Викинг лишь хмыкал в усы, а на каждом привале по-прежнему стягивал ей руки и ноги сыромятными ремнями, давая караульному наказ не спускать с пленницы глаз.

– Рольв предупредил меня, на что ты способна. Он сказал, что ты хитра, коварна, как Хюльдра^[16], и ни о чем не помышляешь, кроме побега. Я дал слово, что у тебя будет столько же возможностей к бегству, как у коровы, пытающейся взлететь. Атли Нормандский ждет свою избранницу в Ру Хаме, и я передам тебя ему – это так же верно, как сама судьба.

Эмме становилось грустно. Разумеется, она обязана Атли жизнью, и еще в Сомюре он был с ней добр и заботлив. Разве для женщины это не достаточно – иметь заботливого влюбленного мужчину? Однако помимо своей воли она надеялась, что Ролло не откажется от нее. Эмма ведь знала, насколько хороша собой, и верила в силу своего очарования.

Напрасные надежды! И пусть Ролло и встречал ее в Руане сырым дождливым днем и даже, в своей обычной манере, подшучивал над пленницей, но это был не тот веселый обаятельный северянин, какого она знала, когда они шли по лесам Бретани. Ведь в её воспоминаниях Ролло оставался бродягой в лохмотьях с ножом за поясом, а теперь её глазам предстал влиятельный господин, правитель в богатом плаще, сколотом на плече сверкающей фибулой, в сияющем венце с треугольным зубцом над бровями. Даже в этот хмурый день он показался ей окруженным светлым ореолом власти и могущества.

Но не это тогда впечатлило Эмму. Главное, что подле Ролло ехала верхом его блистательная королева – с длинными светлыми косами, в драгоценностях и сверкающей венце. А Эмма… Озябшая и жалкая в своей телеге, прикрытая грудой отсыревших шкур, с потускневшими не чесаными в пути волосами. И ей только и оставалось, что смотреть на светлокосую красавицу, которая владеет сердцем самого дерзкого и отчаянного викинга, даже несмотря на свое бесплодное чрево!..

С тайной дрожью Эмма почувствовала на себе странный взгляд необычных глаз супруги Ролло – черного и почти прозрачного, как опал. В следующий миг величественная красавица проследовала далее. Ролло же, хотя и задержался, едва взглянул на нее, обменявшись двумя словами с Ботто…

Струны арфы грустно звякнули, когда Эмма задела их рукой. Она отставила инструмент и подошла к окну. Здесь оконный проем закрывал не простой деревянный ставень, а частая решетка, в переплет которой были вставлены тонкие роговые пластины, сквозь которые в покой проникает свет. И все же рассмотреть, что происходит снаружи, было сложно. И все же тогда, когда ее впервые привели в этот покой, а следом по наружной лестнице поднялся Атли, Эмма поняла, что отныне ее новый господин именно этот болезненный юноша.

Тогда девушка еще была слишком удручена своим поражением перед прекрасной и величественной женой того, кого в тайне сама надеялась покорить. Она понуро сидела на ларе у окна, а на вбежавшего радостного Атли посмотрела как на нечто не имевшее значение.

– Я устала с пути, – холодно ответила она брату Ролло на приветствие.

И пусть Эмма ошиблась в своем влиянии на покорителя Нормандии, но чувствовала, что его влюбленный брат полностью у неё в подчинении.

Юноша сам помог ей избавиться от намокшего плаща, был оживлен, суетился, не зная, чем еще угодить рыжей красавице. Эмма равнодушно глядела в его лицо – худое, с торчащим, как рыбья кость, носом и скошенным вялым подбородком. Хороши были только глаза – синие, мягкие, полускрытые падавшими на лоб гладкими каштановыми волосами.

– Я так счастлив, что вновь вижу тебя, Эмма! – говорил Атли. – Когда мне сообщили, что Ботто Белый сопровождает тебя в Руан, я считал дни, оставшиеся до встречи с тобой! Скажи, ты довольна своим покоем? Это жилище местного епископа, но преподобный Франкон не стал возражать, когда я попросил его переселиться в другое строение. А это все, – развел он руками, – дворец епископа Франкона на острове посреди реки. Он мало пострадал от набегов, вот я и решил, что моей милой будет тут удобно и хорошо.

Он все заглядывал в глаза девушки, но она молчала, и Атли стал теряться. Викинг терялся перед пленницей! Эмма могла быть довольна.

Юноша старался ее задобрить, сообщая, что нашел дл нее прекрасную арфу, раздобыл и очень большое зеркало, и…

Не договорив, он закашлялся, прикрывая лицо, и отвернулся. Его худое тело под синей туникой содрогалось и он вынужден был опереться на ларь. Когда же отдышался, Эмма жестко проговорила:

– Я, безусловно, твоя рабыня, но если ты прикоснешься ко мне – я убью себя.

У Атли плескалась боль в глазах, но когда заговорил, голос его звучал ровно:

– Ты не рабыня, Эмма. Я полюбил тебя, ты краше всех женщин, которых я знал. Мне самому не по душе тебя неволить, и я хотел бы одного – стать твоим другом. Может потом, когда-нибудь… Я…

Он снова закашлялся, и Эмма с отвращением отвернулась.

Однако, когда Атли вновь заговорил, упомянув – о том, что Ролло сторонник того, чтобы Эмма с Атли вступили в брак, – заявила, что она, как принцесса франков, не в праве распоряжаться собой.

– Мне уже сообщили об этом, – улыбнулся Атли. – Знаю и то, что Ролло уже отправил гонцов в Париж. Так что тебе ничто не грозит, ибо мой брат обещал герцогу Нейстрийскому, что с твоей головы ни один волос не упадет, если Роберт не предпримет военных действий против норманнов.

Эмма приглушенно ахнула. Так вот для чего Ролло похитил её у Роберта. Просто чтобы использовать как залог мира, поруку сделки, трофей, из-за которого можно торговаться с сеньором Парижским.

– Твой дядя принял это предложение, Эмма, – продолжал Атли, – выдвинув только одно условие: никто не должен знать, что ты из семьи франкских правителей. Ибо он уверен, что ты стала наложницей Ролло, и считает это позором для своего рода. Мой брат не стал разубеждать его, но по просьбе герцога заявил, что ты – дочь графа Беренгара из Байе. Надеюсь, ты не станешь возбуждать гнев Ролло, утверждая иное. Брат дал герцогу слово, и будет весьма прискорбно, если ты не станешь считаться с его волей.

«Я все это время только и делала, что шла вразрез с его волей», – подумала Эмма, но что-то подсказывало ей, что обаятельный бродяга, сносивший её выходки, и гордый правитель, едва удостоивший её взглядом – совсем разные люди. Поистине, не следует выказывать чрезмерное своеволие. Теперь она лишена главного оружия – уверенности в своей красоте. Ибо женщина, что была рядом с Ролло, слишком прекрасна. Эмма чувствовала себя совсем слабой. Больше того – совершенно несчастной.

С этого дня она стала покорной пленницей. Атли не слишком докучал ей, и Эмма была признательна ему за это. Он был беспрестанно занят, но вечерами находил время навестить её.

В первые же дни её пребывания в Руане, он, как и обещал, представил её епископу Франкону. Тот чем-то напомнил Эмме её наставника отца радона – столь же рослый, тучный, с темными живыми глазами. Однако, если в лесном аббате многое осталось от простолюдина, каким он и был рожден, во Франконе Руанском с первого взгляда чувствовался потомок старинного галльского рода. И в том, как он держался, и в речи священнослужителя, и даже в том, как он расправлялся с обильными трапезами, которые столь любил.

– Тебе не стоит падать духом, – заявил ей достойный прелат, играя агатовыми четками, зерна которых проворно скользили между его удивительно подвижных и тонких для столь внушительной фигуры пальцев. – Я справлялся о тебе у норманнских братьев, – так он именовал Ролло и Атли. – Жизни твоей ничего не угрожает. Более того, Роллон обещал франкскому герцогу, что ты будешь жить в обстановке, подобающей твоему происхождению.

– О да! – усмехнулась Эмма. – А сообщил ли норманн моему сиятельному дядюшке, что желает уложить меня на супружеское ложе со своим хворым братцем?

Епископ удивленно приподнял тонкие подкрашенные брови.

– А разве ты еще не спишь с ним?

И увидев, как возмущенно вспыхнули глаза девушки, усмехнулся:

– Значит, Атли не многого требует от тебя. Что же тогда тебя не устраивает?

Эмма сумеречно глядела перед собой.

– Никому до меня нет дела, – грустно проговорила она. – Даже для дяди я стала всего лишь разменной монетой в его игре. Поэтому единственное, о чем я хочу попросить вас, преподобный отец, – это позволения удалиться в одну из Христовых обителей.

Епископ Франкон пожевал пухлыми губами.

– Не скрою, дитя мое, правитель Нормандии Роллон наделил меня кое-какими полномочиями в отношении моей паствы. Однако вряд ли он позволит мне взять под свое покровительство такой неслыханный трофей, как франкская принцесса, в чьих жилах течет кровь Робертинов и Каролингов.

– Но ведь я всего лишь безымянная пленница! – горячо возразила Эмма, поднося сжатые кулачки к лицу.

– У каждого из нас свой крест, – спокойно произнес Франкон. – Я так же вынужден идти на постоянный сговор с язычниками… Что же до твоих цепей… Дитя мое – ведь и Спаситель побывал в оковах, а мы почитаем себя его последователями. Твоя же доля высока. Подумай, Эмма, послужить залогом мира – великая честь. Поэтому не ропщи, укрепи сердце и гордись участью, доставшейся тебе.

Эмма фыркнула, попыталась сказать что-то еще, но промолчала. Епископ улыбнулся:

– К тому же я взял бы грех на душу, благословив тебя примкнуть к сонму невест Христовых. У тех, кто готов удалиться от мирской суеты, не должно быть столь яркого блеска в глазах и манеры столь горделиво вскидывать подбородок.

– Вы просто опасаетесь противостоять этим язычникам! – резко заметила Эмма.

Франкон полуприкрыл свои заплывшие жиром глазки.

– Да, мне приходится без устали лавировать в мирской суете. Но одно я знаю, твердо…

Теперь он смотрел на девушку и голос епископа стал неожиданно твердым:

– Мой первейший долг перед Господом – сделать все, чтобы не дать разгореться кровавой резне в этих землях. А так же поразмыслить над тем, как вырвать эти заблудшие души из толпы поклонников диавола и поместить их в лоно нашей святой матери Церкви…

Чтобы эти варвары крестились? Тогда Эмме это казалось невозможным. Позже она узнала, что крещенные язычники не редкость в Нормандии. Но её это мало трогало. Какое ей дело было до язычников и христиан, до целого мира, когда она не знала, как ей жить самой. Уступить Атли? Постричься в монахини? Пытаться сбежать к франкам?

Ролло всё не приходил, а она не находила себе места и с ужасом осознавала, что скучает за ним, своим врагом и мучителем, отдавшим её другому…

От череды воспоминаний Эмму отвлек негромкий стук в дверь. Уже стемнело, и до нее донесся мягкий голос:

– Эмма, ты здесь?

Девушка невольно улыбнулась. Атли так и не избавился от робости перед ней. Хотя она и продолжала играть свою роль пленницы, им обоим давно было известно, кто у кого в плену.

– Входи же, Атли.

Он появился, склонив голову в приземистой арке дверей. Атли был высок, как и все викинги, но тонок, словно стебель тростника на ветру.

– Почему ты одна сидишь в темноте?

Атли кутался в долгополый темный плащ. Маленькая кожаная шапочка без полей была надвинута до бровей. Его наряд свидетельствовал, что он только что вернулся со складов, расположенных в дальнем конце города, где вел учет доставленных накануне товаров.

– Ты был занят целый день? – вопросом на вопрос ответила девушка. – Много ли привезено из Бретани?

– Видят боги, весьма. Походы моего брата всегда удачны, и закрома Руана теперь полны до краев. Сам Ролло отправился отдыхать, и все легло на мои плечи.

Он пытливо поглядел на нее.

– Ты опечалена тем, что Ролло не посетил тебя? – юноша словно прочитал ее мысли.

– Какое мне до него дело? – отрезала Эмма.