Самое яркое воспоминание Альбрада оставила о себе, выкупив его из плена у варвара Ролло. Ренье полжизни потратил на борьбу с этим викингом, бесчинствовавшим в устьях Рейна и Мааса, а когда несколько лет назад оказался у него в плену и впервые встретился лицом к лицу, то был поражен – насколько же молод его давний враг. Ролло был весел, подшучивал над пленным противником, однако порой извлекал его из выгребной ямы, где держал, и сажал с собою за пиршественный стол. Ренье всякий раз с изумлением разглядывал этого свирепого викинга, которого, казалось, знал уже лет пятнадцать. За столом Ролло был дружелюбен, щедр и беспрестанно ласкал красивых лотарингских девушек, которым, кажется, не так и плохо приходилось в объятиях молодого язычника, хотя и поговаривали, что красота жены Ролло не знает себе равных. Но однажды, когда Ролло призвал герцога к столу, Ренье увидел посреди зала свою маленькую, насмерть испуганную жену. В первый миг он едва не зарычал, ослепнув от ярости. Пусть Альбрада ничего не значила в его жизни, но она была его венчанная супруга, мать его наследника, и, увидев её среди викингов, он ощутил почти физическую боль.

Однако оказалось, что Альбрада явилась, чтобы выкупить его.

И произошло чудо: Ролло, этот не знающий жалости язычник, и в самом деле освободил Ренье. Более того, викинг отдал назад большую часть привезенных Альбрадой богатств за мужа, а Ренье при прощании сказал (правда, глядя не на него, а через его плечо на стоящую позади маленькую женщину):

– Ты повеселил мое сердце славными битвами, Длинная Шея. Ты настоящий вождь. Поэтому я отдаю тебя твоей жене, возвращаю и половину того, что она прислала в выкуп за тебя. Давай же осушим мировую чашу и расстанемся друзьями, и пусть между нами воцарятся мир и доброе согласие.

Мир – и Ролло? Слишком долго воевал с ним Ренье, чтобы поверить в подобное. Он молча выпил чашу и уехал, лелея мечту о мщении.

Однако Ролло и в самом деле увел свою флотилию с рек Лотарингии и, как позже узнал Ренье, обосновался на берегах Сены, где ныне считает себя полноправным хозяином и гонит со своих земель как отряды франкских правителей, так и своих соотечественников, осмеливающихся не признать власть конунга Ролло.

Кажется Ренье мог забыть о своих неудачах в противостоянии с Ролло. Но не тот был человек Длинная Шея, чтобы смириться и не мечтать о мщении. И его час еще придет. Однако не сейчас. Ибо теперь у Ренье были иные цели.

Отогнав мысли о былых поражениях, герцог протянул руку и погладил холодную плиту на могиле Альбрады. Господь послал ему добрую супругу. Впрочем, их отношения не изменились и после его выкупа. Она по-прежнему подолгу жила в отдаленных аббатствах, а он носился по стране. Затем она умерла. И не прибери её Всевышний так своевременно, Ренье пришлось бы взять на душу грех убийства жены. Ибо он уже подумывал о новом браке и Альбрада ему была не нужна. Однако… И он слова провел рукой по ее могильной плите: все же она была хорошей супругой. Даже умерла вовремя. Мир, мир её праху.

А потом Ренье вспомнил, что ответил ему король Простоватый, когда он просил руки принцессы Гизелы:

– Дражайший друг, разве вам неведомо, что в роду Каролингов не принято выдавать своих женщин замуж в пределах королевства? И если принцессы не становятся женами властителей иных держав – им следует посвятить себя Богу и отправиться в монастырь. Негоже смешивать королевскую кровь с кровью вассалов и плодить внутри страны все новых претендентов на трон.

– Но ведь Лотарингия!.. – взорвался Ренье.

– Входит в состав моей короны, – невозмутимо прервал Карл Простоватый, расправляя в ногах меховое покрывало. – И клятвами в своей верности вы только подтвердили это.

Ренье был готов удушить его. Пальцы его судорожно сжались, в мыслях комкая жирную шею обидчика… Но он вынужден был сдержаться. Ведь он только начинал путь к короне Лотарингии. И он не варвар с Севера и ему нужно быть принятым среди высшей знати империи Карла Великого. Пусть эта империя и распалась с его кончиной, но права на власть имели только его потомки. И его родичи. Поэтому Ренье было необходимо породниться с Каролингами.

Кровь его похищенной матери что-то значила, чтобы Ренье не лишали его влияния в Лотарингии. Теперь ему надо было добиться нового брачного союза. Ренье не считал себя старым, чтобы вступить в новый брак и всячески подыскивал подходящую невесту. Из Каролингов. Ибо, чтобы там не вещал Карл Простоватый, но высшая знать Европы признавала тех, кто женился на женщинах их крови.

Разве тридцать лет назад граф Вьенский Бозон не добился короны, основываясь на том, что он женат на принцессе Эрменгарде, дочери императора Людовика II?

А на юге Франкских владений возникло королевство Прованс, или, как его именовали по столице в Арле – Арльское.

Был еще бандит из Фландрии Бодуэн Железная Рука, который получил графскую корону, когда перехватил в пути возвращающуюся из Англии вдову англосаксонского короля Юдифь, дочь императора Карла Лысого.

Но самым поразительным был пример короля Эда. Это был поистине беспрецедентный случай, когда малоизвестный граф с окраин оттеснил от власти чистокровного Каролинга. Конечно Эд из рода Робертинов был славен своей защитой Парижа и победами над викингами, и все же при избрании его королем немалую роль сыграло то, что его женой стала своевольная Теодорада Каролинг, сестра этого самого Карда Простоватого. Женщины Каролингов своей кровью возвышали отважных мужчин, делая их законными правителями. Вот и Ренье, самому влиятельному феодалу Лотарингии, для возвышения только и оставалось, что заключить брачный союз с принцессой королевских кровей.

Но ему отказали! Никчемный Простоватый отказал!

Тогда, после отказа в руке Гизелы, Ренье, возвратившись в свои покои, в ярости швырнул о стену редкостное кресло с инкрустациями слоновой кости. Постельничие и пажи, видя, в каком гневе пребывает Длинная Шея, как кролики разбежались и попрятались. Лишь его нотарий грек Леонтий остался сидеть в нише стены, не поднимая глаз от рукописной Псалтыри. И когда Ренье наконец успокоился и вышел подышать на холодную лоджию дворца, Леонтий мелкими шажками приблизился к нему и, зябко кутаясь в меховую пелерину (грек всегда мерз), негромко проговорил:

– Воистину грешно так убиваться из-за невесты, которой вы и в глаза не видывали.

Мягкий голос, иноземный выговор подействовали на герцога умиротворяюще.

– Что ты понимаешь, Лео, мне была нужна вовсе не эта девчонка, а её благородная кровь. Ибо только с такой женой я мог бы поднять вопрос о королевском венце для себя.

– Разве у вас, влиятельнейшего господина в Лотарингии, нет возможности самому венчать себя на царство тут?

– Так поступают лишь варвары-викинги. К тому же среди моих непокорных феодалов всегда найдутся недовольные властью короля Ренье и, сославшись на то, что я узурпировал власть, призовут в страну любого из ближних Каролингов. А вот брак с принцессой сделал бы меня недосягаемым.

– Понимаю, понимаю…

Леонтий стоял рядом, дуя на мерзнущие пальцы.

– У меня на родине, в благословенной Византии, великие воины сами порой венчали себя на царство. Но и там они стремились породниться с порфирородными царевнами. А вам, мой господин, вместо того, чтобы крушить о стену редкое кресло из сарацинских стран, может стоит просто подумать о другой принцессе королевских кровей?

– У тебя кто-то есть на примете? – резко повернулся к своему советнику Ренье.

Это было бы славно. Ибо сам Ренье знал, что дворы Каролингов сейчас как никогда скудны на принцесс. Так, у Людвига Дитя была старшая сестра Эллинрат, но её несколько лет назад похитил маркграф Энгельшальк II. Позднее его ослепили, но это не помешало Эллинрат остаться его верной супругой. Была еще и её племянница Базина, но она, по слухам, впала в буйное помешательство, и её держат в каком-то подземелье и никому не показывают. В землях же самого Ренье обреталась аббатиса Эрментруда из рода Каролингов. Длинная Шея не убоялся бы жениться на ней, хоть ей уже было за шестьдесят, но к несчастью, благочестивая дама сверх всякой меры предалась милосердным делам, водилась с нищими и больными и в итоге заразилась проказой. Говорят, ныне она уже и на человека не похожа – распухший полутруп с вытекающими глазами, все еще дышащий и требующий пищи.

Тут Леонтий напомнил ему о принцессе Эмме из рода Робертинов. Дочь короля Эда, героя защиты Парижа, и принцессы Теодорады Каролинг.

Ренье понадобилось усилие, чтобы вспомнить, о ком говорит его нотарий. Да у Эда были дети, три сына и дочь. Сыновья умерли в нежном возрасте, да и дочь наверняка тоже почила. По крайней мере о ней давно ничего не слышно.

И тут грей Леонтий приблизил к Ренье горбоносое лицо с иконописными очами:

– Вы зря так полагаете, светлейший. У вас, франков, смерти членов королевских фамилий не проходят незамеченными. Я читал ваши анналы и хроники. Их авторы порой забывают упомянуть дату рождения, но смерти – никогда. И если известно, когда умерли сыновья Эда и Теодорады, то о принцессе королевского рода Эмме нигде нет ни единого упоминания.

Теперь Ренье задумался. Эмма – дочь Эда Робертина, короля франков, помазанника Божьего. Племянница самого влиятельного сейчас в Западной Франкии человека – графа Роберта Парижского, младшего брата короля Эда. В свое время этот Роберт и сам мог бы после смерти брата стать королем, и стал бы, если бы сторонники возвышения Каролингов не поспешили короновать Простоватого. Что, однако, не помешало Роберту именоваться герцогом франков, защитником христиан, даже сам Простоватый величал его «вторым после нас во всех наших королевствах».

Размышляя об этом, Ренье ощутил облегчение. Если эта Эмма и впрямь существует, то она, племянника Карла Кародинга и могущественного Робертина, как раз та невеста, которая ему и нужна.

Но тут голос Леонтия заставил Ренье вернуться на землю.

– Дело за малым. Узнать, как обстоит дело с дочерью Эда и где она.

Ренье сразу помрачнел. Вращал машинально на запястье золотой наручень.

– Если о Эмме ничего не известно при дворе Карла, то могут понадобиться годы, чтобы разыскать её. А я не так молод и не могу долго ждать.

Леонтий улыбнулся, поплотнее кутаясь в пелерину.

– Здесь, за дверью, стоит палатин Эврар Меченый. Кому, как не ему, приближенному Эда, дать совет, где может пребывать дочь его былого хозяина.

Однако оказалось, что Эврару ведомо не так уж много. Да, он помнил принцессу еще рыжеволосой девчушкой. Покойница Теодорада тоже была рыжей, и дочь удалась в нее. Но как Эврар ни морщил лоб, не мог припомнить, как сложилась судьба девочки, после смерти родителей.

Зато как раз Эврар и посоветовал все вызнать у важной дамы Автгуды. Недаром та носила прозвище Автгуда Сплетница. И она всегда знала родословную Каролингов, вплоть до побочных отпрысков, прижитых с простолюдинками. Конечно Автгуда важная персона, к ней просто так и не подступишься. И тут Леонтий предложил попросту похитить эту даму. Отвезти ее в старую Молчаливую Башню, а уж там он сможет принудить ее все вспомнить и рассказать без утайки.

Что его нотарий справится, Длинная Шея не сомневался. Леонтий, безусловно, мастер развязывать языки, даже самого Ренье порой пробирала дрожь, когда он ловил дьявольское сладострастное выражение в глазах грека, докладывавшего о проделанной работе. Но что-то сейчас он тянет. Неужто благородная дама столь строго хранит придворные тайны? А если и ей ничего не ведомой?

Ренье уже шагнул к двери часовни, когда на пороге столкнулся с Эвраром.

– Все дьяволы преисподней! Что так долго?

Эврар с поклоном уступил герцогу дорогу, кивнув в сторону любопытных лиц, столпившихся неподалеку монахинь. Пришлось герцогу, сдерживая нетерпение, последовать за придворным к ожидавшим их лошадям. По дороге тот негромко проговорил:

– Автгуда умерла под пыткой.

Ренье уже положил руку на луку седла, но тут резко повернулся.

– Умерла? Что ж, выходит – все зря?

Эврар спокойно сел в седло.

– Как же! Когда это бывало, чтобы ваш грек не справился с работой? Старуха отдала Богу душу, уже когда её оставили в покое. Но Леонтий выглядел вполне довольным. Мне-то он ничего не поведал, оставив себе честь передать все вызнанное светлейшему герцогу.

Ренье торопливой рысью помчался к Молчаливой Башне. После прозрачного воздуха морозного дня из подземелья на него дохнуло смрадом. Немудрено, что Эврар, как и ранее, предпочел оставаться снаружи, Ренье же по выщербленным ступеням сошел под землю.

Леонтий с улыбкой поклонился ему как коронованной особе – трижды в пояс. Его подручные после проделанной работы ели похлебку из общего котелка, чавкая и гремя ложками. Со свету Ренье не сразу заметил тело дамы Автгуды в углу. Его накрыли дерюгой, из-под которой торчали лишь желтые голые пятки. Ренье брезгливо поморщился. В душном и одновременно сыром воздухе подземелья стоял густой дух паленого мяса, крови и пота. Его всегда занимало, отчего при пытках люди столь обильно потеют?