– Ваше Величество, – услышал правитель за спиной, – но вы не сказали, любите ли ВЫ меня еще, нужна ли я вам? Разве я так многого прошу от вас? Лишь подтверждения того, что в вашем сердце осталось место для рабыни, доведенной до отчаяния вашим безразличием… Но вы уходите, не сказав мне ни слова. И что осталось мне от вас и от нашей любви? Лишь угрозы… опять бесконечные угрозы. Я так несчастна!

Сказав это, Мари-Анн расплакалась. Она никогда не позволяла себе быть слабой, но, правильно оценив ситуацию, герцогиня де Шатору справедливо предположила, что сейчас слезы – единственный способ заставить короля забыть о гневе и вернуться. Расчет оказался верным, ибо Луи, не выдержав вида рыдающей любимой, бросился к ней и, упав на колени, принялся покрывать ее заплаканное лицо страстными поцелуями.

– Моя дорогая… не нужно слез… они разрывают мое сердце на множество частей. Я… очень хочу, чтобы вы вернулись в Версаль вместе со мной… Пожалуйста, скажите, что все будет по-старому. Прошу вас!

– Вернуться в Версаль? – слезы тотчас же высохли на лице герцогини. – Ни за что! Чтобы опять за моей спиной шептались и плели заговоры? Они ненавидят меня!

– Ma chère, – целуя ее руки, проговорил король. – Неправда! Люди любят вас. А тот, кто настроен против вашего присутствия возле меня, будет терпеть, ибо мое слово – закон. Я так решил! Вы вернетесь со мной в Версаль и займете комнаты рядом с кабинетом, чтобы я в любую минуту мог видеть вас.

– Я вернусь с вами лишь при одном условии, – капризным тоном заявила Мари-Анн, отстранив Луи.

Она встала с дивана и подошла к окну. Людовик устремил взгляд на герцогиню, высокомерный вид которой еще больше распалил в нем страсть. Он жаждал обладать этой женщиной, жаждал вновь предаться плотскому греху. Его низменные желания были столь горячи, что, вскочив на ноги, король быстрым шагом подошел к Мари-Анн и, схватив ее, сильно прижал к себе.

– Все, что вы хотите, ma belle. Я сделаю все, чего бы вы ни пожелали.

Заглянув в глаза короля, фаворитка стыдливо опустила взор и пролепетала елейным голосом:

– Вы и впрямь исполните свое обещание, сир? Вы не обманете меня, воспользовавшись моей слабостью?

– Иначе и быть не может, моя чаровница. Король всегда держит свое слово.

– Тогда, – любовница прильнула к Людовику и зашептала ему на ушко: – раз вы все еще любите меня, то прогоните герцога де Буйона, герцога де Шатийона, Ларошфуко, Балероя, отца Перюссо и епископа Суассонского. Пока они подле вас, мне не будет покоя. Они жаждут моего низвержения, моей смерти. Умоляю вас, Ваше Величество, защитите свою несчастную рабу, сгорающую от любви к вам!

– Я сделаю все, как вы пожелаете, миледи, – отозвался король, покрывая поцелуями шею фаворитки.

Его руки скользнули по покатым плечам герцогини и обнажили их. Бросив красноречивый взгляд на сестру, Мари-Анн жестом выпроводила ее из комнаты.

Герцогиня де Шатору добилась своего: ее враги были отосланы, а она вновь заняла выделенные ей покои, заставив королеву кусать губы от обиды. Вернувшись с триумфом в Версаль, Мари-Анн принялась там хозяйничать, теперь не обращая внимания ни на кого.

– Бесстыдница… распутница… грязная шлюха… греховодница, – шептались у нее за спиной придворные, презрительно глядевшие вслед фаворитке каждый раз, когда та горделиво и величественно шествовала по залам дворца.

Недовольство нарастало с каждым днем, а ее внезапное появление на совете у короля подлило масла в огонь.

– Мало того, что эта нахалка разрушает семейные устои королевского двора, ведя себя в Версале так, словно она королева Франции, так герцогиня де Шатору еще и советует всем нам, как нужно проводить внешнюю и внутреннюю политику Франции, – выходя из кабинета короля, пожаловался Франсуа де Берни, министр короля, своему собеседнику, Пьеру де Тансену. – Слыханное ли дело!

– Любезный друг, возможно, вы преувеличиваете ее влияние, – попытался успокоить друга архиепископ Лионский, судьба которого висела на волоске из-за несогласия Жан-Батиста де Машо с его финансовой политикой. – Она лишь одна из фавориток. Сегодня она, завтра другая займет ее место. Стоит просто-напросто подождать. Король легкомыслен, живет одним днем. Из чего я могу заключить, что на него можно, а главное, нужно влиять.

– Подождать? – усмехнулся Берни, исподлобья поглядев на собеседника. – Помнится, год назад вы говорили то же самое. Тогда мне, так же, как и вам, казалось, что ее присутствие только временно, что, пресытившись прелестями фаворитки, король отошлет любовницу подальше. Но мы все ошиблись! Герцог Эгильон переиграл нас.

– Время работает на нас, Франсуа… Да-да, именно так: время работает на нас, – обратив глубокомысленный взор на аббата, отозвался министр. – Кстати, вы видели вчера на балу некую особу, мадам д’Этиоль? Меня познакомил с ней один банкир.

– Да-да, припоминаю… Еще одна мещанка? – поморщился Берни. – Куда катится мир? Провинциалки просто заполонили двор!

– Может, оно и так, но без помощи их покровителей мы бы не смогли ни вести войну, ни пополнять казну и… чего греха таить, наши карманы… Так вы не сказали: как она вам?

– Что ж, могу сказать, что она довольно-таки миловидна, – задумался аббат. – Не слишком красива, но в ней что-то есть. Она притягивает взгляды.

– Как вы думаете: она могла бы понравиться королю?

– Трудно предугадать. Вы же знаете Его Величество…

Тут Берни пристально взглянул на Тансена и, прищурившись, спросил:

– Какую игру вы затеяли, мой дорогой друг?

– А ту, в которой НАША пешка будет выполнять все НАШИ требования, нашептывая по ночам королю НАШИ желания. Разве вы хотите не того же самого?

– Тшшш, – предостерег его аббат, оглянувшись по сторонам. – Вы слишком громко разглагольствуете о таких серьезных вещах… Идемте-ка ко мне, Пьер. Я угощу вас чудесным вином. Такого вы еще не пробовали, обещаю! Дома и обсудим наши дела и… планы.

Глава 4. С чистого листа

Версаль, декабрь 1744 года

Дождливая ноябрьская погода сменилась пасмурными, морозными декабрьскими днями. Деревья сбросили листву, и их корявые скрюченные лапы чернели на сером небосклоне. Зима вступила в свои права, подарив людям ощущение опустошенности и бесконечного одиночества. Фонтаны в парке уже не работали, последние цветы давно поблекли, птицы перестали петь звонкие песни, а люди, кутаясь в мантии и плащи, спешили по делам или праздно прогуливались, как это делали придворные в королевской резиденции.

– Не пора ли домой? – раздраженно спросила Адель в очередной раз, кутаясь в подбитую мехом накидку. – Я ужасно замерзла. Мари! О чем ты все время думаешь?

Фаворитка короля медленно шла по дорожкам парка, задумчиво глядя себе под ноги. Она погрузилась в невеселые думы, совершенно не слыша нытья сестры и не чувствуя пронизывающего холода. Бледность лица и покрасневшие глаза говорили о том, что сегодня она провела неспокойную ночь. Но виновником бессонницы был отнюдь не король, пожелавший накануне остаться один в спальне. Вернувшись к себе в покои после очередного театрального представления, которое она устроила, чтобы повеселить короля, Мари-Анн наткнулась на письмо, содержание которого успело врезаться в память, несмотря на то что герцогиня тотчас же сожгла его.

«Ваша жизнь в опасности. Послушайтесь доброго совета и навсегда покиньте дворец, ибо смерть уже следует за вами по пятам. На вас лежит ее печать. Берегитесь!»

«Кто бы мог это написать? – крутилось у нее в голове. – Зачем кому-то предупреждать меня. И, собственно, о чем? О какой опасности идет речь? Совершенно очевидно, что кто-то пытается выпроводить меня из Версаля. Хм… не бывать этому! Я не доставлю никому удовольствия увидеть мой трусливый побег!»

Решив не обращать внимания на предостережение и оставаться во дворце во что бы то ни стало, фаворитка все равно пребывала в подавленном состоянии.

– Да что с тобой? – не выдержав, воскликнула Аделаида. – На тебе лица нет! Что-то стряслось? Король тебя выгнал? Он отказывается с тобой спать? Мы должны уехать восвояси и опять голодать? Ну говори, не молчи, ради Пресвятой Девы. Не пугай меня своим молчанием!

– Господи, Дели, неужели тебя интересуют лишь твое благополучие и плотские утехи? Твоя глупость порой убивает меня. Просто невыносимо слушать твои бредни!

Герцогиня де Логарэ надула губки и отвернулась, метнув на сестру злобный взгляд. Заметив его, герцогиня де Шатору невольно попятилась.

«А может, то письмо написала Адель? Хотя, нет. Во-первых, сестренка вряд ли смогла бы грамотно его написать, уж это-то я точно знаю, а во-вторых, едва ли сумела бы до такого додуматься сама… сама… а что, если кто-то подсказал ей? А что, если она писала под чью-то диктовку? Такое тоже возможно. А что, если Аделаида стала орудием в борьбе моих недругов против меня?»

Покосившись на стоящую рядом сестру, Мари-Анн представила картину: ее сестра пишет письмо в окружении стоящих людей.

«Нет, чушь какая-то, – отмахиваясь от наваждения, подумала герцогиня. – Это лишь мое больное воображение… Что-то мне нехорошо. Господи, почему у меня сегодня так болит живот? Адель права, нужно уже идти домой. Мне следует прилечь и позвать врача. Пусть даст какой-нибудь отвар или микстуру, что ли».

– Не сердись, сестренка, – отзываясь на очередной упрек, проговорила герцогиня де Шатору, – я на самом деле неважно сегодня спала… голова болела всю ночь, да и думы тревожили.

– Почему? Тебя что-то беспокоит? – с озабоченным видом поинтересовалась Аделаида.

– Сказать по правде, у меня уже несколько дней болит живот и постоянно тошнит.

– Хм… Видимо, ты в положении? – отстраняясь от сестры, задала вопрос Адель.

– Ох, не бросай меня, – повиснув на сестре, взмолилась Мари-Анн, почувствовав головокружение и новый приступ накатившей тошноты. – Увы, нет. К несчастью, мне так и не удалось за все это время забеременеть от короля… будь так, я была бы уверена в своем будущем, но, увы.

– Но твое самочувствие… эти приступы, твоя бледность, постоянная усталость, – все это как раз очень напоминает…

– …вчера врач уже осматривал меня, – перебила сестру Мари-Анн.

– И что?

– К глубокому сожалению, нет, – скорбно констатировала метресса.

– Тогда что? Почему ты в таком состоянии?

– Доктор не знает. Прописал какое-то снадобье, но от него мне стало только хуже.

– Вот что, – схватив сестру за талию, проговорила Адель, – идем скорее домой. Тебе стоит прилечь. Я попрошу, чтобы Людовику сообщили о твоей болезни; может, наш правитель поможет…

– Нет-нет! Не надо ничего ему сообщать! – запротестовала герцогиня де Шатору. – Он должен сегодня прийти ко мне… он обещал провести сегодня со мной не только весь вечер, но и всю ночь.

– Какую ночь! Да ты на ногах еле стоишь!

– Мне надо… я должна, – простонала фаворитка, схватившись за живот. – Иначе я потеряю его расположение. Подумай, что тогда с нами станет? Вспомни, что случилось, когда королева отвергла его? Наш господин сразу потерял к ней интерес, быстро найдя замену. Со мной произойдет то же самое. Повторяю, я не могу потерять его!

– Ты сошла с ума! Ты убьешь себя!

– Лучше уж быстрая смерть, чем жить в захолустье, считая каждый грош, с мыслями о том, что в этот самый миг Луи развлекается с очередной девкой, балуя ее подарками и всевозможными лакомствами.

– Ты фантазируешь, сестра, – хмыкнула герцогиня, – ему никто, кроме тебя, не нужен, сама знаешь. Ну, с кем он будет развлекаться? Людовик любит тебя!

– С кем? А, например, с тобой, – покосилась на Адель герцогиня де Шатору.

Одутловатое лицо Аделаиды покрылось красными пятнами. Смутившись, сестра фаворитки явно почувствовала себя неуютно. Она опустила глаза и нервно хихикнула.

– Ты выдумываешь невесть что, дорогая. Посмотри, кто ты, а кто я. Во мне нет ни твоей грации, ни талантов, ни смекалки. Что я могу дать королю? Кроме себя, больше нечего.