой железякой. Когда принялся затягивать последние болты на крышке, подходило пять вечера.

Самосвалы, молоковозки, автобусы по одному, по два, стягивались в гараж. То и дело слышал я рык двигателя и хруст асфальта под колесами очередной возвращающейся машины. Вернулась пара новеньких КАМАЗов, которые колхоз приобрел совсем недавно. Многострадальная Колхида притянула свой прицеп, зеленый после силоса.

К вечеру гараж наполнился людьми. Шоферы, уставшие, но радующиеся окончанию рабочего дня, выпрыгивали из кабин. Столпились у конторы, спеша черкануть в книге за машину и отправиться домой.

– Игорь! Ну че ты там? – Крикнул мне кто-то снаружи.

В этот момент я как раз копошился под машиной, стараясь затянуть туда коробку так, чтобы не слизать ее железный корпус об асфальт.

– Бросай давай эту железку! Поехали домой!

Моложавый голос звонко разнесся по округе, перекричал низкий гул двигателей тяжелых машин. Я высунулся из-под днища.

Это был Саня Плюхин. Сосед мой. Невысокий, но кряжистый светловолосый парень сидел на краснобокой новой Яве. Мотоцикл блестел хромированными трубами в лучах вечернего солнца. Ее двухтактный двигатель звонко трещал вхолостую.

– Поедешь домой? Или пешком? – Перекричал Саня свой мотор.

Саню я знал давно. Старше меня на три года, он был сыном простых колхозников, и потому как пришел из армии, тут же подался шофером. Саня был толковым, быстро попал в комсомол. К двадцати трем годам ездил на одном из самых новых самосвалов в гараже. И даже купил себе новенький мотоцикл.

– Да не, – я выбрался из-под машины, – мне б доделать.

– Да брось ты ее, – рассмеялся Плюхин, – брось коробку. Или до ночи решил с ней воловодиться?

– Да не, – повторил я, – я быстро.

А потом запрыгнул в кабину.

Саня удивленно уставился на меня. Заглушил двигатель мотоцикла и поставил его на подножку.

– Ты че это удумал? – залез он на ступеньку.

– Поставить ее хочу, – сказал я, утирая кепкой лоб, – чтобы не бросать дело на полпути.

– Я понял, – он вздохнул, – хочешь ты и сам тут до ночи сидеть, и меня с собой увлечь. А в буфете нынче пиво! Отрадненское! Машка обещала, что привезут три бочки.

– Да не держу я тебя, Саш, – взялся я за рычаг, – езжай домой. А я сам хочу.

– Как это, сам? – Расширил глаза Саша, – ты, чай, не пьяный?

И действительно, я хотел сам. Сам ее поставить. Весь сегодняшний день я наслаждался каждым движением своего молодого тела. Разница со старостью была так велика, и в то же время неуловима, что ощутить ее можно было только сделать вот такой быстрый скачок из одного возраста в другой.

Я просто не мог остановиться. Радость оттого, что в движениях больше нет напряги, что ничего не болит, а одышка ушла в прошлое, захлестывала так, что хотелось испытать себя перед все новыми и новыми преградами.

Кроме того, я умел ставить КПП газона сам. В одиночку. Выучил это, не побоюсь слова, искусство еще в прошлой жизни. Когда общался с тем самым Федором Ильичом, тренером по тяжелой атлетике, которого занесло в шоферы.

У нас он пока не работал. Придет только году в восемьдесят втором. Но мужик был мировой. Высокий, почти как Никита Олегович и такой же крепкий. Ох и удивился же я, когда он один, в две руки, установил КПП на место. Да еще и с первого раза. Ну и сразу напросился научить.

“Ох, долгое это дело, – вспоминал я слова Федора Ильича, – тут нужен острый глаз, сила, сноровка, а главное, выносливость!”