– Я подумала, что… вот будет бал, – продолжала Тори. – Дебют. И маменька ведь выберет не абы так, а самый-самый важный бал…

– Как у герцогини?

– Точно. И там ведь будем не только мы. Там… там соберутся все дебютантки, кто хоть что-то из себя представляет. И мы. И… вот представь, что все танцуют и веселятся, а мы стоим у стены. Целый вечер. И все это видят. Перешептываются. Пальцами не показывают, но и так понятно, что мы… мы…

– Орвуды, – сказала Эва.

– Да.

– Маменька бы этого не допустила, сама понимаешь. Она отписала бы… кузенам. И Берт тоже.

– Понимаю, конечно. Но я… испугалась. Я решила, что потренируюсь. Там. Во снах. Ты же знаешь, что у меня отлично получалось со снами. Вот я и подумала, что могу как-то… свой бал устроить. Во сне. Там ведь все будет именно так, как я хочу.

Тихий вздох.

И удивление. Разве Тори могла вот так? Бояться? Она никого и никогда не боялась!

– И получилось. Раз, другой… потом ужин семейный, когда… когда все рады и довольны. Мама улыбается. Папа… Это затянуло. Я сама не заметила, как увлеклась. И… потерялась.

– Ты?

– А думаешь, я по своей воле там пару лет проторчала?!

– Ну… – Признаваться, что Эва думает именно так, не хотелось.

– Все просто. Я создавала мир. И уходила в него. Дальше и дальше. И однажды поняла, что вокруг только он, созданный мною мир. И деваться мне от него некуда совершенно. Я попала в собственную ловушку. Дом. Семья. Любящая. Готовая исполнить любой мой каприз. Ненастоящая. А выйти я не могла!

– Извини. – Эва отвела взгляд. Почему-то было очень стыдно, хотя уж она-то отношения к случившемуся не имела.

А еще почему-то приятно, что Тори тоже далеко не совершенство. Хотя истинная леди не допустила бы подобных мыслей. Но Эва уже поняла, что истинной леди ей не стать.

– Там и время идет совершенно иначе. Я… жила и жила, и… если куда и получалось выглядывать, то в чужие сны. Мысли. Ты бы знала, какие пакости люди видят. А уж думают… Однажды, – Тори передернуло, – я заглянула в одного человека. Случайно. Он… он убивал. Девушек. Совсем молоденьких. Долго, мучительно. Я так испугалась, что… что потом долго не решалась выйти. Все казалось, что он меня обнаружит, дотянется – там тоже не так безопасно. А потом вдруг появилась ты. И… и сбежала.

– Извини, я не знала, что ты на самом деле потерялась. – Может, Эва далеко не истинная леди, но умеет признавать собственные ошибки.

– А я не сказала. Мне вдруг стало так невыносимо стыдно! Я ведь всегда была сильной! А тут вот все это…

– И ты ко мне прицепилась.

– Ну… я подумала, что если прослежу, как ты приходишь и уходишь, то сумею вернуться. А ты… ты вдруг исчезала. Раз, и нет. И я не могла понять, как это происходит.

– Я сама не понимаю, – призналась Эва.

– Я стала тебя искать. И вдруг оказалось, что я могу. Найти. Не только тебя. Отца. Мать. Если сосредоточиться. Если отделить выдуманное от настоящего. Это непросто, но у меня получилось! И я нашла выход!

– Я рада. – Это Эва произнесла серьезно. А Тори кивнула.

– Извини, что… Я просто испугалась, что вы поймете, какая я… дура.

Сестру Эва не обнимала целую вечность. А уж чтобы та…

– Я не позволю этим курам нас обижать, – сказала Тори сестре на ухо. А Эва кивнула. И она тоже не позволит. В конце концов, на балу можно и у стены постоять. Если вдвоем, то даже с интересом, поскольку Тори всегда умела высказываться как-то так… они точно не заскучают.

– Думаешь, на балу у герцогини будет Лилиан?

– И не только она… Спорим, эта курица вырядится так, чтобы все сразу поняли, что у папеньки капиталы? – фыркнула Тори, отстраняясь. – Она никогда не умела вовремя остановиться. И судя по тому ужасному платью, которое она напялила в прошлый раз, за эти годы мало что изменилось.

– Еще бы. А Диана так же млеет от розового.

– Ей он категорически не идет.

– Но это никогда не мешало ей выражать свою к нему любовь… – Эва прикусила язык. Никогда раньше она так ни злословила.

Или…

Почти никогда.

– Я не хочу опять потеряться, – сказала Тори.

– Ты едва не упала.

– Я… знаешь, я ведь понимала, что происходит. Видела. Я снова была там, но все равно не до конца. И… меня тянуло. Вниз. Только тело ощущалось таким… словно чужим. И я пыталась вернуться.

– Поэтому останавливалась?

– Да. И горничную, кажется, тоже я… Твой… знакомый, он назвал меня ведьмой.

– Он не со зла.

– Нет. Это, кажется, правда. Иногда я вижу в людях что-то такое. Это не Дар. Дара у меня нет. Но есть способности. Хотя… все это ерунда. Мне надо вниз.

– Куда?

– Понятия не имею! Но если я не спущусь… Понимаешь, будто зовет кто-то. И ему плохо. Очень-очень. А я могу помочь. Если не помогу, то он уйдет. И я с ним тоже. Уже не понимаю, почему.

– Надо рассказать отцу.

– Надо ли? – Тори поморщилась.

– Надо. – Эва дотянулась до столика. – Расчешешь мне волосы? А то сама я вечно их выдираю. Но рассказать следует обязательно. Если не отцу, то Берту. Мы с тобой наделали прилично глупостей.

– Это да. – Тори взяла щетку. – Только не вертись. Ты никогда не умела сидеть спокойно.

– И не научилась.

– Зато научилась огрызаться, а это, поверь, куда как полезнее.

Эва поверила.

Почему бы и нет. А вот волосы Тори умела расчесывать как никто другой.

Глава 2,

где появляются гости и какой-никакой смысл жизни

– Ах, вы и правда жили в степях. – Девица нервно моргнула и попыталась изобразить заинтересованность. – Это так… романтично. Я себе и представить не могу.

Она снова моргнула и покосилась на пухлую даму в темно-зеленом платье. Платье было в узкую полоску, и оттого дама сливалась с диванчиком, на котором устроилась.

В руках дама держала фарфоровую чашку и на девицу глядела поверх нее, строго и требовательно.

– Извините. – Девицу стало жаль, себя еще жальче, и Эдди поднялся. – Но мне пора идти. Дела.

Он поклонился матушке, и та кивнула в ответ.

Вот ведь…

Поневоле начинаешь радоваться, что на территории этого самого университета женщин нет. То есть не было. Теперь будут. Но Милисента – дело другое, как и Эва, которая, может, и похожа на леди, но уж его-то точно не боится. А эти…

Заявились.

Вот с того вечера и потянулись. Сперва прислали кучу визитных карточек, которые матушка разбирала, благо не требуя участвовать в этом преувлекательном процессе. Потом начались визиты.

Матушкиных подружек.

А у тех подружек вдруг оказывались юные и прекрасные родственницы, которых вот прямо срочно требовалось представить.

Родственницы представлялись.

Бледнели.

Одна, наиболее трепетная, и чувств лишилась, чем вызвала недовольство сопровождавшей ее дамы. И тогда-то Эдди подумал, что сбежит.

Не удалось.

А теперь вот…

– Дорогой. – Матушка вежливо постучала в дверь его комнаты, прежде чем войти. Неужели все же бросила гостей?

– Да?

Эдди ослабил узел галстука.

Как удавка, право слово.

– Все хорошо?

Он хотел сказать, что да, но…

– Нет, – вырвалось неожиданно даже для себя. – Прости, матушка, но это все не для меня. Может, мне и впрямь вернуться… Туда.

Сказать «домой» язык не повернулся. Там дома как раз и не было. И тут тоже. А где? Кто ж его знает.

– Потом. Когда завершишь свои дела. – Она поставила огромную кружку на столик. И откуда взяла? Эдди казалось, что таких-то в доме точно нет.

– Потом, – согласился он.

И чай заварен крепко, а не так, как тут принято. Вон, до черноты. И никакого молока. А сахару… он принюхался. Так и есть, не пожалели.

– Извини. – Матушка села рядом. – Мне стоило подумать, что для тебя все это будет мучительно.

– Почему ты не сказала?

– О чем?

– О том, что ты…

– Сестра императора?

– Именно.

– Да как-то вот… – Она провела ладонью по ткани. – Я не была уверена, что он обрадуется моему возвращению. Оно все же создает некоторые проблемы. И для него в том числе. Да еще брак этот мой морганатический.

– Чего?

Матушка поглядела с легким упреком:

– Не притворяйся глупее, чем ты есть. Я-то тебя хорошо знаю. Я вышла замуж за человека, который много ниже меня по положению. Более того, он вообще не имел титула. И следовательно, я утратила право на свой. Но…

– Кровь – это не титул.

– Верно. И… мы никогда не были особо дружны с братом. Он сложный человек. Наверное, император и не может позволить себе быть другим. Как и слабости. И родственных чувств в принципе.

– Он мог сделать вид, что тебя не знает.

– Мог бы. Или просто сослать куда подальше от города. Запретить появляться в обществе. Запереть в лечебнице для душевнобольных. Он многое мог.

– А вместо этого он назвал меня племянником!

– Не кричи. Слуги здесь верные, но все одно не стоит давать им повод для сплетен. Пей чай. Кстати, Семптоны – это императорская ветвь. Одна из. Мертвая ныне, но теперь получит новую жизнь.

– Я не просил.

– Я говорила ему, что ты не слишком обрадуешься. Но ему показалось забавным.

– Сделать меня графом?

– Видишь ли, дорогой, все немного сложнее. Сын моего брата – мой племянник и наследник престола – он болен. Серьезно. С рождения слаб здоровьем, и все надеялись, что со временем он это перерастет, но становилось лишь хуже. Сейчас надежды почти не осталось. И теоретически ты можешь…

– Нет! – Вот теперь стало по-настоящему страшно.

– Видишь ли, совокупность факторов такова, что женщину на престоле не примут. Разве что в качестве супруги будущего императора, этаким символом преемственности власти. И крови. Поскольку кровь тоже важна. Мой брак лишил меня титула, но не принадлежности к семье. Ты же усыновлен по всем правилам и законом уравнен с прочими детьми.

Эдди задумался.

С чего вдруг император взял да и признал это усыновление и родство? Он ведь мог просто перечеркнуть все эти бумаги. И не надо говорить, что закон стоит выше.

После минутного знакомства уверился, что Эдди достоин занять трон? Да хрена с два.

– Чего он хочет?

– Скажем так, он подозревает, что заговор этот… не до конца ликвидирован. Что есть те, кто поддерживал заговорщиков, по старому обычаю оставаясь в тени.

Не было печали.

Дерьмо.

Кругом одно дерьмо.

– И поэтому пожаловал мне титул?

– Именно. Граф Семптонский – такой титул получали как правило незаконнорожденные отпрыски императора. Он временный. Своего рода титул признания.

– Что? Он же… Нет, это бред! Он всерьез думает, будто кто-то поверит, что я – его незаконнорожденное дитя? Которое что?

– Знаешь, дорогой, – матушка печально улыбнулась, – люди скорее поверят в то, что ты – его незаконнорожденный сын, которого я воспитывала на краю мира, искупая вину за неудачный брак, чем в то, что…

– Что ты просто взяла в дом мальчишку из ниоткуда?

– Ты не из ниоткуда.

– Для тебя.

– Именно. И помни об этом.

– Я и не забываю. Но… он мог бы и меня спросить, – проворчал Эдди. Чашка аккуратно устроилась меж ладоней. И грела. И было тепло, даже приятно, если отрешиться от всего того, что вокруг.

Отрешиться не выйдет.

– Он все-таки император.

– Он тебе угрожал? – Если так, Эдди не посмотрит на корону, свернет засранцу нос на бок.

– Нет. – Матушка усмехнулась. – Он никогда в жизни не опустился бы до угроз. Он все-таки император, – повторила она.

– И от этого не может быть засранцем?

– Еще как может. Более того, чаще всего ему и приходится им быть. На деле все сложнее. Мне тоже этот вариант не слишком понравился, как и ему. Говоря по правде, будь другой выход…

Но другого, приемлемого, не нашлось.

Или искали плохо, или опять Эдди чего-то не понимает.