Несмотря на такие принципиальные различия во взглядах, чувство общности перевешивало все сомнения – по крайней мере, до конца 1980‐х. Таллинские хиппи Ааре Лойт, Александр Дормидонтов и Андрес Керник в октябре 1970 года попытались организовать «Всесоюзный съезд хиппи», в котором предполагалось участие «делегатов» из прибалтийских республик, Армении, с Украины, из Белоруссии, Москвы и Ленинграда. О «съезде» узнали в КГБ, и к тому времени, когда на вокзал прибыли около сотни гостей, его организаторы были арестованы¹⁵⁴. Гиткинд, приехавший из Каунаса, вспоминал, с каким профессионализмом местные хиппи перехватывали прибывших гостей, проводя их через наводненный милицией город, уходя от «хвостов» и сумев в итоге доставить часть гостей в безопасное место¹⁵⁵. Съезд был отменен, что не помешало Таллину вскоре превратиться в хипповскую столицу – ближайшую к сказочному Западу¹⁵⁶. Хиппи еще раз повторили попытку собраться там вместе в 1972 году в рамках экуменического собрания, организованного Сандром Ригой (что привело к массовым арестам), а затем в 1973 году, когда Александр Огородников пытался объединить православную молодежь (это также было пресечено КГБ)¹⁵⁷. Ощущение растущего сообщества повлекло за собой ряд важных перемен. До этого хиппи вращались исключительно в местных компаниях даже в таких больших городах, как Москва, где несколько разных групп тусили во дворах, парках и маленьких кафе. Теперь орбита хиппи увеличилась и превратилась во всесоюзную сеть, которая получила название, придуманное в центре Москвы, – Система.

Это развитие привело к тому, что советские хиппи начали путешествовать – занятие, также заимствованное из культуры битников и американских хиппи, но до момента обнаружения идейных сообщников в других местах выглядевшее бессмысленным. Без сомнения, путешествия стали отличительной чертой советских хиппи, приобретя значение, выходящее далеко за рамки их западной модели. Это тоже уходит корнями в советскую молодежную культуру 1960‐х, когда туристическое движение открыло возможности для временного географического побега от вездесущей системы. Но в то время как молодые туристы 1960‐х старались уехать в леса и глушь, подальше от цивилизации, хиппи искали своих единомышленников, скорее стремясь к социальному взаимодействию, а не избегая его. Для хиппи путешествия также символизировали свободу в мире, который был ограничен в пространстве. Они создавали сообщество там, где независимые общественные организации не поощрялись, что привносило движение в среду, которая иначе ощущалась как застойная. Создавалась отлично отлаженная система вне официальной системы – отчасти существовавшая с ней параллельно, отчасти с ней переплетавшаяся, отчасти к ней приспосабливавшаяся, отчасти с ней не соглашавшаяся, иногда серьезная и иногда шутливая. Система хиппи и дальнейшее ее развитие в течение следующего десятилетия трансформировали советских хиппи из более-менее удачной имитации западного культурного феномена в самостоятельное явление – транснациональный гибридный продукт, бывший насколько советским, настолько и интернациональным.

Глава 2
КОНСОЛИДАЦИЯ

Множество разрозненных звеньев, из которых возникало движение советских хиппи, сложились в единое целое в конце 1960‐х годов. Это был сравнительно поздний выход на мировую контркультурную сцену, но тем не менее он находился в рамках «долгих шестидесятых» – периода, который перекроил общество по всему миру¹⁵⁸. Импульс к осознанию этой целостности исходил от хиппи снизу. Советские хиппи создали свою Систему – широкую сеть единомышленников, живущих в больших и малых городах по всему Советскому Союзу. Как только появилось это название, предполагавшее осознание принадлежности, упорядоченности и местонахождения, началась консолидация. Бесформенная масса длинноволосых молодых людей, разбросанных по всему СССР, начала оформляться в Систему; те, кто не принадлежал к Системе, переставали считаться хиппи. Внутри Системы хиппи начали придерживаться определенных правил и собираться вокруг разных мест и харизматичных личностей. То, что раньше было слабым и неоформленным движением, превратилось в настоящую реальность, которая не могла остаться незамеченной властями, чьи усиливающиеся преследования только способствовали появлению хиппи в советских условиях.

РОЖДЕНИЕ СИСТЕМЫ

Система появилась на свет году в 1969-м. Юные московские длинноволосые любители музыки начали объединяться в разные «системы», которым давались имена в честь районов, где они собирались. Термин Система в то время был скорее синонимом более популярного сленгового слова «тусовка» (которое получило широкое хождение только в конце 1970‐х годов) и обозначал как группу людей, проводивших вместе время, так и само место, где они встречались. В Москве были «Измайловская система», «Сокольническая система», «Бауманская система», «Фрунзенская система» и, возможно, еще несколько других, о которых уже никто не помнит¹⁵⁹. Самой главной и крупной была «Центровая система», также известная поначалу как «Система Солнца» (или «Солнечная Система»), находившаяся в центре города, куда стекались все московские хиппи. Владимир Солдатов, один из первых московских «центровых», косвенно признавал некоторую эксцентричность использования этого слова, поскольку «система» в разговорном языке также означала и сам советский режим, столь презираемый всей тусовкой. Он назвал новую структуру «некомсомольской», добавив, что она была «не организацией, а сетью». Сеня Скорпион, хипповавший с начала 1970‐х, тоже сразу сослался на «официальную» систему, чтобы описать «своих» людей: «У них была своя система, у нас была наша»¹⁶⁰. (Пародия или самоирония в выборе слова здесь не так очевидны, поскольку появившееся первым название «Солнечная Система», несмотря на излишнюю пафосность, совсем не было шуткой.) Согласно Солдатову, это был способ обозначить принцип: «Ты знаешь меня, он знает меня, я знаю еще кого-то»¹⁶¹. Офелия, легендарная участница раннего хипповского сообщества, позднее развила эту идею и описала Систему не просто как группу людей, а как «систему жизни», отличную от жизни других. Так или иначе, если не брать в расчет все эти едва заметные различия в толковании, удивительным образом был достигнут консенсус о том, что для сообщества хиппи означала Система: это была причудливая связь людей, объединенных внешним видом, который выдавал их внутренний протест против режима. Они, таким образом, принадлежали к избранному сообществу, где все строилось на доверии – прежде всего потому, что никто не утруждал себя изучением чьих-то биографий. В ряде интервью, проведенных советскими социологами в конце 1980‐х, Система описывалась ее участниками так: «Мы можем идти по улице и встретить „волосатого“ [еще один популярный среди хиппи термин для описания самих себя]. Я мог никогда его до этого не видеть, но просто подойти к нему и сказать: „Привет!“»¹⁶²

Ил. 10. Юрий Бураков по прозвищу Солнце на танцах в Московском государственном университете. Фото из личного архива В. Буракова

Несомненно, человеком, который стоял у истоков Системы, был Юра Бураков – предводитель ранних московских хиппи. В «Кратком курсе истории советских хиппи» Юра занимает место Ленина¹⁶³. Это благодаря его предвидению и энергии московское хипповское сообщество превратилось в движение, которое смогло выжить на протяжении двух десятилетий, несмотря на все перемены и репрессии. Судя по всему, Юра Бураков был прирожденным организатором, очень амбициозным молодым человеком, твердо верящим в самосовершенствование. Он мог бы сделать блестящую карьеру комсомольского активиста, как, например, это сделал его брат, который сначала продвинулся по линии московского комсомола, затем работал в Советском комитете защиты мира, а в 1990‐х стал предпринимателем и неплохо заработал. Но Юра оказался по другую сторону баррикад, и оказался там не случайно. Он любил рок, джинсы, моду – все то, чего нельзя было найти в официальной культуре конца шестидесятых. Его судьба – постоянное напоминание о том, что движение советских хиппи было создано людьми, которые выросли и социализировались в Советском Союзе. Другими словами, Юра мог бы стать советским героем, или, как уже в 2014 году заметил его давний друг Александр Липницкий, «сегодня он стал бы независимым художником или работал бы на телевидении»¹⁶⁴. Но так случилось, что сначала он стал хипповской легендой, затем пьяницей и, наконец, пал жертвой безжалостных 1990‐х. Липницкий (который приобрел значительную известность как журналист, культуролог и рок-музыкант, играя в группе «Звуки Му»), надолго потеряв Юру из виду, случайно столкнулся с ним в конце 1980‐х, когда тот был уже совсем позабыт сообществом хиппи и много лет беспробудно пил. По его словам, Юра заявил ему, что ни о чем не жалеет¹⁶⁵.

Во многом история Юры не являлась типичной для ранних московских хиппи. Он не рос в привилегированной семье. У него не было крепких связей с заграницей. Он даже не был настоящим москвичом. Его отец был офицером пограничных войск, которые тогда входили в состав КГБ. Благодаря этому факту у Юры был определенный мистический ореол среди «центровых». В действительности его отец не занимал никакой высокой должности и не сделал успешной карьеры. Наоборот, ему пришлось уйти в отставку из‐за конфликта с армейским начальством вокруг поставок продовольствия в его части. За долгие годы службы семья помоталась по гарнизонам: Феодосия, где в 1949 году родился Юра, затем Харьков, где в 1954 году родился его брат Владимир, затем Калининград, Ленинград и Ереван, где Юра пошел в школу. Семья жила преимущественно в бараках, и им часто приходилось переезжать с места на место. У Юриной мамы было образование врача. После отставки отца они в 1963 году переехали в Москву, где получили двухкомнатную квартиру в полуподвальном помещении старого дома на 1‐й Брестской улице, в двух шагах от площади Маяковского. Дом, в котором до этого уже жили родственника отца, был в таком плохом состоянии, что его снесли в конце 1980‐х. Тем не менее это был центр советской столицы. И это было пространство, где жизнь Юры по-настоящему началась. Маяковская была местом, где собирались разного рода актеры, фарцовщики, спекулянты и, конечно, иностранные туристы. Юра начал приторговывать одеждой, пластинками – всем тем, что так ценилось среди молодежи. Он выучил английский язык и сам смастерил электрическую гитару. Он вступал в разговоры с людьми, собиравшимися на площади, перезнакомился со всеми персонажами, населявшими улицу Горького. Вскоре у него появились почитатели. Он понял, что нравится людям, что они его слушают и тянутся к нему. Даже когда семья переехала на далекую Дубнинскую улицу в Бескудниково, спальную окраину Москвы, Юра продолжал ездить в школу в центр и тусить с друзьями, которых он встретил и на Маяковской, и в разных других местах. Среди них было много тех, кто интересовался всем, что было связано с «хиппи»¹⁶⁶.