Недалеко от имения находилось село Кимборово, принадлежавшее Алексею Степановичу Каретникову, дочь которого Елена привлекла внимание Михаила Кузьмича. Мать знаменитого путешественника Елена Алексеевна Пржевальская (1816–1877), происходила из богатой семьи помещика. Ее отец, Алексей Степанович Каретников (до 1808–1842) был дворовым помещика Тульской губернии. Будучи отдан в солдаты, уже через пять лет сделался магазин-вахтером, а затем был переведен в фельдъегерский корпус. В 1805–1808 годах он находился в свите императора, а в 1809-м был переведен в гражданскую службу с чином коллежского регистратора (этот титул давал право на дворянство). В XIX веке это было редкостью – должно быть, его заслуги на ратном поприще были совершенно исключительными. Впрочем, существует версия, что Каретников получил дворянство за доставку важных депеш для императора Александра I, благодаря чему неоднократно бывал в Западной Европе.

Еще один биограф Пржевальского, А. В. Зеленин, пишет, что Алексей Степанович был «большого роста и обладал красивой наружностью. Женился он на женщине также не родовитой, дочери тульского купца, которая с своей стороны отличалась крепким здоровьем и красивою наружностью. В Петербурге у него отведена была особая комната, в которой собрано было множество птиц, а другая комната была предназначена для помещения обезьян»^[4]. Биограф предполагает, что именно от деда по матери, с его опытом заграничных поездок и любовью к животным, унаследовал Николай Михайлович черты своего характера.

В Петербурге Алексей Степанович женился на Ксении Ефимовне Демидовой. У них было четыре сына: первенец (имя неизвестно), Александр, Гавриил, Павел – и три дочери: Елизавета, в замужестве Завадовская; Александра, в замужестве Потемкина; Елена, в замужестве Пржевальская. Сыновья окончили коммерческое училище, дочери – престижный пансионат Зейдлер в Петербурге. Один из сыновей, Павел Алексеевич Каретников, станет основным наперсником для рано осиротевших племянников и фактически заменит Николаю Пржевальскому рано умершего отца.

В 1830-х годах А. С. Каретников купил на Смоленщине у помещика Лесли сельцо Кимборово, в котором было 160 ревизских душ с 1200 десятинами земли, поселился в нем и занялся хозяйством.

Первое время Михаил Кузьмич очень не нравился семейству Каретниковых. Родители Елены, удачно выдавшие замуж старших дочерей, не слишком поощряли это знакомство. Автор биографии Пржевальского в «павленковской» серии «ЖЗЛ» М. А. Энгельгардт пишет: «Отставной поручик, бедный, болезненный и некрасивый (он был высокого роста, худой, бледный, с мутными глазами и колтуном на голове) не мог назваться завидным женихом. Тем не менее, увлечение было взаимным, и родители Елены Алексеевны, возмутившиеся было притязаниями Пржевальского и отказавшие ему от дома, в конце концов уступили и согласились на брак»^[5], который явно считали мезальянсом. И у них, судя по всему, были основания так считать – никаких следов наследства и участия родственников Михаила Кузьмича в жизни молодой семьи впоследствии не обнаруживается. Тем не менее в 1838 году брак состоялся. Венчались в церкви ближайшего села Лобкова, а праздновали свадьбу в Кимборове.

Таковы основные факты, связанные с происхождением великого путешественника. Однако, как и вся последующая его жизнь, рождение Пржевальского стало почвой для легенд, одна из них утверждает, что на самом деле его отцом являлся… император Александр II!

Что ж, приведем одну из версий этой захватывающей легенды:

«В июле 1837 года Василий Андреевич Жуковский, сопровождавший в поездке по России 19-летнего наследника престола (будущего императора Александра II), прибыл в Воронеж. Посетили губернскую гимназию, встречались и беседовали с поэтом А. В. Кольцовым, гуляли с ним по улицам города. Об этой встрече русских поэтов сообщает мемориальная доска, установленная на доме, принадлежавшем в прошлом веке дворянам Тулиновым (проспект Революции, 30). Сохранилось несколько рисунков В. А. Жуковского с изображением видов Воронежа в 1837 году.

В этом путешествии на В. А. Жуковского была возложена нелегкая обязанность – присматривать за наследником, чтобы тот неукоснительно выполнял все наставления царственного батюшки. Но в родных местах Воронежской губернии Василий Андреевич не удержался от соблазна посетить своих близких. На три дня он оставил кортеж наследника, который отправился по намеченному маршруту в Смоленск. Его путь лежал через Починок и Кимборово, где решено было заночевать 13 июля перед въездом в Смоленск.

Здесь, в Кимборово, у великого князя случился довольно быстрый роман с местной красавицей Еленой Алексеевной Каретниковой. Они познакомились на ужине в доме ее отца – Алексея Степановича Каретникова. Знакомство продолжилось в Смоленске на балу 15 июля в частном доме. Красивая, хорошо образованная девушка очень понравилась великому князю Александру Николаевичу. И в те жаркие дни середины июля 1837 года ярко вспыхнул огонь взаимной страсти, помешать которой был не в силах никто. Впечатлительная душа девятнадцатилетнего Александра Николаевича была покорена. В ней не осталось и следа от тех петербургских романов, против которых так был царственный батюшка Николай Павлович. Лечение путешествием и временное отсутствие Жуковского оказалось весьма кстати, как для наследника престола, так и для России. Помазанник Божий Николай Павлович знал, что делал, отправляя сына в дальнюю дорогу…»^[6]

В этой легенде прекрасно всё, кроме того, что в этом случае беременность Елены Алексеевны длилась… год и девять месяцев!

Следом за Николаем (31.03.1839) в семье Пржевальских появляются сыновья Владимир (06.07.1840—26.01.1900), Евгений (15.01.1844—10.09.1925) и дочь Елена (17.05.1846).

В 1840 году А. С. Каретников подарил дочери Елене Пржевальской небольшое сельцо Отрадное. Отрадное, как и Кимборово, располагалось на одном из притоков реки Россожи в ее верховье и имело одноименное с ним название. Отрадное упоминается среди населенных пунктов Смоленщины с середины XVIII века. По переписи 1859 года сельцо насчитывало всего два двора с 16 жителями (7 душ мужского и 9 душ женского пола). Примерно в это время скончалась сестра Елены Алексеевны, оставив ей по завещанию 2500 рублей. На эти деньги решено было построить новую усадьбу, куда в 1843 году переехала из Кимборова семья Пржевальских. Усадьба Отрадное на всю жизнь станет для Николая родным домом – местом, к которому он будет стремиться душой из будущих странствий.

Усадьба в Отрадном не сохранилась до наших дней. Место, где она ранее находилась, установила бывшая заведующая домом-музеем Пржевальского Е. П. Гавриленкова.

В 1842 году, когда Николаю было всего три года, умер его дед, отец Елены Алексеевны. Незадолго перед смертью он разделил Кимборово на несколько частей, содержащих по 35 ревизских душ. Елене Каретниковой-Пржевальской достались три части.

Елена Алексеевна была довольно жесткой, умной и энергичной женщиной и умело вела хозяйство. Здоровье же Михаила Кузьмича, как уже говорилось, было подорвано на военной службе – он страдал болезнями легких и воспалением глаз. Вскоре после рождения дочери болезнь его обострилась и на 42-м году жизни 27 октября 1846 года он умер. Его вдове на тот момент исполнилось тридцать лет, а Николаю, ее первенцу – семь.

Еще при жизни Михаила Кузьмича в дом Пржевальских переехал брат Елены Алексеевны Павел Алексеевич, ставший для ее сыновей первым наставником после того, как они вышли из младенческого возраста.

О детстве Пржевальского замечательно написано у М. А. Энгельгардта в его биографическом очерке, изданном более ста лет назад:

«Вторым лицом после барыни была нянька Макарьевна, она же ключница и экономка – тип, не раз изображавшийся в нашей литературе: преданная до самозабвения господам, сварливая и злая для своей братии – крепостных. Пуще всего допекала она дворовых девушек, строго наблюдая за их поведением (сама она осталась незамужней) и донося барыне в случае „греха“. Виновную выдавали за первого попавшегося мужика – по уставу старопомещичьей морали. Она смотрела за паничами, баловала их, подкармливала сластями и яблоками, рассказывала сказки и так далее. „Из всех сказок, – говорит Пржевальский, – особенно нравилась мне, мальчику непокорному и шаловливому, „Иван, великий охотник“; бывало, как только закапризничаю, нянька и говорит: „Хочешь, я расскажу тебе об Иване, великом охотнике?“ – и я тотчас стихаю“. Пржевальский любил ее и со свойственным ему постоянством в привязанностях сохранил эту любовь в течение всей жизни. Он не замечал ее злобного отношения к окружающим, но высоко ценил ее нелицемерную преданность господам, какой не встретишь „в нынешнее огульно развратное время“, как он выражался. „Рос я в деревне дикарем, – рассказывает он, – воспитание было самое спартанское, я мог выходить из дома во всякую погоду“. Дети мокли под дождем, бегали по снегу, гуляли одни в лесу, где водились и медведи, лазили по деревьям – словом, пользовались большою свободой. Но и потачки им не давалось: мать относилась к ним очень строго, розги играли выдающуюся роль в ее педагогике, и будущему путешественнику досталось их немало: он уродился порядочным сорванцом, и за свои проказы получал неукоснительное воздаяние по предписаниям Домостроя. Это, впрочем, не портило семейных отношений: напротив, Пржевальский нежно любил свою мать и всегда вспоминал о ней с благодарностью. Она да нянька Макарьевна – едва ли не единственные женщины, к которым он, заклятый женоненавистник, относился с искренним уважением.

Воспитание и окружающая среда имеют большее или меньшее значение для человека в зависимости от его прирожденных свойств. Одни поддаются внешним воздействиям легче, другие труднее: Пржевальский принадлежал к числу последних. Натура стойкая, неподатливая, упорная – он с юных лет обнаруживал замечательную самостоятельность и всегда был „сам по себе“. Но и самые неподатливые люди не могут вполне освободиться от внешних влияний. „Спартанское воспитание“ не прошло для него бесследно: некоторая грубоватость характера, неприятно поражавшая многих, кто сталкивался с ним впоследствии, развилась под влиянием грубой среды.

На пятом году засадили его за ученье – в день пророка Наума, 1 декабря, потому что „пророк Наум наставляет на ум“. Учителем был дядя Павел Алексеевич, брат Елены Алексеевны, промотавший собственное имение и приютившийся у сестры. Человек беспечный и страстный охотник, он представлял легкомысленный элемент в их суровой, ветхозаветной семье, но имел благотворное влияние на своих питомцев (Николая Михайловича и его брата Владимира), обучая их не только грамоте и французскому языку, но также стрельбе и охоте. „Сначала стрелял я из игрушечного ружья желудями, – рассказывает Пржевальский. – Потом из лука, а лет в двенадцать получил настоящее ружье. Руководителем в охоте был мой дядя, Павел Алексеевич Каретников, который, помимо охоты, имел другую страсть – запивал время от времени, и тогда на охоту не ходил“. Под его влиянием развивалась в мальчике рано пробудившаяся любовь к природе, превратившаяся наконец в истинную страсть и создавшая из него путешественника-натуралиста»^[7].

Здесь нужно сказать несколько слов об охоте – истинной страсти Пржевальского, которая, как мы видим, зародилась в нем с самого детства. Что представляла собой охота в жизни русского помещика тех лет, можно представить по ярким книгам замечательных современников, вышедшим примерно в это время и вошедшим в золотой фонд русской литературы, – И. С. Тургенева «Записки охотника» (издавались в 1847–1851 годах в журнале «Современник») и С. Т. Аксакова – «Записки об уженьи рыбы» (1846) и «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии» (1852).

В 1852 году Николаю было 12 лет и, судя по всему, вряд ли его семья выписывала издания, в которых выходили эти произведения. Но в них выражены то же глубокое знание природы, та же любовь к ней, которые Пржевальский пронесет через всю жизнь. Именно эта страсть во многом направила его к великой цели. «Русская пословица говорит глубоко и верно, что охота пуще неволи… Все охоты: с ружьем, с собаками, ястребами, соколами, с тенетами за зверьми, с неводами, сетьми и удочкой за рыбою – все имеют одно основание. Все разнородные охотники должны понимать друг друга: ибо охота, сближая их с природою, должна сближать между собою», – пишет С. Т. Аксаков.

Определяющее влияние детских лет на личность Пржевальского отмечает и крупнейший русский географ, многолетний руководитель Русского географического общества П. П. Семенов-Тян-Шанский: